Бастард Александра (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus" - Страница 27

Эней еще больше нахмурился и процедил, не спуская глаз с главаря:

— Что за вещь?

— Бронзовая статуэтка Афродиты, — бородач раздвинул ладони, показывая размер. — Маленькая такая!

Ощерясь, главарь замолчал, ожидая от грека оправданий, но Эней спешить со словами не стал. Вижу, как он мастерски держит паузу, спокойно встречая требовательно-наглый взгляд эргастерия, и эта его неторопливая уверенность заставляет того нервничать.

Внезапно в эту борьбу взглядов вмешалась Барсина. Разнервничавшись и раскрасневшись, она выкрикнула из своей повозки:

— Мы ничего у вас не крали, но чёрт с вами…! Сколько стоит эта ваша статуэтка, я заплачу⁈

По тому, как надменно скривились губы бородача, понимаю, что именно такой реакции он и ждал. И весь этот демонстративный налёт устроен именно из-за этого.

«Что-то мне это напоминает! — пытаюсь я иронией унять нервную дрожь. — Всё как там, на базаре, только вместо пацанов — бородатые мужики, а вместо живой нахальной девки — холодная бронзовая Афродита!»

Эргастерий удовлетворённо перевёл взгляд на Барсину.

— Это очень дорогая вещь. — Он неторопливо снял овчинную шапку и утёр выбритую налысо голову. — Очень! Хозяева заплатили за неё тысячу драхм серебром.

Цифра астрономическая и только подтверждает мой вывод, что это — чистой воды грабёж и никакой статуэтки не было вообще.

Названная сумма произвела впечатление и на Барсину.

— Вы с ума сошли! — даже не думая сдерживаться, вскричала она. — За тысячу драхм можно купить всё ваше поместье вместе с вами, дурачье деревенское!

Барсина еще не поняла, насколько всё серьезно, и не стесняется в выражениях.

Вижу, как на её оскорбления в глазах бородача промелькнула ледяная безжалостная искра, и мне уже ясно, что нас не собираются оставлять в живых. Сумма специально названа такой высокой. В случае отказа это послужит поводом для начала резни, а в случае попытки откупиться они увидят, где мы прячем деньги.

«Дело пахнет керосином!» — вспыхивает в голове испуганная мысль, и я быстро прохожусь глазами по фигурам грабителей.

Все — рослые, здоровенные мужики; у каждого на поясе широкий тесак, наподобие тех, что носят наши Самир и Торсан. Брони и шлемов, к счастью, нет! На слегка заплывших жирком волосатых телах — лишь грязные хитоны, подвязанные обыкновенной верёвкой.

Из всей банды выделяется только сам эргастерий. У него чистая, даже я бы сказал, выглаженная одежда, широкий кожаный пояс с бронзовыми бляхами, а вместо тесака — ножны с армейским обоюдоострым мечом.

«Все пятеро привычны убивать, — читаю это по сально-предвкушающему выражению их лиц, явно не обременённых интеллектом. — Положат нас всех, и ни у кого из них ничего не ёкнет в душе!»

Барсина разошлась не на шутку, кроя грабителей почём зря, и их главарю это, наконец, надоело.

— Заткнись, сука! — Он зло рявкнул на неё, и та в момент осеклась.

С ней никогда и никто так не разговаривал, и подобная откровенная грубость разом прояснила ей мозги, и она поняла, к какой развязке движется дело. Мгновенно навалившийся страх, как обычно, загнал её в состояние полного ступора, а главарь Парменид осклабился и ещё раз с удовольствием повторил:

— Заткнись, сука, или я тебе брюхо вспорю!

Этот рык главаря послужил сигналом, и его приспешники, скатившись с седел, мгновенно разоружили наших оторопевших рабов. Они оттеснили их вместе со старой Петрой в сторону, а затем грубо вытащили из повозки Мемнона и пинками загнали его и Гуруша к остальным.

После этого Парменид повернулся к нам:

— А тебе, однорукий, что, особое приглашение нужно⁈ — Он зло стиснул зубы и положил ладонь на эфес меча. — Оружие на землю и сам слезай с лошади! Живо!

Мой взгляд метнулся к Энею — что делать? — и тот едва заметно кивнул, мол, подчиняйся.

Сползаю на землю, и меня тут же хватает за ворот чья-то жесткая рука и волочет в общую кучу.

