Зимнее солнце - Аксой Бейза - Страница 28

Он бросил тачку, которую катил в мою сторону, держа за ручки с обеих сторон, снял перчатки и кинул их на дрова.

– Испокон веков местные жители приносили жертвы озеру, охотясь в окрестностях и убивая диких животных. Говорят, что в течение долгого периода охотились исключительно на волков. Есть много старых бессмысленных историй. Никто не знает, кто их придумал.

– Что за истории? – Мои брови взметнулись вверх от удивления.

Он громко вздохнул, снова взялся за тачку и покатил ее в сторону дома.

– Давай, пойдем. Стало холодно.

Я промолчала, но его нежелание отвечать на мой вопрос вызвало во мне раздражение. Когда он зашел в дом, я потерла руки и не могла не признать, что он был прав насчет холода. Деньги, потраченные на пальто, оказались потраченными напрасно, потому что оно совсем меня не согревало.

Я посмотрела на птицу, пролетающую на фоне полной луны, а затем на движущиеся облака; через несколько секунд лунный свет полностью скрылся, и наступила темнота. Я поспешно направилась к дому и, добравшись до крыльца, обернулась. Вокруг не было ни души. Войдя через приоткрытую дверь и закрыв ее, я увидела, что он сидя на корточках разжигает огонь в камине. Возле серванта и на столе горело несколько свечей.

Дверь на кухню была открыта.

– Я проверю состояние твоего волка, – сказала я, вынимая руки из карманов.

Огонь, зажженный под дровами с помощью клочка бумаги, извивался и тянулся вверх, касаясь каминной решетки. Мужчина посмотрел мне в глаза. Отблески красного пламени отражались на его лице.

– Ладно, – сказал он спокойным голосом.

Ладно? Закатив глаза, я тяжело вздохнула и побрела в сторону кухни. Как он мог сказать просто «ладно»? Я не хотела показывать ему свою слабость, несмотря на то что страх сковывал меня с того момента, как я поднялась на гору, но я ожидала, что он встанет и пойдет со мной. Что, если волк очнется, когда я буду одна на кухне, и от боли набросится на меня? Тогда я точно умру в этом доме в горах.

Я оказалась в западне. Я в буквальном смысле оказалась в ловушке. Мой импульсивный порыв стал источником проблем. Мне стоило свернуть с этого опасного пути еще тогда, когда я была в кафе. В один и тот же день на меня напали и волки, и шакалы. А что будет с утра? Кто может гарантировать, что меня не растерзает медведь, как только я открою дверь?

Вдобавок ко всем моим несчастьям, я могла подхватить бешенство, и если это так, то все мои старания окажутся напрасными, поскольку от этой болезни нет спасения.

Я взяла свечу и, не сводя глаз с волка, осторожно поставила ее на столешницу. Без снотворных и успокоительных средств он в любой момент может очнуться, и такое пробуждение может сопровождаться вспышкой агрессии. Способны ли волки осознавать происходящее? Нет. Получается, что связь между этим волком и сородичем горного медведя, сидевшим у камина, могла быть игрой воображения или выработанным рефлексом, возникшим у волка в результате его регулярных визитов.

А это значит, что нет никакой гарантии, что этот волк пощадит меня и не оторвет голову. Тем более если он действительно хотел мне помочь, то мой агрессивный выпад в виде удара ножом был предательством с моей стороны. Кто знает, какой будет его реакция?

Прижавшись бедрами к столешнице и скрестив руки на груди, я посмотрела на волка. Я не хотела приближаться к нему. Его мучительные вопли и неконтролируемые движения, сопровождавшие зашивание раны при помощи степлера, не выходили у меня из головы; он мог бы растерзать руку своего хозяина, если бы между ней и его головой не было подушки. Я не могла не думать о его свирепости.

– Как он? – Он вошел в кухню, вытирая полотенцем мокрые волосы. Мой взгляд переместился с волка на него.

– Хорошо, – сказала я. – Судя по тому, что он все еще жив, внутренних кровотечений нет. – Я протянула руку и убрала высохшее полотенце с раны волка. – Инфекция тоже не попала. Думаю, что он очнется через несколько часов, но ему нельзя будет двигаться.

Он покачал головой, перекидывая полотенце через плечо. Затем перевел взгляд с волка на меня.

