Инженер Петра Великого 7 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 45

Я сознательно сгущал краски, чтобы он понял весь масштаб задачи.

— Так создай их! — его кулак опустился на стол. — Я даю тебе все, что нужно! Деньги, людей, указ за моей личной подписью! Забирай любого мастера, любого купца, любого дворянина! Даю тебе полную волю! Да у тебя и есть такой указ уже! Но чтобы через год у меня был воздушный флот!

Он ставил задачу, в его мире слова «невозможно» не существовало. Государь давал мне карт-бланш, наделяя полномочиями, равных которым не было ни у одного вельможи в Империи.

А что я мог ответить? Два-три шара сделать не проблема, допустим и научить их можно за месяцок-другой. Но хватит ли этого?

Стоило решить стратегические вопросы да нанести на карту жирные линии будущих границ, как воздух в шатре разрядился. Государь опустился на стул. С плеч императора, планировавшего спала вся тяжесть — передо мной сидел просто мужчина, на которого свалился неподъемный груз. Разговор перетек в русло личных просьб.

— Вот что еще, барон, — вздохнул он задумчиво. — Никому, кроме тебя это не доверю. Катерина… Она в Яссах. Жива, слава Богу, хворает. Одна там, среди этих… — он махнул рукой, — … союзничков. А я здесь надолго завязну. Пока с турком мир не подпишем, пока границы не укрепим — не уйти. А ей здесь не место. Воздух тут гнилой, да и опасность велика.

Он поднял на меня глаза.

— Сопроводи ее в Питербурх. Сам. Со своими людьми. Чтобы ни одна собака по дороге не тявкнула. Чтобы целой и невредимой доставил. Это дело государственной важности, понимаешь?

Я склонил голову. Этот приказ делал меня хранителем самого ценного, что было у императора; делал почти членом семьи, посвященным в тайны, которых не доверяли ни Меншикову, ни Шереметеву. Такое доверие возвышало и налагало чудовищную ответственность.

— Будет исполнено, Ваше Величество.

Он встряхнул головой, будто сбросив с плеч гору. Но тут же взвалил на них другую, еще более тяжелую.

— И последнее, — он снова отвел взгляд. — Алексей… Сын.

Он замолчал, подбирая слова.

— Знаю я, что сотворил ты с ним чудо в Игнатовском. Доходят вести. И счет проверяет, и мастерами командует, и в казне твоей Компанейской порядок навел… Но боюсь, — его голос стал почти шепотом, — что все это — наносное. Держится лишь на твоем авторитете, да воле твоей. А стоит тебе отвернуться, стоит мне сгинуть в этой проклятой грязи — и старое болото его снова засосет. Вся эта поповщина, нашептыватели из старых бояр… вытравят из него все, чему ты его научил. Мне нужен наследник с железным стержнем внутри.

Тяжелый, почти умоляющий взгляд вперился в меня.

— Так вот тебе мой наказ, генерал-майор. Не просто учи его — закрепи сделанное. Стань для него камнем, о который разобьются все интриги. Не дай ему свернуть назад. Сломай его волю, если понадобится, но выкуй из него новую. Сделай из него наследника, достойного моей Империи.

Я опустил глаза, скрывая потрясение. Будто завещание. Он передавал мне будущее династии. Я становился чуть ли не регентом при живом царевиче, серой тенью за его троном. Самый опасный подарок, который я когда-либо получал.

— Я сделаю все, что в моих силах, Государь, — ответил я, чуть отойдя от шока. — Стержень в человеке можно лишь закалить, а не выковать из ничего.

— Вот я и надеюсь, что он есть у него, — он с облегчением откинулся на спинку стула. — Ступай. Отдыхай.

Выйдя из шатра, я на несколько мгновений застыл, вдыхая холодный ночной воздух. Голова кружилась. Ну, и влип ты, Петр Алексеевич, по самое не балуй. Раньше ты строил заводы, а теперь тебе поручили строить царя.

Утреннее построение перед рядами гвардейских полков являло собой порядок, выстроенный на руинах вчерашнего хаоса. Петр вышел к войскам. Его голос гремел над притихшим полем. Он говорил о великой победе, о славе русского оружия, о будущем, которое мы отвоевали. И в конце, обведя взглядом застывшие полки, он вызвал меня.

— За беспримерную доблесть и спасение армии из неминуемой гибели, — чеканил он слова, — бригадир Смирнов Петр Алексеевич производится в генерал-майоры!

