Фортуна Флетчера (ЛП) - Дрейк Джон - Страница 38

Пенденнис заскрежетал зубами и сжал кулаки от гнева. Но он не видел выхода. Он посмотрел на леди Сару и ее сына Виктора, которые теперь вольготно развалились на том самом диване, где он был опозорен. Они улыбались ему с бездонным презрением. Внезапно его челюсть отвисла, когда одна тайна перестала быть тайной.

— Дьяволы! — вскричал он. — Вот как вы поступили с Эдвардом Люси!

— Как вы догадливы, мистер Пенденнис! — сказала леди Сара. — Вы совершенно правы, за исключением того, что в случае мистера Люси я позволила событиям затянуться немного дольше, ибо он оказался на удивление одаренным молодым человеком — в отличие от вашей ничтожной и жалкой особы!

Они весело рассмеялись, и Пенденнис содрогнулся от отвращения.

Но он был сломлен. Так же, как и молодой Люси, он выбыл из этой игры. Все, что он мог теперь сделать для Флетчера, — это написать Ричарду Люси, что он, Пенденнис, должен быть исключен из всех тайн и планов. Ибо все, что он знал, Койнвуды могли вырвать из него силой. Ричарду Люси придется продолжать в одиночку. Пенденнис находил некоторое утешение в том, что, по крайней мере, Люси будет предупрежден. По крайней мере, он будет точно знать, насколько опасным может быть их враг. И в этой оценке угрозы, исходящей от Койнвудов, как и во всех других аспектах своих с ними дел, Пенденнис был совершенно неправ.

21

«Фиандра» стояла на якоре так близко к берегу, что мы могли видеть всю кипучую жизнь большого морского порта. Дел было мало, а впереди — недели ремонта, и мир на берегу манил, как сирены, звавшие Одиссея. У некоторых, как у Норриса Полперро, были семьи, которых они не видели месяцами, и они только и говорили, что о надежде сойти с корабля. Поскольку капитан проводил так много времени на берегу, занимаясь своей политикой, ответственность за предотвращение массового дезертирства легла на первого лейтенанта, мистера Уильямса, который принял обычные меры предосторожности.

Как помощник боцмана, я и сам принимал в этом участие и, в свою очередь, сидел на веслах, медленно обходя корабль на дозорной шлюпке, полной морпехов. Их приказ был стрелять в любого, кто попытается бежать; и твердое обещание порки для всей шлюпки, если кто-то проскользнет мимо нас.

И вот я сделал свой первый ход.

— Почему бы не отпустить на берег хотя бы некоторых из нас? — спросил я боцмана. — Тех, кому можно доверять… Я бы не сбежал, вы это знаете, мистер Шоу, и за своих товарищей по столу я бы тоже поручился. Если бы вы предложили это мистеру Уильямсу, как христианский поступок, он мог бы согласиться. Это дало бы этим бедолагам хоть какую-то надежду, понимаете…

Это был интересный момент. Я был гусыней, несущей золотые яйца, и мистер Шоу не хотел меня терять. И он гадал, какую игру я веду. Он знал, что я умнее его. Он склонил голову набок и почесал щетинистый подбородок.

— Так зачем тебе на берег, а? — спросил он. — И зачем ты хочешь взять с собой этих?

Пришло время выложить мой козырь. Я понизил голос.

— Дело в том, мистер Шоу, я хочу перекинуться словечком с друзьями на берегу. Думаю, я мог бы найти нам покупателя на канат…

На его лице отразилось благоговение. «Фиандра» несла стосаженные пеньковые канаты в двенадцать дюймов окружностью и весом в тонну с четвертью каждый. Он и мечтать не мог о продаже такого массивного и громоздкого предмета, и в его воображении заблестели гинеи. Я видел, что он на крючке, но без паузы продолжил:

— Но мне нужны мои товарищи, понимаете, чтобы все выглядело как надо. Мистер Уильямс ведь не отпустит меня с корабля одного, правда?

Он счастливо улыбнулся и пошел к мистеру Уильямсу, который, как я и думал, оказался восприимчив к идее, исходящей от такой доверенной особы, как боцман. На следующее утро меня и моих товарищей по артели выстроили перед мистером Уильямсом на квартердеке. Новость о том, что кубрику Сэмми Боуна дают увольнительную, облетела весь корабль, и вся команда собралась, чтобы стать свидетелями этого события. И все это одобряли. Все надеялись, что следующая очередь будет за ними. Как прирожденный лидер, мистер Уильямс извлек из этого максимум пользы. Он сразу же выделил меня.

