Венская рапсодия - Дростен Юлия - Страница 36

Часом позже Фанни вышла из омнибуса на Флориангассе. На этот раз, в отличие от ее прошлого осеннего визита, переулок был полон жизни. Магазины работали. Домохозяйки с корзинами спешили от пекаря к мяснику и дальше в овощную лавку. Пенсионеры выгуливали собак. В трактирах люди наслаждались вечером за стаканчиком вина и картами, а на тротуаре дети прыгали на скакалках или играли в салочки.

В трехэтажном доходном доме, где жила Йозефа, все окна были открыты. Пахло едой. На ступеньках у входной двери сидели две девочки и укачивали кукол. Фанни задрала голову и посмотрела на окна квартиры своей старенькой воспитательницы.

— Вы не знаете, дома ли госпожа Пфайфер? — спросила она у девочек.

— Наверняка, — ответила одна из них. — Она почти не выходит.

— Потому что почти не может подниматься по лестнице из-за слабых коленок, — добавила вторая.

Фанни кивнула и нажала на звонок. Прошло довольно много времени до того момента, как голова Йозефы показалась из окна. Сначала женщина смотрела на Фанни, не веря своим глазам, а потом воскликнула:

— Иисус и Мария, детка, что ты здесь делаешь?

Девушка тихонько выдохнула. Если Йозефа называла ее деткой, значит, по крайней мере не сердится. Пока не сердится. Но Фанни и не собиралась давать ей повод.

— Госпожа Пфайфер, у вас найдется для меня немного времени? Я столько всего хочу вам рассказать!

Йозефа еще сильнее высунулась из окна.

— Где твои вещи?

— Я охотно объясню, но не посреди улицы.

Йозефа глубоко вздохнула.

— Ну ладно, поднимайся. Внизу открыто. — Она пробурчала еще что-то, чего Фанни не расслышала, и исчезла.

Когда девушка поднялась на второй этаж, ее воспитательница уже стояла у открытой двери, глядя на Фанни отчасти озабоченно, отчасти строго.

— Что ты снова натворила? — приветствовала она воспитанницу.

— На этот раз ничего. Даже наоборот, — ответила Фанни. Она отметила, что Йозефа всем телом тяжело опирается на клюку, но в остальным выглядит неплохо. — Ах, госпожа Пфайфер, до чего же я рада вас видеть! — Девушка обняла наставницу и поцеловала ее в щеку;

— Я тоже рада, — призналась Йозефа и крепко обняла Фанни. — Входи уже. — Она отпустила девушку и похромала на кухню.

После огромных господских домов, в которых Фанни прожила последний год, квартира Йозефы казалась маленькой и даже убогой. Но здесь девушка ощущала себя дома. Ей все было знакомо: кувшин с подсолнухами на кухонном столе, воробьи, клюющие рассыпанные для них на подоконнике хлебные крошки.

— Будь добра, поставь на стол два стакана, возьми со стеллажа графин и налей в него воды. Я рада каждому шагу, который могу не делать. — Пожилая женщина, тяжело дыша, опустилась на стул и прислонила клюку к столу. — Так ты снова в Вене. Что пошло не так с венгерской баронессой?

Фанни разлила волу по стаканам и откашлялась, после чего объяснила Йозефе, что с молодой баронессой все было в порядке — но не с ее матерью. Макса она упоминать не стала. Ей было понятно, что рассчитывать на понимание в этом случае не стоит.

Но пожилая наставница и без того выглядела озабоченной.

— Теперь у тебя снова нет работы и крыши над головой, — вздохнула она. — И где я только ошиблась, воспитывая тебя?

Фанни протянула руку и погладила сморщенные натруженные пальцы Йозефы.

— Вы все сделали правильно, госпожа Пфайфер. Ошиблась я, годами заставляя себя заниматься тем, к чему у меня не лежит сердце.

— К чему у тебя не лежит сердце, — ворчливо повторила старушка. — Что это за новомодные выражения! Ты забыла, что о тебе некому позаботиться? Работа и не должна нравиться: она должна тебя кормить.

— Но я наконец-то нашла то, к чему у меня действительно лежит сердце. У мадам Моро. Вы ее помните? — спросила Фанни.

— Да, несомненно, — кивнула Йозефа. — Ты будешь ее экономкой?

Фанни помотала головой:

— Гораздо лучше! — Она подробно рассказала о том, как побывала в ателье Сары Моро.

