Проклятый Лекарь. Том 5 (СИ) - Молотов Виктор - Страница 2

Она признала во мне не просто создателя, а доминирующую силу, которая обеспечила её выживание и очищение.

Инстинкты её первоначальной сущности — кошки — проявляются даже в этой некротической форме. Признание вожака, поиск защиты у сильнейшего.

Природа действительно берёт своё, даже после смерти и магического перерождения. Этот поведенческий паттерн можно будет использовать для управления ею в будущем.

— Что ж, диагностика и санация завершены, — заключил я. — Капитан, Костомар, благодарю за службу. Теперь — следующий этап. Завтра утром мы доставим этого… фамильяра… в клинику для воссоединения с носителем. А сейчас — отдых. Вы его заслужили.

Следующим утром я вошёл в «Белый Покров», неся в руке переноску. Кошка внутри была спокойна. Процедура очищения и демонстрация иерархии дали свои плоды.

Я проигнорировал ординаторскую, откуда доносился монотонный голос Рудакова, читавшего персоналу какую-то лекцию о трудовой дисциплине. Рудаков нейтрализован.

Слушать его бюрократический лепет — неэффективная трата времени. Мои задачи сегодня имели куда более высокий приоритет.

У палаты Ливенталей стоял новый охранник.

— Доктор Пирогов, — он не стал проверять документы. — Проходите, вас ждут.

Система работает. Моё имя теперь звучит как пароль.

В палате было светло и шумно. Граф Ливенталь, восстановленный и энергичный, расхаживал у окна.

Актив «Граф» полностью вернулся к функциональности. На кровати, обложенная подушками, сидела Аглая. Бледная, но взгляд ясный. Основной пациент стабилен, сознание чистое.

— Доктор! Наконец-то! — граф бросился ко мне. — Она не говорит! Это же катастрофа!

Его паника — это «шум». Эмоциональная помеха, мешающая проведению тонкой процедуры. Её нужно было немедленно подавить. Страх родственников — худший враг врача.

— Граф, спокойно, — мой голос прозвучал холодно и ровно. — Ваша паника ей не поможет. Наоборот, она чувствует вашу тревогу, и это ухудшает её состояние. Сядьте в кресло и не мешайте мне работать.

Он замер, затем медленно, как послушный ребёнок, опустился в кресло.

— Мрк фсш! — Аглая издала свой бессмысленный набор звуков, но в её глазах было отчаянное приветствие.

Здоровается. Пытается прорваться сквозь барьер. Какая молодец. Воля к восстановлению — ключевой фактор успеха. Отлично.

Я не стал торопиться. Позволил напряжению повиснуть в воздухе. Затем, с выверенной паузой, я медленно поставил переноску на пол — так, чтобы она её видела.

— Здравствуйте, Аглая Платоновна, — специально с официозом сказал я. — Я привёз ваше лекарство.

Её глаза, до этого полные отчаяния, вспыхнули надеждой. Она узнала. Не увидела, а почувствовала. Она протянула руки к переноске, её пальцы дрожали.

Резонанс. Даже на расстоянии она чувствует свою вторую половину. Связь не просто существует, она активна. Это упрощает процедуру реинтеграции. План был верным.

Они видят чудо воссоединения.

Я вижу сложнейшую операцию по объединению фрагментированной души. Хирургическое вмешательство на уровне эфирной матрицы. Любое неверное движение — и мы получим не здоровую девушку, а пациентку с перманентным раздвоением личности. Но присутствующие об этом знать не должны.

Для них я — чародей. И этого достаточно. Время приступать.

Я открыл дверцу переноски. Кошка не выпрыгнула сразу. Она вышла медленно, с достоинством, и остановилась у кровати, глядя на Аглаю.

Она не только видела, но еще и чувствовала. Потерянная часть искала своё целое. Это упрощало задачу.

— Мы проведем не ритуал, а скорее… хирургическое вмешательство на уровне души, — мой тон был как у хирурга, объясняющего план операции. — Процедура тонкая и требует абсолютной тишины и концентрации. Я буду восстанавливать разорванный эфирный канал между Аглаей и… её фамильяром.

Кошка сама, без команды, запрыгнула на кровать и свернулась на коленях у Аглаи. Инстинкт. Она нашла самое безопасное место. Рядом со своим источником. Это хороший знак.

