Полное погружение (СИ) - Васильев Сергей - Страница 66

— Не по кухне, а по камбузу, — захохотал Ахиллес. — Давайте, я помогу вам перебраться. Ты, Трофим, не в обиде?

— А чего обижаться? Мне вперёд заплатили, я только рад.

— Вот и славно! Поехали!.. 

Поднявшись от причала по каменным ступенькам лесенки-улитки, утопающей в пышных зарослях плюща и жимолости, подушкой лежащих на желтоватых камнях, Вася в сопровождении Пети и Ахиллеса оказалась в небольшом дворике, отгороженном от остальной слободки одноэтажным домом, более длинным, высоким и основательным, чем дом бабы Груни и большинство домов в этой стороне.

В Севастопольской Аполлоновке всего две улицы — Пляжная и Причальная, и один переулок — Яличный. Поэтому Ахиллес, Силантьич и Аграфена Осиповна по-любому приходились друг другу соседями. Её жилище находилось совсем неподалёку. Однако отдельный, изолированный вход с причала к дому яличника и глухая стена здания, отгораживающая двор от слободки, создавали иллюзию уединённой хижины отшельника.

В другое время Васе было бы интересно посмотреть на быт моряка императорского черноморского флота, она бы с любопытством озиралась по сторонам, но сейчас всё её внимание сосредоточилось на летнем очаге с чугунным казаном, за которым копошился, подкладывая дровишки, Даниил Мирский собственной персоной.

Василиса обратила внимание, насколько он не был похож на себя самого недельной давности. Госпиталь — не в счёт, там внешность у человека вообще отсутствует: её заменяет инвалидная маска в больничном антураже, но она сразу же трансформируется при возвращении к здоровому образу жизни.

Даже если исключить госпитальные приключения, Мирский кардинально преобразился. Вместо брендовых шмоток, призванных вызывать зависть всех девиц континента, он был одет в тельняшку с чужого плеча и просторные парусиновые штаны, подвернутые до колен.

— Здравствуй, Даниил, — тихо произнесла Вася, спрятав за спину руки, мешавшие почему-то началу разговора.

— Привет, Лисси, — севшим голосом ответил Мирский, бросив на землю чурбачок, который намеревался разрубить.

Дэн тоже был удивлён, ведь Василиса предстала перед ним в совершенно новом образе. Он видел её пацанкой в джинсах и майке, в роли аристократки на съёмочной площадке и в одежде сестры милосердия — в госпитале, но то был маскарад, и Мирский не фиксировал внимание на театральных метаморфозах. Сейчас перед ним стояла юная девушка в длинном, шёлковом, струящемся по фигуре платье, с растрёпанной шевелюрой и глазами, в которых не было ни дерзкого вызова, ни снисходительной иронии, а только участие и надежда… Да-да, именно надежда на то, что он мог знать неведомое ей самой.

Рядом с Василисой остановился робкий студент в форме железнодорожника, за его спиной, словно гора, вырос Ахиллес, а Мирский всё смотрел на Васю, как очарованный странник, не понимая, как должен себя вести и что говорить. Весь предыдущий жизненный опыт, включая сценический, показался ему фиглярством. Он молчал…

— Ну что, признал таки? — выручил яличник артиста своим вопросом, — вспомнил?

— Да, — охотно кивнул Мирский, обвёл взглядом присутствующих и оговорился, — но не совсем. Надо бы пообщаться побольше, многое — как в тумане.

— Да на здоровье, — благословил Дэна Ахиллес, — разговаривайте, сколько душе угодно, а я пока кулеш доварю и к столу приглашу.

— А мне пора… Пойду я, пожалуй, — заикаясь и сбиваясь, прошелестел Петя, — надо к бабе Груне наведаться, предупредить, что всё хорошо… Да и вообще…

— Ну, иди, коль не шутишь, — яличник дружески похлопал студента по плечу, — кланяйся от меня Аграфене Осиповне и передай, что обязательно зайду проведать.

— Пойдём к воде, — предложила Вася, не обращая внимания на Петю, ревниво стреляющего глазами.

— Пойдём, — просто, без всяких подковырок и шуточек ответил Дэн, удивляясь своей покорности, — нам есть о чём поговорить и подумать.

