Солнечный ветер - Рощин Валерий Георгиевич - Страница 10

Вся жизнь в летных военных городках к этому часу обычно перемещалась из штабов и аэродромных стоянок во дворы типовых пятиэтажек, в Дома офицеров, клубы или в гаражи. Ритвицкий в этом плане ничем не отличался от большинства офицеров – засиживаться в кабинетах не любил, ровно в шесть вечера приходил в летную столовую, ужинал и срывался домой.

Помня его привычки, Сергеев вошел в помещение гарнизонного КПП, предъявил документы с командировочным удостоверением и направился к ровным гаражным рядам, зажатым между тремя панельными пятиэтажками и веткой железной дороги.

Гаражи в военных гарнизонах всегда были значимым, особенным местом. Здесь не только ремонтировали любимых железных «коней», но и обсуждали проблемы вселенского масштаба, отмечали праздники, присвоение очередных званий, рождение детей, спорили и даже пели хором. Тишина тут наступала лишь на пару минут, когда в разнокалиберную посуду разливалось по пятьдесят грамм. Молча выпив, народ морщился, кряхтел, закусывал «чем бог послал» и возобновлял спор с того места, где тот прервался.

Рита был заядлым гаражником. В дальневосточном гарнизоне «Воздвиженка» у него имелся потрепанный «жигуль» третьей модели. До такой степени потрепанный, что его не жалко было ночью спалить и погреться у костерка. Свой «жигуль» он выгонял из гаража ровно в восемнадцать сорок пять. Это был своеобразный знак, говорящий о том, что его хозяин готов к приему гостей. Предварительно Рита расстилал на верстаке свежий номер газеты «Советский спорт», снимал с веревки вяленого леща, ставил на «скатерку» пяток граненых стаканов. И, открыв капот, принимался копаться в моторе…

Первые гости являлись в семь или в начале восьмого. Рита делал вид, будто снимает воздушный фильтр, сам же краем глаза следил за началом грунтовки, разделявшей два гаражных блока. Когда на горизонте появлялась чья-то фигура, Ритвицкий прекращал слежку и с головой погружался в «ремонт».

Поравнявшись с «жигулем», гость притормаживал и здоровался с такой радостью в голосе, будто не видел Риту долгих восемнадцать лет. При этом кивал на торчащую из своего кармана бутылку и произносил дежурную фразу: «Я тут прикупил на всякий случай. Стаканов не найдется?..»

Рита тяжело вздыхал, всем видом показывая, что вынужден оторваться от важной работы, вытирал ветошью руки и кивал в сторону гостеприимно распахнутых ворот: «Где-то там… на верстаке».

Гость нырял в гаражный полумрак, на ходу открывая бутылку. Хозяин гаража нехотя присоединялся; звонко брякнув стаканами, выпивали по первой. Не закусывая, тут же наливали по второй, опрокидывали. Протяжно выдохнув воздух, шарили по карманам в поисках сигарет. А уж после принимались за серебристого леща.

Через час в гараже Ритвицкого весело отдыхало человек десять-двенадцать. Это были летчики, штурманы, инженеры, техники. Разделения по цвету кожи, вероисповеданию, национальности и профессии здесь никогда не практиковалось. Иной раз к компании прибивались военные врачи, метеорологи и даже местные аборигены. Все они неплохо знали друг друга, до мозга костей уважали авиацию и как минимум пару раз в год бывали в гараже у Риты.

Направляясь в сторону местных гаражей, Сергеев с улыбкой на лице вспоминал, как его провожали из дальневосточного гарнизона. Сначала командир полка вывел из строя на общем построении, торжественно объявил о зачислении майора Сергеева в отряд космонавтов, пожелал удачи и крепко пожал руку. А вечером у открытых гаражных ворот Ритвицкого собралась небывалая толпа – человек тридцать или сорок. Вообще-то столь масштабные гулянки обычно устраивались на берегу горной речки, протекавшей под ближайшими к гарнизону сопками. Но в этот раз все получилось неожиданно, спонтанно и само собой. Между гаражами было шумно. Звучали тосты за будущего космонавта, звенела посуда, водка текла рекой.

– Молодость, отменное здоровье, беззаботность, вся жизнь впереди за горизонтом. Эх… – вздохнул Сергеев, повернув за угол крайнего бокса. – Веселое было время.

