Леонид. Время исканий (СИ) - Коллингвуд Виктор - Страница 30

Я обвел взглядом конструкторов, ища поддержки, и нашел ее в их сдержанных кивках.

— Нам нужны не универсальные монстры, а специализированные. Нормальное, массовое, дешевое дивизионое орудие. Для борьбы с авиацией — скорострельные автоматы калибром 25 и 37 миллиметров. Плюс мощные 85-миллиметровые зенитки с высокой баллистикой. А против танков — легкая, маневренная, незаметная 45-миллиметровая пушка — к счастью, она у нас уже есть. Специализация, товарищи, а не губительная универсальность. Вот ключ к победе.

Возникла тяжелая пауза. Ее нарушил начальник штаба РККА. Александр Егоров, до этого молча слушавший, кашлянул и произнес, тщательно взвешивая каждое слово:

— В доводах товарища Брежнева… есть здравое зерно. Штаб также пришел к выводу, что чрезмерная универсальность повредит боевым качествам. Специализированные системы… пожалуй, предпочтительнее.

Тухачевский застыл, глядя на своего начальника штаба. Его собственный главком публично поддержал его оппонента. Заместитель наркома обороны оказался в полной изоляции.

После того как сама идея универсальности была похоронена приговором начальника штаба, я обратился к командующим округами — людям, которые знали войну не по схемам на картах, а по опыту окопной грязи и свисту пуль.

— Иона Эммануилович, Иероним Петрович, так что же нужно дивизии? Какое орудие вы, как практики, хотите видеть в своих войсках?

Командующий Украинским военным округом Якир и командующий Белорусским Уборевич переглянулись. Эти два блестящих, мыслящих полководца понимали друг друга с полуслова.

— Нам нужна пр’остая и надежная пушка, товарищ Бр’ежнев, — начал Якир своим характерным, чуть картавым голосом. — Мощная, чтобы одним снар’ядом р’азнести пулеметное гнездо. И дальнобойная, чтобы достать вр’ажескую батар’ею.

— И обязательно на рессорах! — подхватил Уборевич. — Чтобы за грузовиком или тягачом таскать можно было, а не на конной тяге, как в Гражданскую. Чтобы за танками поспевала. И чтобы станины были раздвижные, для большого угла обстрела. По сути, — он усмехнулся, — нам нужна все та же наша славная трехдюймовка образца девятьсот второго года, но доведенная до ума, до требований современной войны.

В этот момент я кивнул в сторону конструкторов, завидя, что Василий Грабин, как школьник, тянет руку.

— Товарищ Грабин, вам есть что сказать по этому поводу?

Товарищу Грабину было что сказать!

— Товарищи командиры, — произнес он, — то, о чем вы говорите… такое орудие у нас уже есть. В металле. Мы в инициативном порядке, на своем заводе, разрабатываем и уже готовим опытный образец именно такой пушки: калибр 76 миллиметров. На подрессоренном ходу, с раздвижными станинами, с увеличенной мощностью и дальностью стрельбы. К началу следующего года она будет изготовлена в металле, начнет заводские испытания и весною полностью будет готова к полигонным!

В зале наступила тишина. Произошло то, чего я и добивался. Запрос армии, сформулированный ее лучшими практиками, и готовое предложение конструкторов, о котором никто наверху не знал, сошлись в одной точке. И точкой этой был мой кабинет.

Подойдя к большой черной доске, стоявшей у стены, я взял в руки мел. Его холодная, пыльная сухость приятно ощущалась в пальцах.

— Итак, товарищи, давайте зафиксируем, к чему мы пришли, и сформируем основу нашей будущей артиллерийской мощи.

Мел заскрипел, выводя на доске четкие, ровные строки. Воздух в зале стал другим — из поля битвы он превратился в чертежное бюро, где рождалась новая система.

— Первое. Дивизионное звено. Основа огневой мощи нашей пехоты. Здесь нам нужны два типа орудий. Первое — 76-миллиметровая дивизионная пушка. За основу принимаем проект товарища Грабина. Второе — 122-миллиметровая пушка — гаубица, способная к контрбатарейной борьбе, и 152 мм гаубица, способная разрушать полевые укрепления, — я повернулся к конструкторам. — Задача — создать эти два последних орудия на едином, унифицированном лафете. Это так называемый «дуплекс». Максимальная унификация деталей для упрощения производства и ремонта в полевых условиях. Полагаю, товарищ Петров справится с этой задачей!

