Полное погружение (СИ) - Васильев Сергей - Страница 22

Дверь, с которой она только что бодалась, покачивалась на массивных петлях, то открываясь, то закрываясь, обнажая черный зев загадочного внутреннего корабельного мира. Эта чернота и понимание, что серверное помещение прямо сейчас горит синим пламенем и назад дороги нет, оградили Васю от первой необдуманной попытки юркнуть обратно. Возвращаться было некуда, требовалось произвести рекогносцировку местности и выяснить, не приключилась ли какая беда с буйной Васиной головушкой.

Итак, она каким-то образом оказалось на корабле. Маленький корпус, не больше сотни метров в длину, с надстройкой и одинокой трубой, выглядел поплавком, небрежно кинутым в море. Нос парохода почти полностью зарылся в волны, а корма задралась к небу. Люди, сгрудившиеся на палубе, стремясь добраться до спасательных шлюпок, спотыкались, падали, скатывались по намокшему настилу, цепляясь руками за любые выступающие предметы. Собравшиеся на корабле выглядели испуганными и достоверно аутентичными — сюртуки, фуражки, картузы, сапоги и штиблеты, длинные женские платья — всё, что носили в начале ХХ века. В пресловутом, набившем оскомину сценарии, имела место сцена кораблекрушения. Однако совершенно неожиданный, но очевидный факт перемещения из студии на тонущий корабль Василиса объяснить не могла. Создавалось впечатление, что она потеряла сознание там, а потом её бесчувственное тело перенесли сюда, вышли в море и скомандовали: «Мотор! Начали!» Звучит дико, но предположим, что так оно и есть… А где съемочная группа? Где свет, гримеры, ассистенты? Где все? Куда делся Мирский? Почему, выскочив на палубу, она упала не на него, а на какого-то юношу?

Стрешнева внимательно оглядела морскую акваторию. Длинная, пологая волна, почти без барашков и гребешков, неспешно поднимала и опускала тонущее судно, но казалась абсолютно не опасной и никак не могла быть причиной кораблекрушения. Неподалеку дымила еще парочка похожих пароходов, а между ними сновали юркие военные кораблики дореволюционного экстерьера, однако никто из них не подходил к терпящему бедствие судну, наматывая круги на безопасном расстоянии. «Он что, заминирован?»- промелькнуло неприятное предположение в голове Василисы.

Над носом одного из маленьких юрких корабликов, худых, как рыбка-скалярия, вдруг возникло белое облачко, и до Василисы тут же долетел раскатистый звук выстрела, потом еще один. Куда и зачем палил эсминец, а Василиса предположила, что это именно он, Стрешнева не поняла, но нервозности и живости эта канонада добавила всем — и самой Васе, и народу, скопившемуся рядом со шлюпками и даже обмякшему представителю мужеского пола, пытающемуся встать на ноги.

Пароходик тем временем полностью развернуло боком к волне и резко тряхнуло. Труба приподнялась над надстройкой, рубка перекосилась, и из неё во все щели повалил грязно-серый дым. Бахнуло так, что Василиса снова распростерлась на палубе, прикрыв голову руками. За борт в воду упали какие-то обломки, по палубе разлетелся разнокалиберный мусор.

— Котёл взорвался! — завопил чей-то высокий голос.

— Без паники! Без паники!… — кричал непрерывно офицер в старомодном дореволюционном кителе, руководящий посадкой людей в шлюпки.

Загнав на задворки сознания вопрос, как она вдруг из студии попала на судно, Вася, с надеждой оглядев корабль и море, так и не обнаружила никого из съемочной группы. Осталось изучать то, что находилось к ней ближе всего.

Стрешнева пригляделась к лежащему перед ней мужчине, на которого она так неудачно приземлилась. Хотя, какой там мужчина⁈ Совсем пацан. Максимум — студент. Внешних повреждений нет, за исключением рассеченной брови. Кровит сильно, но жизни не угрожает. Растрепанность и блуждающий, расфокусированный взгляд делали раненого настолько похожим на мультяшного персонажа, что Вася невольно улыбнулась. Безжалостно оторвав подол подъюбника, она перевязала голову страдальца относительно ровной полоской и слегка пошлёпала его по щеками. Раненый попытался улыбнуться и невразумительно замычал.

— Это что, я тебя так?

— Нет, что Вы, это лебедкой… Больно…

— Давай, Масяня, вставай! — Вася нетерпеливо дернула его на себя, — останемся на месте — сгорим или утопнем. Тебе какой вариант больше нравится?

