Будет жестко (СИ) - Шварц Анна - Страница 34

Она чуть приподнимает брови и улыбается мне.

— Катя, да все же в порядке. Я понимаю. Мы никуда ведь не спешим.

Профессор, услышав, как я назвала его имя, переводит взгляд с отца, с которым он играл в мрачные гляделки, на меня. О, если б выражение его глаз изменилось в этот момент хоть немного… я б была рада, но такое чувство, словно он себя представляет сейчас в кругу врагов. И я в их числе. Окруженный, блин, но не сломленный.

Блин, чего он начинает-то?

Я чувствую внутри зудящую тревогу.

— Садитесь. — приглашает всех мама, и я, вздохнув, сажусь за стол. Профессор, слава богам, решает не продолжать строить из себя обиженку, и садится рядом со мной. Затем смотрит на пироженку, которую поставила перед ним мама и чашку чая, и небрежно мазнув по крему пальцем, пробует его на вкус.

— Я не люблю сладкое. — говорит он, отодвигая тарелку. Поджав губы, я смотрю на это безобразие. А пальцем зачем было тогда лезть? Мало его пороли в детстве.

— Не понравилось? — спокойно спрашивает его мама, убирая тарелку. — Думала, может это будет по вкусу. Что-нибудь другое будешь?

— Нет. Чай выпью.

Я молча беру ложечку и пробую пирожное. Между прочим, вот это — вкусное, в отличие от вчерашнего Аниного. Очень, очень вкусное.

Интересно, в этой семье принято игнорировать мрачную рожу их сына? Кажется, только я напрягаюсь из-за нее. Его батя просто достает планшет и с пофигистичным видом пялится в него.

— А ты после учебы, Катя? — интересуется мама Влада. — Может, ты хочешь поесть? Я быстро сейчас что-нибудь погрею.

— Ох, спасибо. — я мотаю головой. — Я поела еще в институте, поэтому не голодна.

Какая же она хорошая. Наверное, нужны крепкие нервы и действительно доброе сердце, чтобы продержаться восемнадцать лет с таким сыном. Боже. Я устало подпираю лоб пальцами, поставив локоть на стол и совсем забыв, что это неприлично.

Просто профессор и все это…

Ладно, я съем сначала пирожное. Потому что иначе я реально начинаю чувствовать себя очень напряженно. Отвратительно.

Поэтому я поддерживаю спокойный разговор с мамой Влада, доедаю пирожное и допиваю чай, а потом мы прощаемся. На самом деле стеснение немного уходит, и я начинаю чувствовать себя очень уютно, когда общаюсь с этой женщиной. После нее остается такая светлая легкость в душе.

В отличие от ее сына…Мда.

— Дай, пожалуйста, свой телефон, Кать. — просит она меня, прощаясь. — Влад так и не кинул мне твой номер.

Это гребаное чудовище оборачивается и посылает матери такой взгляд, что пипец. Хорошо, что эта прекрасная женщина смотрела в этот момент в экран смартфона и не видела этого.

— Я забыл. — резко говорит он, сделав четкие паузы между этими двумя словами. Его мама удивленно вскидывает взгляд, почувствовав этот тон.

— Я так и поняла. Чего ты злишься? Если вы поссорились с папой, то я тут не при чем.

— Я не злюсь.

Ага, конечно. Не злится, просто бесится так, что скоро от него во все стороны пар вырываться будет.

Мы обмениваемся с его мамой номерами.

— Я записала. — говорю я через минуту. — Спасибо большое.

— Звони, если что-то понадобится. Хорошей вам дороги.

Когда я выхожу, то на секунду замечаю, как профессор смотрит на мой телефон в руках, в который я забиваю имя его родительницы. Чем он, блин, в этот раз недоволен? Дверь за нами закрывается, и в тот момент, как мы подходим к лифту, я опускаю руку с телефоном, не выдержав.

— Не надо так нам меня смотреть. — резко говорю я. — Хватит, блядь, беситься. Что я тебе сделала? Тебе не кажется, что если тебе неприятно после разговора с отцом, то ко мне можно обратиться за поддержкой, а не сливать на меня негатив? Я бы тебя поняла и постаралась бы хоть выслушать. Мы пара, а не враги или конкуренты. Я очень хочу поговорить с тобой о том, что нормально в отношениях. Иначе, мне кажется, это вскоре станет большой проблемой.

