Златая цепь на дубе том - Акунин Борис - Страница 41

Военные действия шли на западном, северном и восточном побережье Черного моря, а также на Балтике, в Белом море и даже на Камчатке, но решался исход войны в Крыму, близ города Севастополь, где находилась главная база русского флота.

Осада Севастополя (1854–1855) была столкновением не только армий, но и принципиально разных систем: модернизированного капиталистического Запада и архаичной диктатуры. Два разных подхода к экономике, к социальному устройству, к мобилизационным инструментам конкурировали между собой, и неудивительно, что в конце концов верх взяла более современная модель. Севастополь пал, русский флот погиб, финансы и ресурсы России иссякли. В феврале 1856 года в Париже уже при новом царе Александре II (Николай умер в разгар войны, сломленный неудачами) Россия подписала унизительный договор: отказалась от права иметь на Черном море флот; отдала Турции часть Бессарабии; перестала претендовать на покровительство турецким православным. Из сверхдержавы, еще недавно диктовавшей свою волю европейскому континенту, Россия спускалась до уровня второстепенного государства, ниже Британии, Франции, Австро-Венгрии и даже Пруссии, которая скоро превратится в Германию.

Причины, по которым Российская империя потерпела поражение, следует искать в процессах, которые происходили внутри страны. Прежде всего в том, как было устроено николаевское государство и общество.

Своеобразие «кадровой политики» властолюбивого императора, утверждавшего, что ему нужны не гении, но исправные исполнители, не способствовало выдвижению ярких личностей. Николай во всё вмешивался, любой государственный вопрос дожидался «высочайшего усмотрения», и чем дальше от центра, тем меньше было порядка, ибо любой администратор знал: наверху не одобряют инициативность и недоверчивы ко всему новому. Извечный закон «вертикального» управления при отсутствии общественной «горизонтали» в переводе на чиновничий язык означает: нравься своему начальнику, а прочее не имеет значения. Это, разумеется, способствовало расцвету коррупции.

Как всякий адепт «ордынской» школы (с этого времени их в России начинают именовать «государственниками»), царь уповал прежде всего на спецслужбы, которые вышли на новый уровень важности. Прежние тайные канцелярии и тайные экспедиции представляли собой очень небольшие структуры, питавшиеся главным образом доносами и вызывавшие у населения страх, смешанный с гадливостью. При Николае I статус тайной полиции кардинально изменился. Возникли две структуры: Третье отделение императорской канцелярии и военизированный Жандармский корпус. (Дублирование и соперничество спецслужб — классический метод тоталитарных режимов, при котором надзирающий знает, что за ним тоже надзирают). Вся страна была разделена на жандармские округа. Жандармы приглядывали не только за населением, но и за местной администрацией. Именно с этого времени спецслужбы становятся неотъемлемым, а пожалуй и главным элементом российского государственного механизма.

Идеологически эта конструкция, начисто исключавшая какую-либо общественную активность, обосновывалась формулой, которая должна была противостоять ненавистной революционной триаде «Свобода-Равенство-Братство»: «Самодержавие-Православие-Народность». Первый компонент означал, что народу-ребенку нужны не абстрактные свободы, к которым он не готов, а отеческая забота государя, спокойные условия для развития. Православная вера должна была дать нации ощущение духовного единства. Под «народностью» подразумевалась прямая связь государя с «простыми людьми», минуя посредничество образованной (а стало быть зараженной европейской бациллой) прослойки. Эти три «скрепы» стабильности будут браться на вооружение и всеми последующими жесткими режимами, разве что обозначения будут меняться. При коммунистах вместо самодержавия будет очередной партийный вождь, вместо православия — марксизм-ленинизм, вместо «народности» — «близость партии и народа». То же произойдет и в двадцать первом веке, только восстановится второй компонент — православие.