Оказавшись на грунтовке, он невольно замедлил шаг. По странному совпадению размокшая после дождя дорога разделяла два гаражных блока точно так же, как и в дальневосточном гарнизоне. И точно так же примерно посередине левого ряда были открыты створки ворот одного из боксов. Перед ними стоял автомобиль – белая «Волга» ГАЗ-24 с поднятым капотом двигателя.

– Я буду сильно удивлен, если в этом гараже окажется не Ритвицкий, а кто-то другой, – пробормотал Александр.

Обходя лужи, он медленно приближался к цели. Предвкушая встречу с давним товарищем и однополчанином, он волновался, сердце стучало все сильнее. Хотя полной уверенности в том, что увидит его прямо сейчас, не было.

Внезапно в голову пришла хорошая мысль. «А что, если сразу устроить Владу проверку? – подумал он, подходя к распахнутой металлической створке. – Пожалуй, так и сделаю. Лишь бы внутри оказался именно он…»

Тронув ладонью холодный металл, Сергеев осторожно заглянул в гараж.

Над боковым верстаком склонился мужчина в старом летном комбинезоне и обрабатывал напильником зажатую в тисках металлическую деталь.

«Он или не он? – на миг усомнился Сергеев. – «Советского спорта» на верстаке нет, стаканов и леща – тоже…»

Сделав шаг, он осторожно постучал по створке.

Мужчина замер, положил напильник на верстак, медленно обернулся.

И тихо произнес:

– Мать моя Рита! Я знал, что все хорошие дела начинаются в дождь.

Сергеев достал из сумки купленный в Москве коньяк.

– Я тут прикупил на всякий случай. Стаканов не найдется?

– Сашка! – кинулся к нему Ритвицкий. – Как же я рад тебя видеть! Сашка!!

«Вот и проверил, – подумал, обнимая друга, Александр. – Неужели он лишился своих уникальных способностей? Ведь если бы он их сохранил, то знал бы о моем появлении. И ждал бы. Но на его лице царит полная растерянность. Он даже не сразу меня узнал…»

Рита вырос в сонном и тихом районном городке Южного Урала.

Как и большинство коренных уральцев, он был скуласт, лобаст, широкоплеч, невысок ростом. В темном переулке его запросто можно было принять за уйгура или пешего монгольского воина эпохи империи Тамерлана.

Характерный говорок и провинциальное воспитание тем не менее не мешали ему в мгновение ока становиться душой компании и центром «вселенной», ибо человеческие качества и профессионализм в военной авиации всегда ценились превыше всего остального. Весомым бонусом шли острый язычок без хрящевых тканей и великолепная память, в анналах которой хранились тысячи анекдотов и незаурядных историй.

Про свою малую родину Влад Ритвицкий любил говаривать словами известного классика: «Родятся коренные уральцы на местных литейных заводах; при их рождении присутствует не акушер, а механик с кувалдой».

– Эх, мать моя Рита… Нет, ты все-таки молоток! Это ж надо, кем стал, а?! Космонавтом! На орбитальной станции был! Скоро, наверное, Звезду Героя вручат?

– Да какую Звезду?! За что?! И вообще… довольно обо мне, – отмахнулся Сергеев. Только что он коротко рассказал товарищу о своих «успехах» на орбите и больше не желал возвращаться к надоевшей теме. – Слетал один разок к станции и то неудачно. Так что… лучше ты что-нибудь расскажи. К примеру, о наших сослуживцах-дальневосточниках. Видел кого-нибудь?

Рита как-то сразу потемнел лицом, опустил взгляд.

– Доходят разные слухи. Но лучше б не доходили.

– Чего так? В чем дело?

– Бивень спился, Валерка Золотухин погиб в катастрофе при перегонке борта, Саня Дроздов умер, Кольку Трёкина помнишь?

– Это такой белокурый весельчак родом из Сызрани?

– Ну да. Хороший парень: добрый, улыбчивый. Попивал, правда, но человеком был замечательным – со светлой душой.

– Конечно помню! А что с ним?

– Разбился на мотоцикле. Влад Кудряшов отмучился – цирроз, Борька Маслов уволился, нашел за рубежом родственников и навсегда умотал из страны…