Зимнее солнце - Аксой Бейза - Страница 11

Я намылила голову шампунем, тщательно потерла мочалкой тело и смыла всю грязь. Нет. Не всю. Невозможно вымыть голову изнутри.

После душа я завернулась в полотенца и вышла из ванной комнаты. Направляясь на кухню, я увидела Октем, одетую в длинный и теплый кардиган. Она зевала и сонно протирала глаза. Мы были знакомы всего несколько месяцев, но я с первого дня поняла, что мы поладим, потому что Октем была очень непринужденной в общении и никогда не осуждала мои решения. Мы познакомились, когда она искала в университетском общежитии девушку, чтобы вместе снимать квартиру.

После нескольких предупреждений за нарушение правил общежития меня выселили, и мне пришлось искать жилье. Меня огорчала эта ситуация, ведь, чтобы оплачивать квартиру, мне придется продать свой мотоцикл. Тогда я увидела на доске объявлений написанное размашистым почерком сообщение Октем о том, что она ищет девушку для совместной аренды квартиры. Все совпало: она испытывала трудности с оплатой аренды, а я не могла смириться с этими нелепыми правилами.

– Проснулась? – спросила Октем, потирая сонные глаза. Ее темно-каштановые волосы, украшенные двумя яркими голубыми прядями, сохранили легкий рыжеватый оттенок от прежнего окрашивания в оранжевый цвет.

– Здесь был этот бестолковый, – сказала я, входя в свою комнату. Сбросив полотенце, я надела черные трусики, спортивный бюстгальтер и лосины. Надевая футболку с эмблемой моей любимой команды, я заметила, что Октем подошла к двери в мою комнату.

– Ничего себе негодяй, неужели он провел здесь всю ночь? – выражая недовольство и возмущение, она собирала волосы в пучок, используя резинку, которая была у нее на запястье. – Вчера вечером он проводил меня домой. Ты уже спала. Когда он уходил, у меня не получилось закрыть дверь. Он сказал, что проверит, но ничего не смог сделать. Потом мы решили что-нибудь выпить…

– Октем, мы не приводим домой парней. Мы обсуждали это. – Я быстрыми движениями расчесывала волосы. У меня не было времени их сушить.

– Я знаю, но мне очень хотелось спать, и я просила его уйти несколько раз. Наверное, он уснул рядом со мной. Мне жаль, что вы столкнулись утром. Он тебе что-то сказал?

– Ему не нужно было ничего говорить, его глаза говорили за него, – проворчала я, выходя из комнаты. Мне нужно было быстро сделать себе тост, иначе я рисковала упасть в обморок прямо на улице.

– Не выходи на улицу с мокрыми волосами: можешь заболеть и будешь мучиться от головной боли.

Я зашла на кухню и обнаружила, что она прибрана. Вчера вечером я оставила здесь беспорядок и не помню, чтобы убиралась.

– Это ты здесь убралась? – спросила я, повернувшись к Октем, которая шла за мной следом. Я положила чеддер, фета и перец капиа между двумя ломтиками хлеба, засунула в тостер и нажала на кнопку.

– Да. Он тоже помогал, – пробормотала Октем, присаживаясь на стул. – Ты будешь сушить волосы?

– Нет. У меня нет времени.

Я вернулась в свою комнату и начала рыться в ящиках в поисках носков. Обнаружив пару черных, присела на корточки и начала быстро их натягивать. Октем опять пришла следом за мной.

– Твоя голова будет еще больше болеть. Ты и так слишком часто пьешь обезболивающие.

– Я надену шапку, а волосы высушу там, – быстро ответила я. Октем обожала играть в дочки-матери. Несмотря на то что из нас двоих более чувствительной выглядела она, на самом деле такой была я; она выглядела более безрассудной, но на самом деле такой была я. Это я играла с огнем.

– Сегодня обедаешь у мамы? Мне нужно знать, сколько порций готовить.

Выпрямляясь, я сделала резкий вдох, сглотнула и на несколько секунд застыла, глядя в потолок. С того дня я ни разу не была у мамы. Я даже не разговаривала с ней. Я просто старалась привести в порядок мысли. Деканат постановил, что я должна приостановить обучение в этом году без потери стипендии, и с тех пор я пытаюсь собраться с силами.