Для контроля над образованным сословием, к которому царь после декабристского восстания относился с подозрением, была введена жесточайшая цензура, а малейшие, иногда воображаемые попытки даже не протеста, а любой несанкционированной общественной активности подвергались суровым репрессиям.

И тем не менее именно в николаевскую эпоху Общество становится важным элементом российской жизни. Репрессивный режим определил весьма специфическое направление этой эволюции. При полной невозможности какой-либо политической деятельности интеллектуальная энергия растущего образованного класса устремилась в литературу. То, что невозможно было сформулировать прямым текстом, газетным или журнальным, превращалось в художественные произведения. Верховная власть эту опасность сначала проглядела, а потом было уже поздно. К концу правления сурового Николая сложилась ситуация, при которой официозная, одобряемая сверху культура вызывала у читающей публики гораздо меньше интереса и уважения, чем культура (прежде всего литература) нонконформистская и уже потому духовно оппозиционная. Эту войну правительство тоже проиграло.

Но главной причиной краха «второй сверхдержавы» стала ее экономическая неэффективность. В эпоху, когда в Европе основным двигателем промышленности и коммерции стали частная инициатива и конкуренция, в России по-прежнему развивались лишь те отрасли, куда вкладывало деньги государство, да и этими инвестициями оно распоряжалось из рук вон плохо. Например, за границей повсюду происходил железнодорожный бум, причем как правило на частные средства, и эти капиталовложения окупались. В России же с великими затратами (и еще более великим воровством) при Николае еле-еле за десять лет проложили 600-километровую трассу между столицами — как водится, с использованием принудительного труда.

Дефицит рабочих рук являлся еще одним серьезным тормозом для развития промышленности и вызван он был упрямством, с которым власть держалась за архаичное крепостничество.

Все эти проблемы — экономические, социальные, управленческие — при Николае I не решались, а только усугублялись. Расплатой стали поражение в войне и редукция имперского величия. Страна срочно нуждалась в реформах.

ПОДРОБНОСТИ

Благонамеренный Александр

За этим царем утвердится официальное прозвище «Александр Благословенный», но точнее было бы назвать его Александром Благонамеренным. Воспитанием мальчика руководила бабушка-императрица. Разочаровавшись в способностях сына Павла, Екатерина собиралась вырастить внука идеальным государем и привлекла к его обучению самых лучших педагогов. Швейцарец Лагарп, будущий директор Гельветической республики, приобщил подростка к высоким помыслам и заботе о благе человечества. В мировоззрении юного Александра было много наивного и мечтательного, но это были прекрасные мечты. Наследник самодержавного престола, по его собственным словам, «был в душе республиканец», он собирался предоставить подданным всяческие свободы, ввести конституцию, отменить рабство, «утвердить благо России на основании непоколебимых законов».

Незадолго до вступления на престол Александр писал Лагарпу (который в это время у себя в Швейцарии стал одним из революционных вождей): «Мое несчастное отечество находится в положении, не поддающемся описанию. Хлебопашец обижен, торговля стеснена, свобода и личное благосостояние уничтожены. Вот картина современной России, и судите по ней, насколько должно страдать мое сердце».

С таким настроением Александр стал императором, исполненный твердой решимости творить добро.

Негласный Комитет

К 1801 году у наследника сложился круг единомышленников, таких же сторонников просвещения и прогресса. Их было четверо: 31-летний Адам Чарторыйский, 26-летний Павел Строганов, 32-летний Виктор Кочубей и Николай Новосильцев, самый зрелый из всех, сорокалетний. Император Павел, которому не нравились друзья наследника, почти всех из столицы выслал, но после переворота они вернулись и стали членами неформального правительства, которое сами называли «Негласным Комитетом». Вместе с царем они готовили план грандиозных реформ. Люди это были хоть и возвышенного образа мыслей, но отнюдь не легкомысленные и обстоятельные. Поэтому начали они со статистических исследований и анализа. Когда же составили себе более ясное представление о социальной и экономической ситуации в стране, радикальность планов резко пошла на убыль.