— Я не Масяня, — запротестовал соратник по несчастью, пытаясь опереться на спасительницу и привстать.

— Добро, ковбой, буду звать тебя Том Харди. Только давай, поднимай свою тощую задницу. Пойдём отсюда, пока нас не придавило и не смыло.

Более изумленного взгляда, обращённого на неё, Василиса не видела никогда. Она даже смутилась, неправильно его интерпретировав. Ну да, макияж и прическа — не идеальны, но ведь не настолько всё плохо, чтобы смотреть на неё, как на болотную кикимору.

Между тем, кораблик еще больше опустил нос. Его снова тряхнуло на боковой волне. Теперь Вася повалилась ничком на палубу, а спасаемый ею раненый оказался сверху.

— Простите великодушно, — прошептал он смущённо, неловко сползая со Стрешневой в попытке встать на ноги.

— Я, право, не хотел… Мне крайне неловко…

— Слушай, Масянь, не причитай, как опоздавший на свидание со своей совестью, — фыркнула Василиса, отодвигая от себя парня, пребывающего в легкой прострации, что было видно по блуждающему взгляду. — Хоть тушкой, хоть чучелом, но давай карабкаться к шлюпкам. Ты в таком состоянии — не пловец, да и я — так себе амфибия.

— Меня зовут Петя, — прохрипел «Масяня», и его стошнило.

— Ну всё, пипец, сотрясение мозга, — Вася подняла глаза к небу и зацепилась взглядом за спасательный круг. Краска с надписью «Транспорт 55» облупилась, и стала видна другая, старая — «Rockcliffe» и год — 1904. Тысяча, под хвост ему дышло, девятьсот четвертый год самого что ни на есть ХХ века….

— Петя, ущипни меня, — прошептала Василиса. — Ай!

Этот стервец, оказывается, обладал завидным слухом, а потому с готовностью цапнул даму за лодыжку и преданно смотрел снизу вверх, пытаясь улыбнуться.

— Давай вставай, шалун, — фыркнула девушка и протянула «Масяне» руки, — обопрись на меня, неровен час — за борт свалишься. А какая сегодня дата, помнишь?

— С утра было июня 30-го лета 1916-го, — услужливо ответил юноша, с удовольствием принимая помощь.

— Мамочка! Господи! — делая шаг к спасательным средствам, вполголоса взмолилась Василиса, больше опираясь на раненого, чем поддерживая его, — дай мне силы проснуться! Верни обратно! Помоги очухаться! Обещаю, что больше никогда не буду всуе общаться с квантовыми компьютерами!

— Простите, сударыня, — промямлил Петя заплетающимся языком, едва переставляя ослабевшие ноги, — вы сейчас к кому обращались? Я не расслышал…

— Иди-те уже! — рыкнула на него Вася, прибавляя шаг. — Береги-те силы и запасы слов. Вам, по результатам собеседования, еще предстоит вступительный экзамен на зачисление пациентом в отделение травматологии…

Петя оценил шутку и смешно одобрительно захрюкал, однако на первых же шагах стал стонать и отключаться.

— Простите, сударыня, а вы… — обратился к Василисе стоящий у трапа офицер.

— Сопровождаю раненого, — отчиталась Стрешнева, надежней перехватив Петю за талию.

— Лежачий?

— Висячий, — вздохнула Василиса, поддержав плечом обмякшего юношу.

— Третья шлюпка, слева, крайняя, прошу…

Дежуривший матрос легко подхватил Петю под мышки, переместил его на нос, уложил на пайолы, под которыми хлюпала грязная, вонючая вода.

— Держите ему голову, барышня, — попросил он так, словно скомандовал, критично осмотрел Васино легкое платье и накинул на плечи девушке черную форменную тужурку, насквозь пропахшую табаком и машинным маслом.

Василиса благодарно кивнула, уселась на деревянный настил, чувствуя, как холодит кожу мокрое платье, положила голову раненого себе на колени и ещё раз убедилась, что не спит и не бредит — уж слишком живая картинка была перед глазами, а осязание, слух и обоняние делали её до предела достоверной. Оглянуться вокруг, найти хотя бы какие-то признаки ХХI столетия. Ни одного! Очуметь! Внешний вид людей, пароход и шлюпки, даже руки матроса с въевшейся в кожу угольной пылью — всё настаивало на её неожиданном пребывании в прошлом. 100 с лишним лет назад…