Или, наоборот, я еще больше расслабилась. Не знаю.

Покачивая головой, я положила в сумку сменную одежду, телефон и ключи.

– Я, наверное, приду, соберу чемодан и потом поеду. Автобус отправляется в обед.

Я хотела провести этот Новый год с мамой. Мне хотелось купить килограмм каштанов и поджарить их в деревенской печи, надеть теплые носочки, устроиться на полу в позе лотоса и пить ароматный чай, чувствуя, как изящная армуду[8] согревает ладони. Мне хотелось выйти из дома и полежать на снежном покрывале, укрывшем сад, надеть сапоги и с рассветом отправиться в соседнюю деревню, купить свежего молока и вскипятить его в котелке. Накрыть на стол завтрак, прежде чем проснется мама, и не вставать из-за стола до самого вечера.

Там мне станет лучше.

– Как твои руки? – поинтересовалась Октем, открывая тюбик с кремом, стоящий на столе, и вдыхая его аромат. Она выдавила немного крема на ладонь и круговыми движениями втерла в кожу рук.

Непроизвольно я перевела взгляд на свои руки. Они были худыми и изящными, с длинными тонкими пальцами. Моя кожа, как и кожа моей матери, была светлой и сияющей, сквозь нее просвечивали вены сине-фиолетового цвета. Несколько недель назад, когда я была занята учебой, работой в больнице и домашними делами, этими руками я писала конспекты, брала кровь на анализ, зашивала трупы и – изредка – готовила макароны. Сейчас же я учусь наносить ими удары. Поэтому мои костяшки кровоточат.

– Все в порядке, – сказала я, сжимая и разжимая кулаки. Мои руки были в порядке. – А ты что собираешься делать на Новый год?

Октем шумно выдохнула. Она прислонилась к дверному косяку и откинула голову назад.

– Не знаю. Возможно, с ребятами с нашего факультета пойдем гулять в Таксим или Бейоглу[9].

Я кивнула. Даже если бы она сказала, что будет сидеть дома и скучать, я не смогла бы изменить свои планы, потому что они были известны еще несколько недель назад. Но сейчас, зная, что она пойдет гулять с друзьями, мне не нужно терзать себя чувством вины за то, что я оставила свою соседку одну. Несмотря на то что я не отношусь к числу людей, которые легко сходятся с другими и заводят отношения, Октем была рядом со мной с того дня, как я потеряла брата, и поддерживала меня всеми возможными способами.

Я спрятала волосы под темно-красной шапкой. Накинула толстое черное пальто и обмотала шею шарфом. Мой тост немного подгорел, однако был вполне съедобным. Надев сапоги и закинув сумку на плечо, я направилась вниз по лестнице. Тост успел остыть, но я уже съела половину.

Холод сковывал прохожих, заставляя их прятать лица в воротниках пальто. Их дыхание вырывалось клубами пара, растворяясь в морозном воздухе. Работники торговых лавок, вооруженные кирками и лопатами, расчищали тротуары от сугробов. Несмотря на небольшое количество машин на дорогах, город наполнял такой шум, будто по нему мчались сотни автомобилей. Половина проезжей части была занята снегоуборочной техникой и разбрасывающими песок машинами, которые боролись с последствиями снегопада.

Я доела тост, вытерла руки салфеткой и выбросила ее в урну. И дойдя до автобусной остановки, я засунула замерзшие руки в карманы, пытаясь согреться, и в этот момент почувствовала, как в сумке завибрировал телефон. Но поскольку я прекрасно знала, кто звонит в это время, мне не хотелось лезть в сумку даже для того, чтобы отклонить звонок.

– Девушка, – окликнул стоящий рядом мужчина лет сорока, который, как и я, ждал автобус. Он кивнул в сторону сумки, висевшей на моем плече. – Кажется, у вас звонит телефон. Слышна вибрация.

– Я знаю, – произнесла я тихим голосом и, растянув губы в фальшивой улыбке, отвернулась в сторону, так и не предприняв никаких действий.

– Вы не ответите?

Вместо того чтобы отвечать мужчине, я сняла сумку с плеча и расстегнула молнию. Я разозлилась – и на звонившего, и на свой телефон за то, что он так сильно вибрирует, и на стоявшего рядом со мной мужчину, который вмешивался не в свое дело.