Последний Герой. Том 7 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 19

— Бей его! — крикнул я, и мы рванулись в атаку, рассекая воздух кольями. Человек в чёрном закрутился, его меч шёл по дуге так точно, что казалось: он читает наши мысли. Клинок отбивал удары и возвращал их в пустоту.

Ворон подобрал огромный камень, занёс его над головой и швырнул так, что слышался только свист. Я держался рядом и отбивался палкой, стараясь отвлечь внимание на себя. Камень врезался в спину бойца. Удар пришелся в цель. Он поскользнулся, рухнул на колено, но движения не остановились: это была самая настоящая машина, сбившаяся с рельсов.

Но на него посыпался град ударов.

— Добиваем его! — радостно закричал Ефим и, как зверь, подскочил, хладнокровно врезав обрубком палки по затылку. Тело рывком рухнуло лицом в мокрую землю. Ворон поднял другой булыжник, подскочил и замахнулся, но камень попал не туда, куда рассчитывал, — в плечо, и бой продолжился.

Женя изловчилась и воткнула в поясницу ему кол, так глубоко, что древко хрустнуло. Боец упал. Она вжала его еще глубже, стараясь не дать тому шевельнуться. Ефим, вытирая ладонью кровь с лица, бормотал с удивлением и раздражением что-то вроде: «Ну и прыгун, мать его так».

Противник с колом в спине всё ещё дышал. Женя давила на палку, не давала ему встать.

— Осторожно, — сказал я, вспоминая собственную схватку с Савченко. — Его нужно добить. Он очень живуч.

Ворон поднял камень, чтобы размозжить ему череп.

Но то, что произошло дальше, выбило у нас почву из-под ног. Боец на миг выпустил из пальцев меч и резко развернулся, крутанувшись — а потом ударил рукой по копью. Палка, торчащая в его спине, обломилась с треском.

Обломок остался в пояснице, а он, как зверь, подпрыгнул и сорвался в прыжке, подхватив меч. Ворон уже замахнулся булыжником, но не успел — мелькнул клинок, и рука его оторвалась чуть ниже локтя. Камень, что он держал, вылетел и упал у ног вместе с отрубленной рукой. Кровь хлестала фонтаном. Крик Ворона резал слух— звериный и полный боли.

Я в прыжке вонзил нож в затылок врагу. Казалось: вот сейчас он сдохнет, все. Нож прошёл по шейным позвонкам, сталь заскрипела о кости, я провернул клинок, и кровь брызнула мне на ладони. Другой бы уже упал замертво. Но этот устоял. Он выронил меч и оттолкнул меня так, что я откатился назад.

В его движениях на долю секунды показалась какая-то агония, руки опустились, и я подумал, что всё кончено. Потом в нём будто сработал механизм — звериный рефлекс или нечто более страшное: он, не видя почти ничего, бросился на Ворона. Тот хрипел, держался за остаток руки, пытался перекрыть артерии, но хватка бойца была железной. Они завертелись и покатились вниз по склону, цепляясь за корни и кусты, ломая молодые ели и отбрасывая землю в стороны.

— Нет! — закричал дед Ефим, и его голос разорвал воздух.

Мы побежали к обрыву, ноги подскальзывались на влажной почве. Но куда там… Два тела, сцепившись, ухнули с обрыва.

Мы добежали до края, глянули вниз. Сверху не было видно ничего, только рябь и перекаты пены, где река поглотила их. Внизу — острые камни, водовороты и чертова пучина, что жадно тянула вниз. Шансов выжить у них не было. Тел не видно. Черт!

Мы стояли, дышали тяжело, и минуты тянулись. Ефим опустился на колено, сжимая голову ладонями, Женя стояла с обломком кола в руках. Лицо у неё было бледное. Сергеич испуганно молчал, а я лихорадочно размышлял, что нам теперь делать дальше. Мысли вертелись в голове, как пчелиный рой.

— О, чёрт, — прошептал Сергеич, глядя в место, где лежала отрубленная рука Ворона. — Ну ни хрена себе. Это что было? Это кто ж был⁈ Сука! Чо за терминатор, бл*ть⁈ А?

— Это, — сказал я тихо, — то, в кого нас хотели превратить… уколами.

— Да ну нахер, это же не человек, — испуганно воскликнул он. — Вы видели? Его насквозь проткнули. Ему камнем кости перебили, а он… А он утянул с собой вашего… нашего… Не человек!

— Еще как человек, — тихо проговорил дед Ефим. — Максимка ему ножик в затылок загнал, так кровища человеческая полилась…

— Ты откуда знаешь, что человеческая? — крикливо бросил Сергеич, пряча под громким возгласом страх.

