Златая цепь на дубе том - Акунин Борис - Страница 84

Либеральная среда — журналисты и деятели культуры — уловили исходящий от нового правителя сигнал, что рамки дозволенного расширяются, и принялись раздвигать их с энтузиазмом, который вскоре стал пугать инициатора послаблений. Так в истории случается всегда.

Естественное для Общества стремление к свободе совпало с общим ухудшением уровня жизни, вызванным тем, что из-за сокращения нефтяных доходов государство не могло обеспечивать торговлю даже минимальным набором продуктов (к 1990 году начнутся перебои уже и с хлебом). Поэтому широкие слои населения стали пополнять ряды Общества, то есть интересоваться политикой.

Настроение времени лучше всего передавали названия хитов перестроечной эпохи. Фильм режиссера Станислава Говорухина назывался «Так жить нельзя», песня рок-группы «Кино» — «Мы ждем перемен», песня рок-группы «Аквариум» — «Этот поезд в огне». Литературные журналы и издательства массово выпускали художественные произведения немыслимой прежде смелости; пресса печатала статьи всё большей и большей остроты. Тиражи свободолюбивых газет и журналов невероятно поднялись. Даже на государственном телевидении появились передачи, критиковавшие сложившиеся порядки. Гласность постепенно перерастала в свободу слова.

Просоветские СМИ и защитники социализма, не имевшие привычки к открытой дискуссии, терпели в этой идеологической борьбе сокрушительное поражение. Первые робкие ласточки Гласности пустились в полет во второй половине 1986 года. Два года спустя, когда началась первая в советской истории предвыборная кампания, в общественном мнении идеи демократии и гражданских свобод по классическому выражению Ленина уже «овладели широкими народными массами» и сулили советской системе большие проблемы.

Возрождение парламентаризма

Выборы 1989 года были похожи на выборы в царскую Думу, то есть являлись и неравными, и непрямыми. Как в начале столетия имелись привилегированные «курии» помещиков и домовладельцев, так теперь особую квоту получили компартия, профсоюзная верхушка и прочие «общественные организации», под каковыми имелись в виду различные квазигосударственные структуры. Они получали треть мандатов. Однако избранные «народные депутаты» должны были пройти еще одну фильтрацию — избрать из своего состава Верховный Совет. В прежние времена ВС созывался время от времени и исполнял сугубо церемониальную функцию, одобряя любое решение партии. Теперь он превращался в постоянно действующий парламент.

К этому времени недовольство партией стало уже массовым, все громче слышались голоса о том, что нужно вводить многопартийность, и у Горбачева возник план перехода из генеральных секретарей КПСС в президенты страны — об этом он впервые осторожно заговорил на партийной конференции летом 1988 года. Избранные народные депутаты приняли соответствующий закон в марте 1990 года и сразу же избрали Горбачева первым президентом СССР — не всенародным, а парламентским голосованием. Одновременно упразднялась статья конституции, гарантировавшая партии власть в государстве. «Тихий государственный переворот», ради которого Горбачев, собственно, и затеял парламентскую реформу, завершился, однако ее последствия оказались намного масштабней, чем он предполагал.

Предвыборная кампания, проводившаяся в условиях гласности, очень политизировала население страны. На участки пришли 90 процентов избирателей. Многих партийных и советских руководителей (в том числе московского и ленинградского секретарей) «прокатили», а в тех союзных республиках, где ширилось антиколониальное движение, большого успеха добились представители «народных фронтов».

Транслировавшиеся по телевидению и радио заседания Первого съезда в мае 1989 года произвели настоящую революцию в массовом сознании. С самой высокой государственной трибуны звучали речи, за которые совсем недавно посадили бы в тюрьму. Рухнула последняя из традиционных «колонн» государства: оно лишилось монополии на власть.

