Оторва. Книга пятая (СИ) - "Ортензия" - Страница 21

В отличие от меня, которая всеми силами пыталась забыть лексикон Синицыной, водитель подобным чувством не страдал. Он откровенно сообщил всё, что думает о собраниях, перевозках таких пассажиров как мы и особенно лестно отозвался о мымре.

Комсомольцы ещё много чего могли узнать из биографии Ольги Павловны, но в этот момент вернулся Иннокентий Эдуардович в сопровождении невысокого толстячка с папкой под мышкой, который окинул нас беглым взглядом.

— Сорок два человека, — сказал он ни к кому не обращаясь, открыл свою папочку и, сверившись, повторил, — сорок два человека. А нам, стало быть, передали разнарядку на сорок.

— В последний момент добавили ещё двух, попытался оправдаться Иннокентий Эдуардович, но толстяк только рукой махнул.

— Я понимаю, сейчас вам ещё два талона выпишем, распишитесь и пойдёте на завтрак. Столовая там, — он показал на угол здания, — я распоряжусь. Ждите.

Вышел на улицу и исчез в недрах завода. Просидели в ожидании не меньше получаса, что отнюдь не прибавило мне любви к цыганам. Они, к тому же, нигде не зарегистрированы, и каждый раз придётся проходить подобную процедуру.

Народ стал проситься на улицу, потому как в автобусе стало реально жарко, но мымра ожидаемо никому не разрешила.

Сидевшая позади нас девчонка, пнула Люсю в плечо и громко заявила:

— Ещё из-за вас должны париться в автобусе. Ольга Павловна, давайте пойдём в столовую, а эти две пусть остаются.

Я обернулась и, встретившись взглядом с яркой блондинкой с длинной косой, негромко, но отчётливо произнесла:

— Ещё раз протянешь свои ветки, я тебе их выломаю, поняла?

Блондинка подскочила как ужаленная и заверещала:

— Ольга Павловна, она мне угрожает руку сломать, Ольга Павловна! Зачем они вообще едут, нужно сдать их в милицию. Таким не место на патриотическом слёте. А тем более в комсомоле.

И ещё несколько комсомольцев поддержали её выкриками типа:

— В самом деле!

— Зачем хулиганов везти в Крым?

И парочку патриотических лозунгов добавили.

Мымра поднялась медленно, обернулась, глядя исключительно на меня, с ухмылочкой барракуды.

— Ничего, добавим в протокол собрания и угрозы. Всё добавим. А на улицу нельзя. Сейчас придёт провожатый, и все пойдём. А до тех пор не шуметь. Тебя, Бурундуковая, особенно касается.

Да. Не стоило слушать Иннокентия Эдуардовича, а валить из автобуса. А теперь поздно. Люсю точно заклюют. Придётся терпеть до конца поездки, а там отольются им мышкины слёзки. Всем отольются, без исключения.

Провожатой до столовой оказалась молодая женщина в заводской робе и серым платочком, завязанным на затылке.

Она протянула Иннокентию Эдуардовичу два талона, дала расписаться в ведомости и комсомольцы радостно повалили на улицу.

Я вышла последней, перед этим спрятав медаль в коробочку, и наглухо застегнув рюкзак.

Мымра попыталась и здесь нас построить в колонну, но глянув на узкий тротуар, по которому пошла провожатая, досадливо сплюнула.

В заводских столовых ранее бывать мне не приходилось, но оказалось, что она совершенно не отличалась от того общепита, в котором я питалась пять лет обучаясь в универе. С одним лишь отличием. На стенах было полным полно плакатов и лозунгов, типа «Мойте руки перед едой» и десяток рабочих около умывальников приветливо улыбались входящим в столовую.

Мымра тут же указала на краны с водой и громко объявила:

— Внимание, всем мыть руки.

Мы даже дёрнуться не успели, когда кто-то громко оповестил:

— Воды нет. Включат в двенадцать часов, когда начнётся обед.

Самые недоверчивые покрутили ручки и даже потыкали пальцами в отверстия кранов. Услышав в ответ лишь громкое урчание, все дружно потянулись к раздаче.

Увы, баловать молодые растущие организмы никто не собирался. Получили по тарелке манной каши, чай, сдобную булочку и гранёный стакан, заполненный на половину непонятной белой консистенцией.

Я даже поднесла к носу и попыталась определить, что это. Взболтала и снова принюхалась.