— Много кровушки видел, — ответил Ефим, будто оправдываясь и вспоминая былое. — И животной, и людской. Разная она… Разная. Ох… Жалко нашего здоровячка. Сгинул… Погиб за нас…

Дед покачал головой. А Сергеич сказал ещё кое-что.

— Может, нам туда и не лезть? — предложил он едва слышно. — Если там ещё такие, бессмертные эти мутанты херовы, то они нас порвут.

— А пусть порвут, — с вызовом произнес Ефим. — Я устал, ребятушки, бегать. Мне бы уже косточки где-нибудь кинуть, в землице сырой. Но за вас я побьюсь… до конца побьюсь, шоб не зря сгинуть, не за просто так…

Я отрезал:

— Не говори так, Ефим, нельзя. Мы ещё повоюем. И выживем.

— Уже не все выжили, — тихо сказал он и, как будто исполняя обряд, перекрестился, посмотрел в небо. — Да и Зинаида заждалась меня там. Смотрит сверху…

Тишина повисла тяжёлая.

— Я за то, чтобы идти в поселок, — вдруг тихо проговорила Женя.

— Да вы еб**улись⁈ — вдруг взвизгнул Сергеич. — А если там еще такие?

— Отставить панику, — сказал я ровно. — План не меняется. Если одного убили, сможем и второго. Двигаться будем обдуманно, не растягиваясь.

Я ткнул пальцем вдаль, туда, где над лесом поднимался тонкий столб дыма — маленькая сигнальная метка нашего конечного маршрута.

— Скоро стемнеет, и у нас будет преимущество. Пошли…

Все подчинились.

А я повернулся к реке и проговорил:

— Прости, брат… Не смогли тебя похоронить… по-человечески.

Глава 9

Шульгин через запятнанное окно в кабинете участкового в Заозерске глядел на таёжный посёлок — серые крыши, покосившиеся заборы, мрачные и колючие ели.

За столом напротив — местный участковый, Петя Полухин. Капитан, уже не молодой, с мозолистыми руками. Он наливал кофе из термоса в кружки, смотрел на Николая и щурился так, будто пытался угадать, зачем тот вообще здесь нарисовался.

— Коля, Коля… — пробормотал Петя, поставив чашку и подтягивая рукав форменной рубахи. — Я, хрен знает, откуда он вылез, этот Лёша Прохоренко… Взяли его в Заозерске с угнанной «Нивой». Пришёл будто с рыбацкого поселения на реке, стали выяснять — а он в розыске. Дальше копнули — оказалось, что лодку угнал у местного и, по ходу, грохнул его. И хозяина автомобиля ещё пришил. А вот как он вообще в то рыбацкое поселение попал, я не в курсе.

Петя разговаривал так, как говорят провинциальные участковые.

— Подробнее, — требовательно посмотрел на собеседника Шульгин.

— Да я уже рассказывал твоей начальнице… этой, как ее? Коробовой, — продолжал он. — Дескать, из тайги приплыл на лодке. Лодка та узнаваема, самоделка с мотором, того самого рыбака, которого, похоже, он и отморозил. Сартылай Балтыжаков. Числится вместе с сыном без вести пропавшим. А дальше — больше… Фейсы тут нагрянули, прямо из столицы, прикинь? Забрали шустренько его, а лодку и «Ниву» опечатали.

— И где он сейчас? — поморщился Шульгин.

— Вот незадача… говорят, он не выжил.

— Чего? Как?

— Я хэзэ, Колямба! Слушок прошел — истощение, обезвоживание, или типа того, ага. Пока этапировали — загнулся этот Лёша, и всё. Из него уже не выудишь правды.

— Ну и нафиг ты им вообще отдал Прохоренко? Сам допросить не мог?

— Тю-ю… окстись… Я простой участковый, — воскликнул Петя, вскинув руки. — Моё дело — соседей мирить, непутевых мужиков стращать, чтобы жён не колотили, алкашей гонять и беседы с бабульками на сходе граждан вести. А тут чины повыше нагрянули. Ты смотрю, Николай, тоже не просто так прилетел. В захолущинск наш. А вообще, Коля, ты не похож на мента. Гы… если б не ксива, ни за что не поверил, что ты из нашей братии.

Он сунул Шульгину чашку с кофе и сказал с вызовом:

— Пей, столица! Настоящий… три в одном-на.

Шульгин посмотрел на тёмную жидкость с молочным оттенком, усмехнулся про себя: «Не столица я», а вслух сказал: