Златая цепь на дубе том - Акунин Борис - Страница 56

Прироста «среднего класса» за счет крестьянства при Александре III почти не происходило. В основной своей массе оно продолжало оставаться очень бедным, пролетарским. Именно поэтому, когда революция наконец грянет, это будет не революция среднего класса, способная привести к установлению демократии, а революция пролетарская, которая может привести только к диктатуре.

Глава седьмая

ГИБЕЛЬ ИМПЕРИИ

ОСНОВНОЕ

В год смерти Александра III (1894) Российская империя казалась несокрушимым исполином, материком покоя и стабильности в мире, охваченном социальными, политическими, колониальными и военными конфликтами. Но двадцать два с половиной года спустя колосс рухнул — как-то очень легко и быстро, без сопротивления и грохота. Такое случается, когда конструкция полностью прогнила изнутри. Именно это с империей и произошло. Насквозь источенный болезнями организм не выдержал сильного стресса — мировой войны — и испустил дух.

Болезней накопился целый букет: как старых, так и новоприобретенных, как внутренних, так и общецивилизационных.

Начну с последних.

Мировая война знаменовала собой общий кризис западной цивилизации. В течение нескольких десятилетий ведущие державы планеты эволюционировали в направлении, которое рано или поздно должно было завершиться всемирной эпидемией разрушения. Научные открытия и технические триумфы, первые шаги социального прогресса, блестящий расцвет искусства и культуры, мечты о скором земном рае обернулись беспросветным кошмаром.

Политическую жизнь планеты определяла конкуренция нескольких империй. Соперничая между собой за территории, сферы влияния, опорные базы, рынки сбыта и источники сырья, империи полагались прежде всего на «жесткую силу». С ее помощью они захватывали колонии и побуждали «слабые» страны к подчинению. Когда интересы крупных игроков сталкивались, возникало напряжение. При этом сложившаяся система военно-политических союзов не оставляла шансов на то, что конфликт будет двухсторонним, как предыдущие европейские войны — между Францией и Германией или между Россией и Турцией. С 1882 года существовал альянс Берлина и Вены о взаимных действиях при конфликте с третьей стороной. В 1894 году сформировалось аналогичное франко-русское единство, к которому впоследствии присоединилась Британия.

Но самой главной причиной, пожалуй, была ментальная незрелость человечества. В девятнадцатом веке наука и техника развивались много быстрее, чем этика. За нарядным фасадом Belle Epoque, «Прекрасной эпохи», прятался весьма неприглядный мир, в котором властвовала арифметика. Считалось аксиомой, что чем больше территория государства и чем оно грознее, тем для него лучше. В арсеналах накапливалось оружие страшной разрушительной силы, и патриоты гордились, какими грозными дредноутами и пушками владеет их страна. Человечество очень напоминало ребенка, смастерившего бомбу и горделиво в ней копающегося. В конце концов должен был грянуть взрыв.

Другим источником растущей напряженности — внутриполитическим, но в то же время общим для всех европейских стран — был конфликт между рабочим классом и капиталистами. Ни одна из стран, вступивших на путь индустриализации, не миновала классовой конфронтации, просто более крепкие общественные системы в конце концов преодолели эту «гормональную нагрузку переходного возраста», а государственные организмы, ослабленные другими недугами, испытания не выдержали. В случае России роковую роль сыграло еще и то, что промышленная революция здесь началась с опозданием по меньшей мере на сто лет, и вызванные ею социально-политические изменения разворачивались в ускоренном темпе. В Англии от движения луддитов до всеобщей забастовки 1926 года, едва не приведшей к тотальному коллапсу, прошло больше века. В России между первым крупным выступлением рабочих (Морозовская стачка 1885 года) и всеобщей стачкой 1905 года миновало всего двадцать лет, то есть в обоих событиях вполне могли участвовать те же самые люди. Кроме того российские рабочие были намного бесправней и беднее европейских. И те-то жили очень скудно, но в начале ХХ века германские рабочие всё же получали втрое больше русских, а французские вчетверо. Опасной для царского правительства была и ситуация, при которой промышленность сконцентрировалась в петербургском регионе. К моменту революции рабочие будут составлять половину столичного населения. Это и решит судьбу империи — ведь в «ордынской» системе управления кто захватывает власть в центре, тому достается и вся страна.