— Сметана, — подсказала Люся, глядя на мои манипуляции.

— Сметана? — искренне удивилась я, потому как хоть и белого цвета, жидкость по своему состоянию напоминала подкрашенную воду.

Люся кивнула, а я вспомнила, как читала в Дзене про продукты времён СССР. Мол, всё было натуральное и вкусное. Вероятно не всё.

И сразу навеяло.

Как-то поехали с Аланом в Кольчугино, небольшой городок во Владимирской области, на лыжах побродить. А там, буквально с окраины густой лес и проложенные тропки. Мороз стоял, градусов пятнадцать с ветерком и мы за три часа брожения не то, чтобы замёрзли, но стало неуютно. Решили возвращаться и, выскочив из леса, наткнулись на хутор. Иначе и не назовёшь. Всего двенадцать деревянных домиков на одной улочке. Шесть слева и шесть справа. И дачами окрестить не получилось, у каждого дома труба, правда, дым валил всего из одной, а остальные выглядели брошенками. Посреди посёлка возвышалась церквушка с выбитыми стёклами, но каким-то чудом сохранившимся куполом. Напротив небольшой сараюшка с заколоченной дверью и покосившейся вывеской: Магазин.

Мы оба смотрели на это чудо удивлёнными глазами, пока из-за единственно обитаемого дома не выглянула старушка и стала зазывать нас в гости.

Устроила пир горой, жареная картошка, пироги, разносолье, котлеты, биточки, словно ждала в гости целую команду лыжников. И вдогонку наливочку на стол поставила янтарного цвета и болтала без умолку: «Кушайте гости дорогие, пейте, закусывайте. Только мало вас сегодня, лыжников, чай суббота, всё утро выглядываю, ан никого, вы первые».

Нас, конечно, заинтересовало, как старушка, а выглядела женщина лет на семьдесят с хвостиком, умудряется жить в глуши сама. Это ведь если плохо станет, никто не поможет и ни одна «Скорая» не пробьётся по сугробам.

Но больше всего Алана удивила сметана, да и я такую видела впервые. Большой прямоугольный брусок на тарелке. Мы решили, что сливочное масло и начали намазывать на хлеб, так бабулька сразу запричитала: «Да что ж вы так, ложкой, ложкой кушайте её».

Вот то была сметана.

Мои мысли были прерваны громким басом из открытых дверей подсобки:

— Марина, я ухожу. Передай Наташе, что сметану разбавлять не надо! Я её уже разбавила!

В проёме показалась откормленная до неприличных размеров голова, вероятно женская, с таким же платком, как на нашей провожатой.

Разглядев кучу народа, голова сказала: «Ой. А кто это такие?» — и скрылась, затворив за собой дверь.

Собственно говоря, сметану мне пробовать расхотелось, но Люся привередой не была и смолотила и свою и мою, пока я разглядывала надпись над дверью, где скрылась голова хряка, причём огромными буквами: «Мы к Коммунизму держим путь». А чуть ниже буковками поменьше: «От каждого по способностям, каждому по потребностям».

Разглядывала и размышляла. Или я полная дура или вокруг меня толпа идиотов бегает. Это ведь реальный призыв вернуться к первобытно-общинному строю, в котором способности упадут в разы, а потребности возрастут многократно. И этого никто не понимает? Кто вообще придумывает подобные лозунги, да и кто захочет работать после таких воззваний? Тяп-ляп, типа мымры. Отдачи — голый ноль, а потребностей выше головы, если вспомнить её разговор с директором. А гонору! Или как старший лейтенант Мамочкин: на работу забил, детей настрогал и потребностей — мама не горюй. Утопия, иначе не назовёшь. К Коммунизму они путь держат. Я бы им рассказала, куда на самом деле ведёт этот путь, только сомнения брали, что захотят выслушать и не предадут анафеме.

Отвлеклась, увидев как мымра, вместе со стулом пересаживается от одного столика к другому, что-то шёпотом объясняя комсомольцам. Те дружно кивали, и она перебиралась к следующему.

Вот же сука. И носит же таких земля до глубокой старости.

Отвернулась, переводя взгляд через большое окно на улицу, и увидела ещё одну любопытную парочку. Наш водитель тыкал рукой в окна столовой и что-то объяснял чуваку лет тридцати с приличным пивным животиком. Была бы на его месте женщина, решила, что ей рожать как максимум завтра. А этому то, что нужно?