Неподходящая (СИ) - Резник Юлия - Страница 9

Окей. Наверное, в его картине мира это справедливое замечание.

– Ты меня избил, Никита… А я тебя предупреждала, что если это случится снова…

– Хватит мне угрожать! – Ник начинает злиться. Учитывая, что с ним моя дочь, это не то, что мне нужно. Поэтому я спешу исправиться:

– Это не угрозы.

– А что же?

– Я пытаюсь тебе объяснить, почему поступила так, а не иначе.

– Ясно.

– Куда мне подъехать, чтобы забрать Ками?

– Я и сам ее привезу. Завтра.

– Завтра? – вновь напрягаюсь я.

– А что такого? Ты не переживай. Мы у матери. Она поела, сейчас играет. Дедушка с бабушкой по ней тоже скучали, знаешь ли.

Я делаю медленный вдох, понимая, что спорить с ним сейчас абсолютно бессмысленно. Он ведь все равно сделает по-своему, лишь бы мне назло! Да и сил с ним ругаться нет. Внутри пусто, словно все огнем выжжено.

– Хорошо. Держи меня в курсе. И не пропадай.

– Конечно, – слышу в ответ.

Отбиваю вызов. Трясёт меня, словно в лихорадке, хотя на улице стоит такая удушающая жара, что влага оседает на коже. Заставляю себя подняться и отправиться домой.

«Пришли мне ее фото», – строчу, не глядя под ноги. Пальцы не попадают в клавиши. Я истерично стираю исправленные т9 слова. Пишу новые, натыкаясь порой на прохожих и выслушивая брошенные мне вдогонку ругательства. Пофиг. У меня на лице маска, а внутри такое месиво, что подобные мелочи совершенно меня не трогают.

Чтобы прислать фото сидящей на коленях у свекрови дочери, Никите требуется два, мать его, часа! Это тоже специально. К бабке ходить не надо.

В попытке приблизить завтрашний день, пораньше ложусь спать. Но это абсолютно бесперспективная затея. На эмоциях сон не идет ко мне ни в какую.

Наутро я прихожу в офис раньше всех. Сижу, делаю вид, что занимаюсь делами, а сама в одну точку смотрю. Жду. Не звонка. Хотя бы сообщения. Жду, как давно ничего не ждала. Но телефон молчит.

Геннадий Иванович велит подойти. Я встаю как во сне. Коленки подкашиваются. Документы валятся из рук. Вася бросает на меня тревожный взгляд. Вадик роняет степлер, я вздрагиваю. Пытаюсь себя убедить, что зря так себя накрутила, но выходит, если честно, хреново. Голова кружится. Кажется, зря я не поела…

Вася подскакивает ко мне:

– Ты в порядке?

– Да, да… Просто голова разболелась.

– Иди умойся. Серьёзно. Я Гене скажу.

Кивнув, выхожу из кабинета и беру курс к туалету. Здесь они у нас гендерно нейтральные. Столько копий об это сломано, а ведь в большинстве организаций так всегда и было. Открываю кран. Плещу в лицо водой. На дворе жара – вода не слишком-то и холодная. Но на секунду действительно становится легче.

Именно этот момент Никита выбирает, чтобы, наконец, объявиться. Я машинально прикладываю телефон к уху. Вода стекает с руки прямо в рукав.

– Привет. Где встречаемся?

– Да погоди ты. Я звоню, чтобы сказать, что отдам Ками через пару дней. Она соскучилась. Ты же не против?

– Против, Никита! И впредь буду благодарна, если такие моменты ты будешь со мной согласовывать.

– Зачем ты раздуваешь скандал на ровном месте?

– Верни мне дочь. Сейчас же! – теряю терпение я.

– Ты её увидишь. Не веди себя как истеричка.

– Истеричка?! – мой голос действительно истерично взвивается. Я делаю над собой нечеловеческое усилие, чтобы обрести над ним хоть какой-то контроль. – Я не истеричка. Я мать…

– А я отец! И что?

Голос Никиты звучит насмешливо. Уничижительно. Я слишком хорошо помню эти интонации.

– Просто отдай мне мою дочь!

– И не подумаю. Мы не виделись месяц по твоей вине. Так что считай – я наверстываю.

– Вы не виделись месяц, потому что дочь тебе не нужна!

– Зачем бы я ее забирал? – притворно удивляется Никита.

– Чтобы сделать мне больно, – шепчу я, сжимая до боли трубку. – Чтобы ударить хоть так, если не можешь физически.