Отсюда вижу, как Эней снял пояс с мечом и бросил на землю. Едва ножны упали в пыль, как грека тут же стянули с коня и, наградив парой ударов ногами, оттащили к нам. Женщин отделили от общей группы, и по тем взглядам, что бросают на них грабители, мне абсолютно ясно, что эти пятеро хотят не просто ограбить нас и убить, но прежде изнасиловать наших женщин.

Во мне всё кипит от негодования и собственного бессилия. Что может десятилетний ребёнок против пятерых здоровенных мужиков⁈ Вся надежда на Энея и Самира с Торсаном, но двое последних стоят, опустив глаза, а у грека на лице полная невозмутимость, словно бы вообще ничего страшного не происходит.

Двое из пятерых грабителей стоят напротив, наставив на нас свои тесаки, а трое других уже решили заняться «делом». Видать, уж больно невтерпёж!

Тот, что помельче, завалил Коки прямо на землю, а второй, здоровый как бык, схватил Арету за руку. У здоровяка сразу не заладилось, и пять тонких девичьих пальцев с грязными обкусанными ногтями впились ему в щёку, оставляя ярко-кровавый след.

— Ай, тварь! — Тыльная сторона мужской ладони наотмашь ударила Арету, опрокидывая ту под колёса повозки.

Этот удар вызвал радостную реакцию у подельников.

— Вжарь ей, Пифон! — загоготали двое их охранников. — Вжарь, а мы потом ещё добавим!

Под общий довольный гам Парменид протянул руку к Барсине, всё ещё сидящей в повозке.

— Какая ты холёная! — На его роже расплылась сальная усмешка. — Иди ко мне, я тебя приголублю!

С ужасом на лице Барсина забилась в противоположный угол.

— Не трожь меня, урод! — истерично завопила она, своим криком заводя насильника ещё пуще.

— Я тебе покажу, кто здесь урод! — зарычал Парменид и, вытащив нож, полез в повозку. — Я тебе сейчас всю рожу разрисую, тогда посмотрим, кто тут урод!

Один из стражей тут же повернулся в ту сторону.

— Подожди, Парменид, нам оставь! — заорал он обеспокоенно. — Потом порежешь!

Взгляд второго тоже направлен не на нас. Он полностью отвернулся и, пуская слюну, смотрит на задранный хитон Коки и её раздвинутые голые ноги.

В этот момент я краем глаза ловлю движение Энея. Его ступня резко бьёт слюнявого под колено, и, вскинув руки, тот валится на землю.

Всё как в замедленной съёмке! Медленно падающее тело, выпученные от ужаса глаза. Медленно падающее тело, выпученные от ужаса глаза. Рука с тесаком неестественно вскинута вверх. Затем, словно в кадр добавили скорости, — это выверенное движение грека перехватывает руку с оружием.

Хруст вывернутого сустава — и тесак уже у грека. Ещё миг, и грабитель валится на каменистую землю, а из перерезанного горла хлещет кровавый поток.

Его напарник успевает лишь развернуться и вылупить изумлённые глаза, когда удар тесака вспарывает ему брюхо.

Кишки вываливаются наружу, и предсмертный хрип оглашает пустыню. Трое оставшихся насильников разом разворачиваются на крик. Ближе всех тот, кто навалился на Коки, — его голая задница белеет между смуглых ног девушки.

Он пытается вскочить, но женские руки, ещё мгновение назад отчаянно упиравшиеся ему в грудь, неожиданно обвиваются вокруг шеи.

— Куда же ты, милый! — шепчет Коки, и её лицо искривляется маской жгучей ненависти. — Сдохни!

Потеряв долю секунды, насильник разрывает эти «любовные узы», но уже поздно. Тесак грека опускается ему на голову. Трещит налысо выбритый череп, кровища рекой заливает лежащую под ним девушку, а Эней уже рванулся к следующему.

Это тот здоровяк, что врезал Арете по лицу. Он успел подняться и, чуть присев в стойке, выставил своё оружие вперёд. Его начальник, Парменид, тоже оставил свою жертву и рванул было на помощь подельнику, но, запутавшись в подушках, упал и упустил драгоценные мгновения.

Я видел Энея в драке на рынке, видел, как учитель дрался на песке ристалища, и вот теперь могу оценить его в настоящем бою.

Здоровяк с расцарапанной мордой явно умеет держать меч. Он не ждёт нападения и атакует сам. Один замах, второй…! Эней держит дистанцию, уклоняясь от ударов. Надсмотрщик ярится, скалясь во весь рот.