Инстинкт? - Гансовский Север Феликсович - Страница 12

Проснулся. Еще не рассвело.

На груде водорослей никого, одежда девушки исчезла. Неужели одна через пролив?

Побежал на другой край острова, тот, что напротив города. Пляж чист, наши вчерашние следы смел ночной ветер. Но ей не обязательно спускаться в воду по песку. Могла камнями. И если поплыла одна — утонет, уже утонула. Весь вдруг ослабел, потом, справившись с волнением, пошагал берегом, решив обойти остров кругом.

Справа узкое ущелье между скал. Заглянул.

Следы!

Женские, небольшие. Как у Вьюры.

Бросился туда… Нет, не ее. Во всяком случае, не сегодняшние. Потому что слегка занесены песком, здесь, куда не достает ветер. Пробежал дальше. «Стоянка». Следов костра, правда, нет, но у каменной стены аккуратно выровненная груда водорослей, ровно застеленная чистой плотной материей. И вымытая жестяная кружка рядом. Выходит, еще и женщина бывает здесь. Не только Глгл. Может быть, сама Вьюра, а ее испуг, когда увидела остров — всего лишь представление. Но ведь своими глазами видел, как побледнела, как отхлынула кровь от лица.

Ладно. Лишь бы только жива.

Опять бегом у воды. Стена обрыва кончилась.

Отлегло от сердца — вдали на берегу фигурка.

Девушка услышала шаги, не обернулась. Потом в ответ на вопрос, которого я и задавать не собирался:

— Но ведь разум — это так страшно.

Доплыли тем же порядком, как в предыдущий день. Еще стояла предутренняя темнота. На городском берегу Вьюра зашла мне за спину, переоделась. Села на песок, обхватив руками колени.

— Мне надо кое-что обдумать. Вы идите.

Побрел на другой конец города, где позавчера ночевал.

Шагал с ощущением неловкости… нет, вины. Может быть, неожиданная перемена в девушке — ответ на мое хвастовство Землей и Галактической Лигой? Бестактно ведь рассказывать несчастному о своих удачах, бедному о богатстве. Но странно было бы обманывать, утаивая, откуда я сюда явился. В конце концов мой рассказ — призыв к действию… И кто она сама? Если та, за кого себя выдает, если действительно не знала об острове, то скажет о нем всему городу. А если ей принадлежит скромное ложе в ущелье, что тогда? Как мне вести себя с ней?..

Хозяина комнаты застал за его помогающим коротать бессонницу занятием. Соринки собирал.

Увидел меня.

— Башня.

— Что — башня?

Но, как и ожидалось, почтенный маляр прочно замолчал.

Я растянулся на полу. Часа через два старик потряс меня за плечо, отошел к двери, поманил.

Подумал, что приглашает вместе выкупаться. Но оказалось другое. Пошагали внутренней улицей параллельно пустыне. Справа возникла башня. Не так уж она была и разрушена. Мощный фундамент из дикого камня — он же и первый этаж. Со стороны пустыни затворенная большая железная дверь. От камня вверх кирпичная стена с реденькими окнами-бойницами — разрушений тут никаких. Но металлические листы остроконечной крыши проржавели, ветер частью сорвал их, частью изогнул — отсюда мое вчерашнее впечатление разрушенности.

Чего же хочет старик?

Попробовал открыть дверь. Не поддалась — в щель между нижней кромкой и каменным полом прочно забит клин. Но ясно было, что кто-то сюда заглядывает, отметает песок с выщербленных ступеней. Иначе короткую лесенку-крыльцо давно занесло бы.

Через два квартала старик сказал:

— Книга.

И еще через три.

— Искать.

В сравненье с его знакомой мне манерой разговаривать прогресс был удивителен. Если бы чуть побыстрее, три слова, произнесенные в это утро, следовало бы считать чудовищной скороговоркой.

Повернули. Перед нами море, и мы остановились.

Весь пролив между пляжем и островом усеян головами плывущих иакатов. Одни своими силами, другие, — держась за доски, бревна. У кромки берега десятка три народу. Не загорают, как обычно, а стоят, слушают объяснения высокого блондина Из редакции.

Откуда-то вывернулся крепыш — насколько помнил, его имя Крдж.

— Ну как? — крепко встряхнул мне руку. — Разобрали пол в том вон пустом доме. Вечером сделаем большой плот.

— А где Вьюра?

— Водит людей по острову. Некоторые сначала боятся. Двое вообще не смогли выйти, вернулись. Но желающих много.