Пациентка готова к операции. Аглая инстинктивно обняла её.

Я достал из кармана кристалл. Калиброванный фокусирующий кристалл, огранённый по правилам арканной оптики для концентрации потоков Живы и некро-энергии.

Мой скальпель для души, который я нашел у себя еще в бытность первых дней попадания в это тело.

— Граф, отойдите к стене и не двигайтесь. Энергетические потоки могут быть… непредсказуемыми для посторонних, — приказал я. — Аглая Платоновна, положите правую руку кошке на череп, левую — себе на сердце. Закройте глаза и не открывайте, что бы ни происходило. Просто думайте о своём голосе. О том, как вы говорите. Представляйте слова.

Я не просто читал заклинание. Я отдавал команды, вплетая свою волю в ткань реальности, используя кристалл как проводник.

Видел, как тончайший серебряный зонд моей воли коснулся их обоих, находя точки разрыва в их аурах. А затем я начал сшивать эти разрывы, создавая мост, канал. По нему тут же потекла энергия — от Аглаи к кошке и обратно.

Теперь самое сложное. Я активировал некро-зрение на полную мощность. Я увидел его — тусклый, сапфировый сгусток, ядро её речевой функции, запертое в костяной решётке кошки. Теперь — вернуть его на место.

Я направил поток Живы через кристалл, создавая давление, которое вытолкнуло сапфировый сгусток из кошки и потянуло его по восстановленному каналу обратно к Аглае.

В момент, когда энергия покинула её, кошка коротко зашипела. Не от боли. От внезапной пустоты. Как пациент, у которого извлекли инородное тело.

Серебристые нити, видимые даже простому глазу, окутали их коконом. Я же видел, как сапфировый сгусток встал на своё место в ауре Аглаи, интегрируясь в её нейронную сеть. Связь установлена. Канал открыт.

Я разорвал связь. Кристалл в моей руке погас.

— Процедура завершена. Объединение прошло успешно, — объявил я.

Все замерли в напряжении. Аглая лежала с закрытыми глазами, её рука покоилась на костяном черепе кошки.

Прошла минута.

Две.

Три.

Я наблюдал за тончайшим процессом объединения душ. Сапфировая энергия Аглаи речевого центра, которую я вернул на место, теперь вплеталась в ткань её сознания.

Медленный деликатный процесс, похожий на то, как срастается сломанная кость. Любое неверное движение, любой эмоциональный всплеск извне мог вызвать отторжение.

— Может, не сработало? — шёпот графа был полон отчаяния. — Нужно что-то ещё? Например, ритуал посильнее?

— Терпение, граф, — мой голос был ровным, как у инженера, следящего за приборами. — Восстановление эфирных синапсов не происходит мгновенно. Система перезагружается. Любое внешнее эмоциональное вмешательство может вызвать короткое замыкание. Тишина.

Наконец, веки Аглаи дрогнули. Она открыла глаза. Взгляд был уже не чужим, а своим, растерянным. Она облизала пересохшие губы. Из горла вырвался звук, больше похожий на хрип:

— Па… па…

— Да, доченька! Да! Я здесь! — граф наклонился к ней, его лицо было искажено надеждой.

Она сфокусировала на нём взгляд. И произнесла уже чётко, с нотками удивления в собственном голосе:

— Папа! Папа, я говорю! Я снова говорю!

И тут плотина прорвалась.

Ужас, растерянность, беспомощность последнего дня вырвались из неё потоком слёз. Она рыдала — громко, отчаянно, как ребёнок.

Граф, забыв про свой титул и выправку, обнял её и тоже заплакал. Два взрослых человека, сломленные и исцелённые в один момент.

Они плакали. Слёзы радости, слёзы облегчения. Мощнейший, хаотичный выброс эмоциональной энергии. Для них — это катарсис. Для меня — интересный случай психологической реакции человека на экстремальный стресс и чудесное исцеление.

И прелюдия к главному событию.

— Спасибо, Свят! — она повернулась ко мне, её лицо было мокрым от слёз, но глаза сияли. — Спасибо за всё! Ты вернул мне… всё!

И вот оно. Главное событие.

Двойной поток чистой, высококлассной Живы ударил по моему Сосуду.

Девять процентов от первичного пациента — мощный, концентрированный импульс. И четыре процента от вторичного источника — графа.