— Флетчер! — сказал он и посмотрел мне прямо в глаза. Я почувствовал себя неловко. — Я решил, что, если этот эксперимент увенчается успехом, все остальные артели получат свой шанс. Так что дай мне руку и свое обещание вернуться через двадцать четыре часа. Я рассчитываю на тебя как на уорент-офицера, что ты проследишь, чтобы все прошло хорошо.

Это было сказано немного с перебором; я был всего лишь помощником боцмана. Но для этого человека было типично делать такие жесты. Я пожал ему руку и пообещал. И так же сделали все остальные: Сэмми, Норрис, Томас, Джем и счастливый, глуповатый Джонни Бэсфорд. Затем команда проводила нас троекратным «ура», когда мы спустились за борт, чтобы нас доставили на берег.

Вскоре мы уже прогуливались по Джордж-стрит в гуще толпы: носильщики, возчики, слуги, дети, собаки, кошки и благородные господа — такова была жизнь Портсмута. Это было чудесно. Кричали разносчики, громыхали колеса, цокали копыта и хлопали двери. Это было похоже на опьянение, и мы весело шествовали с важным видом. Но когда мы проходили мимо большого дома с огромными окнами на первом этаже, Сэмми остановил нас.

— Стоп, ребята, — сказал он. — А вот и мы!

Он указал на одно из окон. При ярком солнечном свете на улице и темном интерьере дома стекла отражали, как зеркало. На военных кораблях не было зеркал для удобства команды, так что это было в новинку. Я увидел счастливые лица моих товарищей, ухмыляющихся мне из стекла. А потом меня как громом поразило. Среди фигур был широкоплечий, мускулистый мужчина, доминирующий в группе. Он был моряком с головы до пят: загорелая кожа, переваливающаяся походка, форма «Фиандры». В точности такое же чуждое существо, которое так напугало меня, когда меня впервые привели на борт военного корабля… и это был я! Это был самый поразительный шок — увидеть, как я изменился.

Мои товарищи смеялись, показывали друг на друга пальцами и строили рожи в стекло, но Сэмми видел, что творится у меня в голове.

— Да, парень! Ты уже не тот, что был, — сказал он. — В чем дело, не нравится?

Я ничего не сказал, потому что не знал, что сказать. А потом мы пошли дальше и гуляли по городу, пока нам не надоело смотреть, и мы не пошли искать, где бы напиться. В Портсмуте была тысяча кабаков и пивных для моряков, и я был рад оплатить выпивку своим товарищам из своих последних деловых прибылей, так что к вечеру мы сидели за столом в общем зале захудалого заведения под названием «Георгий и Дракон». Оно было полно моряков и напоминало мне «Трех голландских шкиперов» в Полмуте, где меня завербовали все эти месяцы назад.

Я решил, что пора поднять деликатный вопрос. Я все еще не упомянул, что не собираюсь возвращаться на корабль, и у меня было неспокойное чувство на этот счет. Проблема была в том, что все мои товарищи обещали вернуться. Лично я пообещал бы что угодно, чтобы получить свободу, но я достаточно хорошо их знал, чтобы понимать, что они могут смотреть на вещи иначе, хотя Бог знает почему. Все они были опытными моряками, которые добились бы гораздо большего на торговом флоте, чем когда-либо на военном.

— Ну что, парни, — сказал я наконец, — что до меня, то с флотом покончено. — Я поднял свою кружку и осушил ее.

Сначала они не поняли, и мне пришлось объяснять, что я имею в виду. Вскоре они уловили мою мысль, и по выражению их лиц я понял, что угадал верно. Каждый из них намеревался вернуться, и, более того, они ожидали, что я пойду с ними.

— Мы должны вернуться! — сказал Сэмми. — А как же остальные? Если кто-то из нас сбежит, больше никого на берег не отпустят. А у некоторых из них в Портсмуте семьи, которых они хотят повидать.

Все они хмуро уставились на меня. Это было как в тот раз, когда я впервые попал в их артель. Я снова почувствовал себя чужаком.