Парламентская оппозиция

Предполагалось, что двухступенчатость и неравенство представительства обеспечат в новоизбранном Верховном Совете большинство лояльным депутатам, которые не будут создавать правительству проблем. Первое получилось, второе — нет. (Сказывалось плохое знание истории, которую Горбачев и его соратники изучали по марксистско-ленинским учебникам. Согласно им царская Дума была «пустой говорильней», а самодержавие свергли большевики). Верховный Совет СССР, разумеется, тоже был говорильней, поначалу принимавшей только нужные власти законы, но в условиях быстрой политизации народа, всё больший процент которого превращался в Общество, Слово обретало огромную силу и превращалось в Дело.

Демократическая фракция, возникшая на Первом съезде, «Межрегиональная депутатская группа», была невелика, чуть больше 10 % народных депутатов. В состав Верховного Совета «радикалов» попало еще меньше, погоды они там не делали. Но главным оружием МДГ и, шире, демократического движения стала не законотворческая деятельность, а давление на власть через организацию легальных митингов и демонстраций, особенно многолюдных в столице. Во время самой большой из них, 4 февраля 1990 года, требовавшей введения многопартийности, приняли участие 600 тысяч москвичей.

Из лидеров МГД только двое — опальный партийный секретарь Борис Ельцин и давний участник диссидентского сопротивления Андрей Сахаров (знаменитый физик, когда-то один из изобретателей водородной бомбы) — были хорошо известны публике, но наряду с ними возникла целая плеяда ярких ораторов и острых публицистов, так называемых «прорабов Перестройки», которые создавали у народа очень опасное для власти ощущение, что появилась сила, способная управлять страной лучше, чем нынешние правители.

На противоположном фланге сформировалась и другая оппозиция, просоветская — депутатская группа «Союз».

Популярность Горбачева резко шла на убыль, подтачиваемая слева и справа (само понятие «левых» и «правых» несколько запуталось, ибо традиционно левые коммунисты оказались в положении консерваторов, то есть «правых», а сторонники «буржуазной демократии» — в положении «левых»).

Межэтнические конфликты

С ослаблением центральной власти, уже не способной, как в прежние времена, контролировать любые несанкционированные общественные движения, выяснилось, что «дружная семья народов» (как называла полиэтническое население СССР официальная пропаганда) совсем не дружная. Помимо национально-освободительных движений, направленных против центральной власти, возникли и очаги межэтнической напряженности — где-то вновь разгорелись угли старинной вражды, где-то образовались новые проблемы.

Армянско-азербайджанский антагонизм, который еще в начале ХХ века был искусственно создан царскими чиновниками, использовавшими принцип «разделяй и властвуй», в 1988 году возродился сначала в Карабахе, области со смешанным населением, а потом в бакинском регионе, где исстари жило много армян, и принял форму погромов.

В мае-июне 1989 года произошли кровавые столкновения в Ферганской долине между узбеками и месхетинцами.

Год спустя в Оше несколько сотен человек погибли в ходе киргизско-узбекского конфликта.

В Грузинской ССР с 1989 года образовалось две зоны напряжения: между грузинами и абхазцами, а также между грузинами и осетинами.

В Казахстане обострились отношения между местным населением и выходцами с Северного Кавказа, в Молдавии — между молдаванами и гагаузами.

Все «национальные вопросы», застарелая болезнь российской империи, воспалились до предела.

Бессилие силовых методов

У советского государства имелся богатый опыт силового подавления национальных волнений. Уже при Горбачеве, но еще перед началом широких реформ, в декабре 1986 года, когда в Алма-Ате возникли стихийные протесты казахской молодежи под национальными лозунгами, войска быстро и безжалостно разогнали манифестантов. Телевидение и газеты, тогда еще абсолютно подконтрольные государству, изобразили случившееся как хулиганскую выходку, и общественного резонанса в масштабах всей страны не было. Но с развитием гласности карательные меры стали обращаться против самих властей. Демократическая пресса немедленно извещала об очередном «силовом» инциденте — как правило с сочувствием, а то и с прямой поддержкой жертв репрессии, и после этого национальное движение становилось еще активней.