– Как твоя нога?

Я отвела глаза. Вдохнув, я посмотрела в кухонное окно, на темный лес.

– Нога в порядке, но если у меня поднимется температура и начнется тошнота, значит, у меня бешенство. Значит, я умру.

Отбросив полотенце, он нахмурился и обошел стол; теперь он тоже вглядывался в темноту леса за окном, а затем повернулся в мою сторону.

– Если к утру прекратятся осадки, то с первыми лучами солнца мы пойдем к дороге. Машина там.

Я кивнула, не сводя глаз с волка. Его дыхание было тяжелым и прерывистым: очевидно, ему было больно.

Потянувшись руками к вискам, чтобы растереть раскалывающуюся от боли голову, я почувствовала желание принять очередную дозу обезболивающего. В этот момент меня осенило, и я начала искать сумку. Вспомнив, где она находится, я быстрыми шагами направилась в гостиную, открыла сумку и стала искать коричневый пузырек с таблетками.

– Что случилось?

Я не заметила, что он шел за мной, но сейчас он стоял у входа в кухню. Взяв пузырек, я открыла крышку, вытряхнула капсулу себе на ладонь, после чего бросила пузырек обратно в сумку.

– Мамины лекарства, – сказала я вполголоса, проходя мимо. – Это рецептурное лекарство. Оно избавит его от боли. – Войдя на кухню, я встала перед столом и перевела взгляд с волка на мужчину. Раскрыв ладонь, я протянула ему капсулу. – Возьми. Ты дай ему.

Взяв таблетку, он открыл капсулу и высыпал порошок в чайную ложку, которую достал из одного из ящиков. Затем он взял крупную деревянную ложку и, без малейших усилий открыв пасть неподвижного волка, всунул ее внутрь и высыпал порошок. Когда он вытаскивал ложку, волк непроизвольно облизнулся, несколько раз тяжело сглотнул и резко закрыл пасть.

На ходу снимая шапку и шарф, я направилась к выходу из кухни. Желая избавиться от боли в ноге, я тоже выпила таблетку. Положив пальто и остальные вещи на кресло, я села на пол перед горящим камином, скрестив ноги. У меня в руке был телефон, но от него не было никакого толку. Пришлось смириться с действительностью.

Прислонившись спиной к креслу, я подтянула ноги к себе и обхватила колени руками. После того как я сняла сапоги, мои ноги в слегка промокших носках замерзли, но огонь в камине набирал силу, и в комнате становилось теплее.

В этот момент я снова увидела его фигуру в дверном проеме кухни. Он явно собирался в коридор, но при виде меня остановился. Что он собирался делать? Что он собирался делать со мной, запертой в этих четырех стенах? Я должна была предположить, что он не поедет в Стамбул, ведь мои слова для него равноценны словам прохожего на улице. Али Фуат не понимал этого?

Он отвернулся; я проследила за его движением и положила подбородок на колени. Мои длинные черные волосы рассыпались по плечам.

Подойдя к камину, он опустился на пол, прислонился спиной к креслу напротив меня, вытянул ноги и сложил руки на груди. Я не понимала его намерений, но мне было все равно. Я хмуро смотрела на него, сохраняя равнодушное выражение лица. Теплый свет камина снова упал на его лицо, выразительно подчеркивая линию его челюсти. Он не переоделся. На нем по-прежнему была футболка с короткими рукавами и спортивные штаны. Возможно, мускулы защищали его от холода.

– Почему ты не смотришь запись поединка? – спросил он, не сводя с меня карих глаз, обрамленных густыми ресницами.

– Ты хочешь, чтобы я посмотрела ее здесь? – спросила я, жестом указывая на висящий на стене телевизор. – Похоже, тебе надоело жить.

– И кто же убьет меня? Ты? – Он чуть приподнял брови.

Мои губы сомкнулись, образуя прямую линию, а на лице появилось отстраненное выражение. С леденящей душу интонацией я сказала:

– Сначала я убью твоего волка. Возможно, я уже убила его. Кто знает, может, доза лекарства, которую я ему дала, была слишком велика и у него уже остановилось сердце?

Эмоции на его лице мгновенно исчезли. Мои слова вызвали у него беспокойство. Вероятно, ему хотелось встать и отправиться на кухню, чтобы проверить своего друга, но он остался сидеть на месте.