Вот так вот, официально закрепил за мной мое новое звание. В рядах пронеслось одобрительное угуканье. Память подсказала: да, такое бывало. Петр не раз жаловал чины прямо на поле боя, после особенно знаковых побед. Его фирменный стиль: награда за реальное дело, здесь и сейчас.

Государь сам схватил тяжелый, шитый золотом шарф — знак генеральского достоинства — и накинул его мне на плечи.

— Носи с честью, генерал, — произнес он под одобрительные возгласы армии.

В этот миг я приобрел чин и сотню новых врагов-завистников.

Сразу после церемонии, не теряя ни минуты, я начал готовиться к отбытию. Мне дали сопровождение до Ясс — около трехсот всадников.

Впереди лежала дорога в Яссы, а затем — долгий путь в Петербург. Мне предстояло доставить императрицу, взять под свой полный контроль наследника престола и, между делом, создать с нуля первые в мире военно-воздушные силы.

Глава 19

Залитая обманчиво-теплым мартовским солнцем, дорога в Яссы стала для меня временем долгих и тяжелых размышлений. Полулежа на мягких подушках в трофейной османской карете — комфорт почти неприличный для последних дней, — я слушал мерный скрип колес и цокот копыт гвардейского эскорта. Ленивые блики, плясавшие на позолоченной резьбе, убаюкивали, пытались усыпить тревогу, которая скреблась под новеньким генеральским шарфом. От эйфории после прутской победы и царских объятий не осталось и следа. В голове, вытесняя все прочее, звучал последний наказ Государя, произнесенный перед самым отбытием:

— Мне нужны твои летающие машины, Смирнов! Много! Целая эскадра!

Легко сказать. Первая очевидная мысль: раз одна «Катрина» смогла посеять такой хаос, десять «Катрин» выиграют войну. Во мне немедленно включился инженер: наладить производство стандартных полотнищ, штамповать горелки… План, казалось, безупречен в своей простоте. И от этой-то простоты и становилось тошно, ведь память тут же подбрасывала образы, разбивавшие эту стройную теорию вдребезги.

Резкий толчок вырвал меня из раздумий. Карета накренилась, заскрипела, и за окном раздалась отборная ругань возницы, утонувшая в чавканье грязи. Приехали. Колесо глубоко увязло в жирной, весенней хляби, и спешившиеся гвардейцы уже с шутками и прибаутками подсовывали под него бревна, специально притороченные сзади кареты. Эта проклятая молдавская распутица стала идеальным триггером, наглядно продемонстрировав очевидный грех моего творения — логистику. В памяти тут же всплыли Яссы, превращенные в гигантскую стройплощадку: сотни людей, дни лихорадочной работы, горы материалов. Подобное было возможно в тыловом городе, однако в поле? Вот так, увязнув по ступицу? Армия не станет ждать, пока инженеры разворачивают свой ярмарочный балаган. Двадцать «Катрин» — это двадцать обозов с тканью, смолой, дровами и сотнями людей обслуги. Двадцать медлительных, уязвимых караванов. Прежде чем взлететь, мой небесный флот намертво увязнет в земле. Вывод напрашивался сам собой: будущие аппараты должны быть мобильными, стандартными, а время их развертывания — сокращено с дней до часов.

Когда карета, наконец, дернулась и покатилась дальше, оставив позади вывороченный ком земли, запущенная этой остановкой мысль уже работала, препарируя мое детище.

Первая и самая главная проблема — Огонь. Источник жизни «Катрины» и ее же потенциальный палач. Перед глазами снова встал ревущий столб пламени из «Сердца Дракона»: жар, опалявший лицо, маслянистый чад, сноп летящих во все стороны искр. И все это — возле гигантской, пропитанной жиром оболочки. Я летел внутри пороховой бочки с собственноручно подожженным фитилем. В этот момент один из гвардейцев эскорта, поравнявшись с каретой, высек кресалом огонь, чтобы раскурить трубку. Эта крошечная, безобидная искра заставила меня внутренне содрогнуться. В голове пронеслась картина: такая же, только касательно топливопровода… и все. Наш титанический труд, надежды Государя, да и я сам — лишь огромный, беззвучный огненный шар в ночном небе. Во время вылета меня вытащила слепая удача, однако второго такого подарка судьбы не будет. Строить флот на открытом огне — все равно что вооружать армию летающими самоубийцами. Источник подъемной силы требовался либо принципиально иной, либо абсолютно безопасный.