Выходит, началось. Молодец же Вьюра. Напрасно в ней разочаровывался… Хотя разочаровывался ли? Вру ведь себе. Только расстроился. И за нож нельзя ее упрекать. Разум по сравнению с ритуалами действительно страшно — ответственность же, а не то что всякий раз «Выходите по одному».

Решил было плыть на остров и сразу же передумал. Правильнее не лезть на глаза, если так расстались. Сам-то уже знаю, что сегодня делать. Башня — старик только что намекнул!

— Днем займемся переправой, — сказал Крдж. — А вечером собирается Совет. Вас ждем обязательно. Совет Общественного Действия, СОД. — Кивнул, побежал куда-то.

На центральном проспекте тихо, как вчера. Видимо, до города еще не дошло насчет острова. Стали со стариком в очередь к столовой, и я задумался. Не пошлет ли букун снова на песок. Решил ограничиться половинной порцией каши, но рука, поспешно действуя ложкой, сама очистила миску до дна.

Пошел проводить старика с его ведерком и кистями. Задумался. С пищей понятно — она в столовых. А как насчет одежды, бумаги на газету, красок? Склады, что ли, какие-нибудь?

— Здравствуйте…

Бог ты мой, Змтт! Со всей историей на острове совсем забыл про чудака. А он на том же месте, где вчера расстались. Неужели торчал здесь почти сутки? Как вещь.

— Вы куда? Теперь можно с вами?

Я подумал.

— Скажите, Змтт, вы далеко отсюда живете? — Сообразил, что, кроме старика, ни у кого в доме не был. — Можно к вам заглянуть?

Он даже зарделся от удовольствия.

Старый маляр своим путем, а мы прошли улицей, другой. Подворотня, дверь, парадное. На лестнице после горячего солнца прохладно, сыровато. Очень чисто. Хотя откуда мусору взяться, если домашних животных нет и хозяйства иакаты не ведут?

Поднялись на четвертый этаж. Змтт, похоже, был горд тем, что его посещают, и тем, что живет высоко. Толкнул дверь рукой, отступил на шаг.

— Прошу.

Истертый паркетный пол, голые стены, два окна без рам, потолок. Все! Пусто и просторно, как внутри большого чайника, из которого вода выкипела. У старика хоть дощатое приподнятое ложе.

Прошелся из угла в угол. Спросил, есть ли у Змтта постельное белье.

— Раньше, говорят, было в квартирах. А теперь… — Замялся, развел руки. — Вот вторая комната, пожалуйста.

Прошли во вторую. И тут ни стола, ни стульев, ни шкафа, ни полочки с книгами. Даже кружки на подоконнике нет. Личного имущества не больше, чем у рыбы. Вот уж кто действительно не заражен вещизмом, так это иакаты.

— Те два окна во двор, а эти на улицу. Вот, пожалуйста, площадь — видите, кусочек за красным домом. — Змтт вошел в роль гостеприимного и несколько хвастливого хозяина. На лице широкая улыбка. — Вон там одна столовая. А вот эта вторая.

Понятно было, что в квартире только спят. Не читают, не пишут, не рисуют, пища не приготавливается, друзей не принимают. Спросил у Змтта, есть ли у него какое-нибудь занятие, кроме купанья и посещения столовых.

— Занятие? — Подумал, посерьезнев. — Конечно. Когда захочется, на песок… Еще кое-что.

— А именно?

— Ничего. — Заулыбался. — А теперь идите сюда. Какой обзор, а? Станьте вот так.

— Подождите. А откуда в столовые поступает букун?

Молчание. Он смотрел на меня с вежливой улыбкой.

— Кто готовит букун?

Опять молчание. Как будто он не слышит вопроса или вопрос задан на незнакомом ему языке. И та же вежливая ожидающая улыбка.

Переменив тему, я спросил, есть ли у него жена.

— Ушла.

— А дети?

— Был сын. Тоже ушел. — Теперь Змтт не улыбался.

— Совсем, да?.. У вас так бывает?

— У нас все бывает. — На его глазах вдруг выступили слезы, он вытер их внутренней стороной ладони. — Жена ушла по обязательству, а сын так.

— По обязательству?.. Что это значит? Что это вообще такое?

Змтт чуть побледнел. Огляделся. Поднес палец к губам, призывая меня к молчанию. На цыпочках подошел к двери в первую комнату, тихонько отворил ее, вошел туда. Прозвучали легкие шаги, скрипнула дверь на лестницу.