Вечером море замирает, словно затаив дыхание, и прекращает тыкаться в севастопольский берег своей изумрудной шевелюрой. Вода заметно темнеет и не шлёпает сердито мокрыми ладошками по камням набережной, а мягко их поглаживает. Так домашний кот, капризно ударив хозяина лапой, как ни в чём не бывало трётся о ноги и урчит, словно запоздалый катерок, торопящийся от кораблей на рейде к Графской пристани.

Солнце, медленно погружаясь за горизонт, окрашивает облака в золотисто-розовые оттенки, а море зеркалит эту лилейную палитру, впитывает её, и тянет на дно, превращая в разноцветие подводной фауны.

Лёгкий бриз рвёт летний зной, как промокашку, принося свежесть, наполняя воздух солёным ароматом и шёпотом волн.

Вечер у моря — время, когда не хочется говорить о серьёзных вещах, спорить до хрипоты, суетиться, пытаться срочно доделать то, что не удалось закончить засветло. Южная ночь падает на землю стремительно: только что был виден край земли, сливающийся с водой, как вдруг свет будто выключили, и только отдельные огоньки вдалеке напоминают о конечности самой непроглядной тьмы.

— Как ты можешь объяснить произошедшее? — задал Мирский главный вопрос, когда они с Васей обменялись последними новостями.

— Необъяснимыми возможностями квантовых технологий, — усмехнулась она, присаживаясь на теплый песчаник, ещё не остывший от летнего зноя, — мы с разбега вторглись в область, где привычные законы классической физики теряют силу, а время — только в их рамках — абсолютная и неизменная величина. В теории Эйнштейна время относительно, а в современной квантовой физике этот параметр и вовсе изменяется чуть ли не произвольно….

— А если перейти от теории к практике? — устало спросил Мирский, присаживаясь рядом, — что конкретно случилось?

— Нам грозила опасность, — Вася запрокинула голову, любуясь вспыхнувшими звездами, — и я дала задание квантовому компьютеру сделать всё, что угодно, чтобы спастись. Искин ответил, что в заданных ему параметрах это невозможно. Тогда я приказала расширить параметры — и вот результат…

— Но ты же не заказывала провал во времени?

— Даже не подозревала, что он возможен. Это как у врача: приходишь с проблемным зубом, просишь избавить тебя от боли, а он избавляет тебя от зуба. Технически всё выполнено безупречно: мы просили спасти нас от пожара. Просьба выполнена, услуга предоставлена — получите и распишитесь.

— И как вернутся обратно? — спросил Мирский, словно от Стрешневой зависело, делать это или нет.

— В то же место и время? — усмехнулась Вася, — в горящий заблокированный павильон?

— Нет-нет… Немного со смещением, — смутился артист.

— Вот тут-то и начинается самое интересное, — Вася встала, отряхнула платье, спустилась к самой воде на лавинки, пробуя дотянуться ладошкой до волны, — тут мы переходим от случайной аномалии в область управляемого процесса, а это всегда очень сложно, иногда — неразрешимо.

Неожиданно тёмные, мокрые дощечки причала Васю подвели, она поскользнулась, потеряла равновесие и могла кувыркнуться в воду, если бы ни Мирский, поймавший девушку перед возможным падением.

— Спасибо, — прошептала Вася, упираясь в грудь артиста, крепко держащего её за талию.

— Ты говорила что-то про самый сложный, неразрешимый этап, — прошептал Даниил ей в макушку.

— Это как управляемая термоядерная реакция, — ответила Вася, опустив глаза, — все знают, что надо делать, но никто не понимает, как?

— А, может, так? — произнес Дэн взволнованно, наклонился и прикоснулся к полураскрытым девичьим губам своими.

Василиса затаила дыхание, сжала кулачки и застыла, слыша отчаянно колотящееся в груди сердце.

— Крайне опасный эксперимент, — произнесла она тихо, когда Мирский буквально заставил себя от неё оторваться, — в случае потери управления, в результате термоядерной реакции на месте лаборатории останется многометровая воронка и ни одного живого существа.

— Обещаю приложить все силы, чтобы держать процесс под контролем, — ответил Даниил, прекрасно осознавая, что контролировать себя ему становится всё труднее.