Я обвел написанное рамкой.

— Второе. Корпусное звено. Орудия для прорыва. Здесь действуем по тому же принципу. Нам нужна мощная, дальнобойная 122-миллиметровая пушка и 152-миллиметровая гаубица-пушка. И снова, товарищи конструкторы, — я провел на доске соединительную линию, — задача создать их на едином, унифицированном тяжелом лафете. Снова «дуплекс». Думаю, за это должны взяться ленинградские товарищи.

Маханов немедленно взял задание на карандаш.

— Третье. Артиллерия Резерва Главного Командования. Наш тяжелый кулак для взлома особо мощных укреплений. Здесь номенклатура остается прежней, но требует коренной модернизации. Это 152-миллиметровая пушка большой мощности Бр-2, 203-миллиметровая тяжелая гаубица Б-4 и 280-миллиметровая мортира. «Большой триплекс» нужно довести до ума, товарищи. Этим займется товарищ Иванов, конструктор завода имени Калинина, который одновременно назначается начальником Центрального артиллерийского конструкторского бюро.

Я сделал паузу, давая всем осмыслить масштаб перемен.

— И, наконец, четвертое. Зенитная артиллерия. Здесь мы полностью отказываемся от порочной идеи универсальности. Нам нужна эшелонированная система. Первый эшелон, защита войск на марше и на передовой — это массовые, скорострельные автоматические пушки. Предлагаю принять калибры 25 и 37 миллиметров. Второй, объектовый эшелон, для защиты городов и важных объектов, — это мощная 85-миллиметровая зенитная пушка с высокой досягаемостью по высоте. Задача крайне срочная и важная. Предлагаю заявить эскизные проекты, которые будут рассмотрены в ЦАКБ. Кто покажет наиболее перспективный проект, тот и займется разработкой. При необходимости — будем приобретать лицензии. На этом все!

Когда я закончил, на доске была начертана стройная, логичная и сбалансированная система, где каждое орудие имело свою четкую тактическую нишу, а унификация и дуплексы связывали все это в единый производственный комплекс.

— Предлагаю принять данную номенклатуру за основу для разработки всех дальнейших планов по перевооружению Красной Армии, — сказал я, кладя мел на полку.

Возражений не последовало. Даже Тухачевский молчал, глядя на доску с мрачным, отсутствующим видом. Он понимал, что на его глазах только что родилась и была утверждена система, в которой его идеям больше не было места.

А когда военные и конструкторы расходились, я подошел к Уборевичу.

— Иероним Петрович, не помните меня?

Тот благожелательно посмотрел на меня сквозь стекла круглых очков.

— Ну как же, прекрасно помню! Вы награждались за подрыв бронепоезда, так?

— У вас прекрасная память! Товарищ Грабин! Эй, товарищ Грабин, не уходите пока. Я с вами тоже должен перемолвиться парой слов. Итак, Иероним Петрович, буду рад возобновить знакомство! Вы где остановились в Москве? В ведомственной гостинице на Арбате? Приходите к нам в гости на Берсеневскую набережную! А теперь прошу извинить — меня тут товарищ Грабин заждался.

Когда Уборевич ушел, я взял под локоток Грабина и увлек его в дальний угол коридора.

— Василий Гаврилович, вы меня извините, но… а вы точно имеете чертежи дивизионного орудия? Просто насколько я знаю, вы занимались универсальной А-52.

Тут Грабин густо покраснел.

— Вы правы. Чертежей нет. Но я, товарищ Брежнев, все ночи напролет думаю про эту пушку!

— Так-так… Значит, вы даже баллистику ствола еще не просчитали?

Грабин совсем смешался.

— Нет, но я уверен…

— Я тоже в вас уверен. Но пожалуйста — не делайте так больше. Это может очень плохо кончится. Надеюсь, мы поняли друг друга, товарищ конструктор!

Через несколько дней я сидел в кабинете Сталина, докладывая об итогах совещания. Он молча, не перебивая, слушал, внимательно изучая аккуратно отпечатанную на машинке итоговую таблицу с новой номенклатурой артиллерийского вооружения. Когда я закончил, он еще некоторое время смотрел на документ, а затем поднял на меня свои тяжелые, чуть прищуренные глаза.