— Обучиться ремеслу стоит денег, — сухо постановила Йозефа, когда девушка закончила. — Они у тебя есть?

— Нет, — ответила Фанни. — Но в моем случае мадам Моро в порядке исключения денег не возьмет. За это я буду обязана первые три года после окончания обучения работать за меньшее жалованье.

Йозефа вспомнила о сберегательной книжке, которую много лет назад открыла для Фанни. Пожертвования анонимного благодетеля были положены под проценты еще на ближайшие четыре года, остающиеся до совершеннолетия Фанни. «Проклятье, — подумала надзирательница, — сейчас детке пригодились бы эти деньги». Но ничего было не изменить.

— Твое жалованье сильно урежут? — спросила она, наморщив лоб.

Фанни покачала головой.

— Мадам очень великодушна.

Сумма, которую девушка обязалась вернуть, была и вправду меньше стоимости обучения.

— Видимо, мадам Моро о тебе очень хорошего мнения, — пробормотала Йозефа. — Ладно. Зато теперь тебе уж точно придется довести дело до конца. И быть может, ты даже окажешься в Вене, когда я отдам богу душу.

— Госпожа Пфайфер, зачем вы такое говорите? Вы больны? — Фанни озабоченно посмотрела на женщину.

Йозефа отмахнулась:

— Вовсе нет! Не считая чертовых коленей, я совершенно здорова. Но я старая женщина, и…

— …Останетесь совершенно здоровой еще долго! — перебила ее Фанни. Она вскочила, подбежала к своей старой воспитательнице и обняла ее. Йозефа ответила ей тем же и предложила остаться на ужин.

— Знала бы я, что ты придешь, приготовила бы что-нибудь особенное, — заметила она. — А так у меня найдется только закуска.

— Холодная еда в такую жару даже лучше. — Фанни встала, чтобы накрыть на стол, затем взяла из кладовки хлеб, масло и прочие припасы и вскипятила воду для чая.

Йозефа собственноручно сделала девушке бутерброд с копченой колбасой и еще один с сыром. Та в это время рассказывала о бесконечных равнинах Пусты с огромными стадами, пастухами, колодцами-журавлями и цыганами, которые летом кочуют от одного двора к другому.

— Я никогда не выезжала из Вены и в такой глуши точно почувствовала бы себя неуютно, — заявила Йозефа и подвинула Фанни доску с бутербродами: — Ешь, детка. Не хватало еще, чтобы ты у меня с голоду опухла. Да, ты знаешь, что приют закрылся? Еще в апреле.

— О нет! — Фанни была поражена.

— Да-да, — подтвердила Йозефа. — Анонимного родильного отделения, в котором ты появилась на свет, больше не существует. Теперь роды принимают только с указанием имен родителей. Кто не может остаться в семье, попадает в недавно открытый Нижнеавстрийский земельный центральный детский дом в Герстхофе, неподалеку отсюда. Государственное обеспечение выдается только в том случае, если родители бедны и не могут содержать ребенка. Родился он в браке или нет, роли не играет.

— То есть теперь пытаются помочь бедным, а не спасти мать от позора внебрачной беременности, как раньше, — отметила Фанни.

— Так и есть, — кивнула Йозефа. — Впрочем, правительственные шишки могут говорить что угодно, а внебрачное рождение было, есть и будет позором и для матери, и для ребенка.

— И приемных матерей больше не существует?

— Теперь в детском доме есть воспитательницы. По-моему, так даже лучше. Приемные матери частенько были настолько бедны, что их интересовали лишь деньги, а не ребенок. Тебя я забрала у мамаши Шиндлер полумертвой. — Старуха сделала глоток чая. — Помнишь, как в детстве ты приходила ко мне и просила рассказать, как я спасла тебя от голодной смерти?

Фанни поставила локти на стол и положила подбородок на ладони.

— Я завидую детям, которые рождаются в наше время. Никто не отнимет у них права знать свое происхождение. Я же никогда не выясню, кто мои отец и мать, правда?

Голос у девушки звучал так грустно, что Йозефе стало больно. Она наклонилась над столом и потрепала Фанни по щеке.

— Да, детка, так обстоят дела с анонимными родами. Пора уже с этим примириться. Тебе есть где спать или хочешь заночевать у меня на диване? — попробовала она отвлечь девушку.