Антропология недосказанного. Табуированные темы в советской послевоенной карикатуре - Шевцова Анна - Страница 5

В последнее время материалы из «Крокодила» активно привлекают и к социоэкономическим исследованиям[62], не говоря уже об истории повседневности[63] или спорта[64]. Однако мы в первую очередь сделали акцент на двух темах, еще не получивших должного освещения: национальной политике и маргинальных аспектах культуры повседневности.

Естественно, что цель данного исследования – рефлексия повседневности сегодняшней.

И в данном случае влияние визуальных образов, сформированных у нескольких советских поколений, трудно переоценить. Для своего времени именно «Крокодил» стал своеобразной фабрикой мемов[66], формирующей стереотипы и паттерны поведения, фреймирующей взгляды на мир. Картина мира, сформированная крокодильскими иллюстраторами, до сих пор жива, несмотря на то, что она могла казаться примитивной.

Отдельно надо сказать о хронологических рамках исследования. Как уже было упомянуто выше, мы рассматривали период с 1950-х по конец 1980-х гг. С одной стороны, вычленение именно такого периода может показаться весьма условным, впрочем, как и любая попытка искусственной хронологии[68]. Однако это позволяет проследить континуитет традиций и дать более объемную картину, чем при попытке следовать стандартным временным блокам, например с 1953 по 1985 год: условность стандартной периодизации хорошо видна на практике[69]. При этом основные системные принципы «крокодильской» карикатуры сформировались именно в послевоенный период и просуществовали практически без трансформаций до самого конца 1980-х годов.

Книга состоит из двух частей. Первая целиком посвящена тому, как в советской послевоенной карикатуре изображались, а иногда и не изображались этносы Советского Союза.

Разумеется, «Крокодил» не может служить единственным источником представления о визуальных образах народов СССР. В рамках демонстрации преимуществ советской национальной политики и формирования «культурно-исторической общности „советский народ“», тема «дружбы народов» транслировалась по самым разнообразным каналам: детская периодика, кинематограф, марки[71], павильоны ВДНХ, музейные экспозиции[72], танцевальные коллективы[73] и национальные кухни в общепите СССР.

Эти процессы двойного конструирования нации описываются и в мемуаристике.

Через 20 лет, в 1987 году, в год 65-летия СССР, один из авторов этой книги исполняла на школьном вечере роль «узбечки» и «грузинки» в национальных костюмах (несовпадение фенотипов учительницу, распределявшую роли, не смущало совершенно) и старательно перерисовывала по клеточкам гербы соответствующих республик для стенгазеты.

Однако, несмотря на декларируемую заботу об этническом, по сути, народы СССР оставались на правах нацменьшинств[76], и компаративный анализ их визиотипов в советской карикатуре во многом позволяет вновь подтвердить данный тезис.

Во второй части разговор пойдет об универсальных антропологических темах, в силу различных причин остававшихся в «серой зоне», то есть избегаемых официальным советским дискурсом: алкоголизм, адюльтеры и «аморалка», татуировки. В силу традиции советского двоемыслия, или параллельных дискурсов[77], именно карикатура была одной из тех точек, где они могли пересекаться.

Напомним: мы не ставим перед собой цели сделать полный обзор послевоенной советской карикатуры или анализ развития журнала «Крокодил», тем более что такой уже существует[78]. Наши задачи менее амбициозны.

Во-первых, мы стремились показать возможности визуальной антропологии и карикатуры как источника для понимания истории повседневности.

Во-вторых, мы уверены, что гипермифологизация советского периода в массовом сознании[79] явно не способствует развитию российского общества, и в данном случае карикатура и юмор не только позволяют привлечь к теме массового читателя, но и являются крайне важным триггером для исторической рефлексии.