Кризис Первой мировой войны обрушил не только российскую, но и все остальные «жесткие» империи: германскую, австро-венгерскую, турецкую, однако Россия развалилась первой — и была единственным failed state в стане победителей, то есть пала не в результате военного разгрома, а по внутренним причинам.

Дело в том, что в дополнение к упомянутым выше «общим» болезням, у России было еще две собственных, застарелых.

Во-первых — целый комплекс «национальных вопросов», образовавшихся в ходе имперской экспансии. Собственно, именно это обстоятельство (необходимость держать под контролем разноплеменные регионы) и являлось главной причиной «ордынского» государственного устройства.

Во-вторых — неразрешимый конфликт между правительством и Обществом.

Во многих исторических исследованиях утверждается, что самодержавие пало под натиском революционного движения. Это совершенно не соответствует действительности. Могильщиками царской империи стали не революционеры, а «эволюционеры», люди вполне мирные, баррикад не строившие и бомб не кидавшие. Эта коллизия — раскол между Государством и Обществом — является коренной сюжетной линией описываемого периода.

Такова общая историческая логика катастрофы 1917 года (а тотальный распад государства, даже скверно устроенного, — всегда катастрофа).

События же развивались следующим порядком.

На первом этапе, продлившемся лет пять, в стране сохранялась иллюзия стабильности. Всё было более или менее тихо. Однако в отношениях между новым императором и Обществом сразу возникла трещина: надежды либералов на то, что теперь станет легче дышать, были разбиты первым же публичным заявлением Николая II, что всё останется по-прежнему.

Оставить всё по-прежнему не получилось, потому что с 1900 года разразился общемировой экономический кризис, больнее всего ударивший по России. Закрывались фабрики и заводы, сотни тысяч рабочих оказались на улице, без средств к существованию. Упадок экономики растянулся почти на десять лет, постоянно бурлило социальное недовольство. Эта ситуация и привела к драматическим событиям 1905–1907 годов, едва не обрушившим самодержавие.

Еще до промышленного кризиса, в 1899 году начались студенческие волнения. Произошел малозначительный конфликт между учащимися и администрацией в Санкт-Петербургском университете. Власти отреагировали на молодежный бунт с неадекватной суровостью: студентов исключали, самых непоседливых отдавали в солдаты. Один из пострадавших в начале 1901 года застрелил министра просвещения. Это событие стало началом новой волны терроризма, после двадцатилетнего затишья.

Растущий антагонизм между Обществом и властью привел к тому, что либеральная интеллигенция перешла от тихого ворчания и салонного фрондерства к действиям. В 1902 году возникает первая оппозиционная организация не революционного, а «эволюционистского» направления. Оживилось и революционное подполье, разделенное на два основных потока: социалистов-революционеров (эсеров) — наследников русского народнического движения, уповавшего на крестьянский бунт, и социал-демократов (эсдеков) — адептов западноевропейского, марксистского учения о передовой роли рабочего класса.

В условиях экономического кризиса, крестьянских волнений, общественного брожения и террористической угрозы царское правительство решило повторить удачный опыт 1877 года, когда патриотический порыв, вызванный турецкой войной, на время отвлек Общество от политической борьбы. Идея «маленькой победоносной войны» возникла у министра внутренних дел В. Плеве, главного борца с революционной заразой. Имелся и хороший повод, обусловленный имперскими интересами: российская экспансия на Дальнем Востоке — в Китае и Корее — столкнулась со встречной экспансией быстро усиливающейся Японии. При тогдашнем европейском комплексе расового превосходства в Петербурге не сомневались, что победа великой России над «азиатами» будет легкой.