– Не выдумывай. Мы просто наверстываем, – фыркает Ник с таким пренебрежением, словно я и впрямь та еще фантазерка, и обрывает вызов. Меня немного ведет. Прикрыв глаза, я машинально делаю шаг назад и вдруг упираюсь… упираюсь… в живую стену.

От мысли, что у моего разговора с мужем были свидетели, бросает в холодный пот.

От свидетеля просто потрясающе пахнет… Он стоит рядом, не шевелясь, будто давая мне право самой решить – хочу ли я обернуться. А я ведь уже знаю, кто там за спиной. Ошибки тут быть не может.

Собрав в кулак все свои силы, поворачиваюсь лицом к Адаму Байсарову. Он смотрит на меня сверху вниз. Молча. Долго. Сведя в одну линию темные густые брови.

– Всё в порядке? – интересуется он негромко. Я киваю в ответ. Горло сдавлено.

– Твоему ребенку что-нибудь угрожает?

– Нет. Он все же ее отец. Просто выводит меня на эмоции.

Адам отступает на шаг, словно давая пространство, но взгляда не отводит.

– Сегодня можешь уйти пораньше. Считай, твой рабочий день подошел к концу.

От чужого участия в моей жизни, пусть даже такого несуразного, свербит в носу.

– Адам Вахидович, – начинаю я, – всё в порядке.

– Ага. Я вижу, – произносит он с легкой иронией. Я отвожу взгляд. Кажется, наш разговор окончен. Но он не торопится уходить. А мне, хоть и хочется со стыда провалиться под землю, все же не по себе оставаться одной.

– Извините, – зачем-то шепчу я.

– Езжай домой, Лейла. Работник из тебя никакой.

Он прав. Но что важнее, у меня совершенно нет сил с ним спорить. Я киваю и, задержав дыхание, чтобы не дать шанса его аромату проникнуть в мои легкие снова, просачиваюсь мимо.

Побросав в сумку вещи, иду к Новикову, чтобы предупредить того об уходе. Но шеф, оказывается, уже в курсе моих проблем.

– Помощь нужна? – хмурит брови. От благодарности у меня перехватывает дыхание. И приходится несколько раз сглотнуть, прежде чем мне удается прохрипеть:

– Пока нет. Думаю, я сама справлюсь.

Меня то знобит, то бросает в пот. Я ежусь, выходя из конторы, хотя столбик термометра уверенно перевалил за тридцатку. Пульсации в ушах аккомпанируют грохот порта и стук моих каблуков о тротуарную плитку. Я перехожу дорогу почти на автомате. В голове пустота, в которой гулко звучит голос бывшего: «Не выдумывай». Словно я и правда себе что-то придумала. Словно и не было синяков, боли, унижения. Всё это я, оказывается, придумала…

Шаг, ещё шаг. Кружится голова, ноги кажутся ватными. В какой-то момент я вдруг отчетливо слышу резкий сигнал. Вздрагиваю и замираю на месте, словно вкопанная.

– С ума сошла, что ли? Ты смотришь, куда идёшь?!

Поднимаю голову. Передо мной автомобиль, стекло окна опущено, и за рулём Байсаров младший. Его взгляд пронизывает насквозь, цепкий, строгий, но и обеспокоенный одновременно с этим.

– Простите, я не заметила, – вяло огрызаюсь я, чувствуя, как по щекам разливается жар.

– Садись, отвезу.

Это не предложение. Он даже не спрашивает, куда. Просто смотрит, и я молча сажусь на переднее сиденье его роскошной машины. Истерика берет верх, когда я понимаю, что моего шефа не пощадила любовь к низким тачкам в дорогущем обвесе. Кто бы мог подумать, а? Закусываю губу, чтобы не рассмеяться.

В салоне тихо, спокойно и прохладно. Я смотрю перед собой, не находя сил даже пошевелиться. В голове всё смешалось – тревога за дочь, злость на Никиту и странное чувство неловкости от того, кого я умудрилась втянуть в свою личную драму.

– Он всегда так ведёт себя? – негромко спрашивает Адам, не отрывая взгляда от дороги.

– Почти всегда, – отвечаю тихо.

– Почему раньше не ушла?

– Потому что дура, – не щажу себя.

Понимаю, что для кого-то такой разговор мог бы показаться странным. Но в нашей культуре несколько своеобразное отношение к женщине. Покровительственное или отеческое – называйте это как хотите. Те же вопросы Адам Байсаров мог бы задать своей сестренке. Или дочери, будь он старше. А то, что я ему не дочь и не сестра – ничего не меняет. Мы все одна большая-пребольшая семья…