— Цветкова, почему же ты пошла в архитектурный, а не на психологию? — интересуется этот говнюк, нажимая на кнопку лифта. — Тебе бы подошло. И мы бы тогда не пересеклись бы, тебе было бы так классно.

Аргх!

Я закрываю глаза, медленно выдыхая.

Надо спросить у его мамы совет, как оставаться спокойной с этим человеком. У нее наверняка есть какие-нибудь медитативные фишки. Или таблетки.

— Ты закапываешь сейчас наши отношения. — говорю я, когда мы заходим в лифт. Я прислоняюсь рядом с ним к стене, где он стоит, сложив руки на груди. Теперь дверь напротив терпит его мрачную рожу и взгляд, полный ненависти ко всему миру. Сложно, наверное, жить с таким в душе. Придурок. — Можешь прекратить строить из себя черт знает что и просто поговорить со мной? Нормально. Сделай над собой усилие.

— Можешь заткнуться?

Я округляю глаза, услышав это предельно грубое предложение. Затем удивленно поднимаю на него.

— Пошел ты. — вырывается у меня. — Я поеду домой одна. Сиди и дальше лелей свою обидку и ненависть.

Двери лифта открываются и я выхожу наружу, заметив, как взгляд этого обиженного чудовища соскальзывает на меня напоследок и провожает, как прицелом.

Я вылетаю на улицу, в прекрасную солнечную погоду, которую омрачил чертов Владик, думая — на что я вообще надеялась? На то, что это дерьмо можно сделать нормальным? Но ведь изначально было понятно, что это станет провальной затеей. Прямо с первой нашей встречи.

Ненавижу его. Пусть кому-нибудь другому трахает мозги, я не вывожу уже его закидоны.

На мою заднюю сторону шеи внезапно ложится рука и пальцы больно сжимаются, заставляя меня остановиться.

— Ай, блин, больно делаешь! — вскрикиваю я. — Отпусти!

— Цветкова, ты приехала сюда со мной, и я тебя отвезу обратно. — обрушивается на меня холодной волной голос этого мудака. — Садись в машину.

— Нет, спасибо. Пока не научишься нормально говорить, ко мне не подходи. И отпусти. Мне больно.

Пальцы совсем немного ослабляют свой хват.

— Тебе серьезно лучше сейчас уехать со мной. Это будет твой лучший выбор в жизни.

Че? Мои глаза закатываются. Да уж, мой лучший выбор в жизни был бы перевестись сразу в другой институт, как только я столкнулась с ним в коридоре. Жаль, что я его упустила.

— Не думаю.

— Да ты всегда плохо думаешь. — эта скотина внезапно ведет меня за шею к машине, как бы я не вырывалась. И запихивает меня туда через сиденье водителя. Я понимаю, почему и нафига, только тогда, когда пытаюсь уползти от него и выбежать через другую дверь, а он уже садится внутрь, и, наклонившись, перехватывает ручку двери, захлопнув ее и заблокировав замки.

Блин.

— Прекра… — начинаю я, повернувшись к нему, но замолкаю, столкнувшись с его взглядом. Блядь, мурашки размером с таракана от него бегают. Он смотрит мне в глаза и медленно пристегивает меня ремнем безопасности. У меня такое чувство, что еще немного, и этим скользнувшим куском прочной ткани, он меня просто придушит в какой-то момент.

Затем молча садится обратно и заводит машину.

Боже, дай мне сил, а?

Я молча смотрю в окно, и мы молча едем. Становясь мрачнее с каждым километром. Затем у меня вырывается тяжелый вздох. Боже, опять?

— Мы ведь не домой едем. — констатирую я.

— Не-а. — отвечает он. За это «не-а» хочется его стукнуть.

— Опять свяжешь меня и будешь говорить с ножом и пистолетом в руке? За то, что я попыталась наладить наши отношения? Или вообще попытаешься меня утопить, как того чувака?

Он чуть приподнимает и сводит брови. Такое невинное выражение на лице этого гребаного чудовища.

— Цветкова, нет, конечно. Мы просто поговорим в более подходящем месте. Ты хотела этого. Я ведь специально заставил тебя сесть в машину под камерами, чтобы не было соблазна взбеситься еще сильнее и сделать с тобой что-нибудь нехорошее. Если с тобой что-то случится — меня ведь будут трясти.

У меня сейчас губы треснут от того, как я их поджимаю. Гений гребаный, какой великолепный выход он нашел. Я смотрю на время.