Златая цепь на дубе том - Акунин Борис - Страница 14

Правление Бориса Годунова (1587–1605) наглядно продемонстрировало, что без сакраль-ности система делается хрупкой. Пока Борис был фактическим правителем, а царь Федор — живой иконой, дела у страны шли неплохо, особенно по сравнению с ужасной эпохой Ивана Грозного. Как пишет историк Костомаров: «Состояние народа при Борисе было лучше, чем при Грозном, уже потому, что хуже времен последнего мало можно найти в истории».

Годунов залечивал раны разоренной, терроризированной страны. Для своей эпохи он был милосерден: врагов не казнил, а отправлял в монастырь или в ссылку. Строил города и крепости, покровительствовал торговле, начал — как уже говорилось — целенаправленно осваивать просторы Сибири, что увеличило доходы казны.

В 1598 году, когда скончался Федор, в управлении государством, казалось бы, ничто не изменилось. Правительство осталось тем же. Но монархия не может существовать без монарха. Очевидных же наследников династия не оставила. Есть основания подозревать Бориса в том, что он этому посодействовал. В 1591 году при весьма смутных обстоятельствах трагически погиб младший сын Ивана Грозного восьмилетний царевич Дмитрий; несколько ранее столь же внезапно скончалась восьмилетняя Мария, праправнучка Ивана III; ходили зловещие слухи и про смерть маленькой Феодосии, единственной дочери царя Федора. Во всех случаях вина Годунова осталась недоказанной. Но если он действительно расчищал себе путь к престолу, убивая детей, то судьба (а также непонимание законов «ордынского» государства) жестоко наказала Бориса.

В 1598 году он стал царем очень легко, поскольку все рычаги находились в его руках. Пригодился институт Земских соборов, давно заброшенный и ржавевший без употребления. В Москву созвали представителей духовенства, дворянства, городов. Годунов изображал скромность, долго отказывался, но в конце концов, умоляемый придворными и патриархом, под крики собравшейся на площади толпы согласился возложить на себя венец.

Но одно дело царь, избранный Богом, и совсем другое — царь, избранный толпой на площади. Мысль о том, что если толпа «крикнула» царя, то она же может его и сместить, прочно поселится в умах столичных жителей и сыграет важную роль в последующих событиях. Да и на протяжении всего семнадцатого века «Площадь», то есть воля московской народной массы, будет серьезным фактором русской политической жизни.

Как уже говорилось, Борис был очень недурным правителем, но священного трепета ни у аристократии, ни у народа он не вызывал. В 1601 г. на Русь обрушилась беда — три года подряд выдались неурожайными. Начался голод, сотни тысяч людей умирали. Надо отдать Борису должное. Он делал, что мог: раздавал нуждающимся хлеб и деньги, обеспечивал заработком, но в трудные времена люди всегда винят в своих несчастьях верховную власть, а «ненастоящего» царя винить было проще. В конце концов катастрофа была преодолена, но хаос, начавшийся в 1604 году, заварился на дрожжах общественной сумятицы предыдущего трехлетия. Тогда множество крестьян, холопов, обнищавших мелких дворян потянулись с голодного севера на хлебный юго-запад, где скопилось много неприкаянных мужчин. Там-то в 1604 году и объявился сын Грозного, чудесно спасшийся от годуновских убийц царевич Дмитрий. Это событие было подобно искре, попавшей в порох.

В прежние времена, при почтительном отношении к царской власти, такого произойти не могло бы. Теперь же главным оружием претендента стал именно ореол «Божьего права» против сомнительного «площадного права» царя Бориса. В самый разгар противостояния московский правитель вдруг умер. Его 16-летний наследник, скоропалительно провозглашенный царем, тем более ни у кого не вызывал священного трепета. Судьба гражданской войны решилась, когда царская армия перешла под знамена Дмитрия, «законного наследника» династии Рюриковичей. Не устояв на трех колоннах, в 1605 году первое русское государство, просуществовавшее менее полутора веков, развалилось.

Следующее десятилетие вошло в историю под названием Смуты. Худшее, что может произойти со страной — распад государства и погружение в тотальный хаос — в российской истории случилось дважды: в начале XVII века и в начале XX. Причина оба раза была одна и та же — ослабление «ордынского» фундамента, обеспечивающего прочность конструкции. Поводом же становилось некое потрясение: в первом случае появление претендента на престол, во втором — неудачная война.

Когда система управляется из одной точки, только по вертикали, поломка этого простого механизма приводит к нарушению всех административных связей. Мятежи, волнения, попытки обособиться от деградировавшего центра охватывают всю большую страну. За восемь лет (1605–1613) в Московском царстве сменились семь царей, причем двое из них правили одновременно, враждуя между собой. Произошла большая крестьянская война. Страна с двух направлений, западного и северного, подверглась интервенции — польской и шведской. На некоторое время Русь даже утратила независимость, покорившись польской короне. Казалось, в давнем соперничестве «первой» и «второй» Руси победу одержала Русь литовская, а не московская.

Но именно это тяжелейшее испытание доказало, что к началу семнадцатого века Россия (которую тогда еще так не называли) уже была настоящей страной, а не просто вотчиной какого-то монарха, объединенной лишь его властью. Монарха не стало, не стало государства, а страна выжила и продемонстрировала свою жизнеспособность.

Две силы сохранили и возродили Россию: православная церковь и земское (то есть провинциальное) общество.

Церковь вдохновляла и идеологически обосновывала национальное сопротивление, апеллируя прежде всего к религиозному чувству.

Провинция в отличие от капитулировавшей столицы не желала подчиняться иноземному правителю. Там, в русской глубинке, зародилось движение, которое в конце концов восстановило единство страны. Главным двигателем этого процесса стали провинциальное дворянство и купечество, более всего заинтересованные в существовании национального государства.

В 1612 году народная армия под руководством князя Дмитрия Пожарского, одаренного полководца, и простолюдина Кузьмы Минина, энергичного организатора, отбила у поляков Москву, а в следующем году Земский Собор избрал нового русского царя — шестнадцатилетнего Михаила из боярского рода Романовых. Кандидат был слабый, даже беспомощный, но в выборе сыграли роль три фактора. Во-первых, из того же рода была первая жена Ивана Грозного, что до некоторой степени олицетворяло династическую преемственность (более близких царских родственников не нашлось); во-вторых, Михаил был сыном высокочтимого патриарха Филарета, главы православной церкви и символа антипольского сопротивления. В-третьих, царь-подросток ни одну из соперничающих группировок не пугал, и стороны смогли прийти к компромиссу.

Результатом Смуты стала реставрация московского царства, но оно существенно изменилось, поэтому я буду называть эту конструкцию «Вторым русским государством». Новая система была гораздо менее логичной и прочной, она не продержится и столетия.

Принцип жесткого централизма, утвержденный Иваном III, в изменившихся условиях сохранять было невозможно. Царь был слишком слаб, священным ореолом династия обзавестись не успела, а силы, приведшие Романовых к власти — церковь, боярство, дворянство, земщина — наоборот, обладали значительным влиянием.

При первых Романовых — Михаиле I, Алексее I, Федоре III — российское государство утратило прежние «ордынские» основы и не обрело новых. Власть государя, продолжавшего именоваться самодержцем, на самом деле самодержавной не была. Большую роль в управлении государством играла вновь усилившаяся боярская дума, увеличилось значение земских соборов, а особенную важность обрела фигура патриарха. Дважды глава церкви становился фактическим правителем страны, оттеснив царя на второе место.

При этом ослабление центральной власти не привело к оживлению частной инициативы — страна по-прежнему оставалась слишком несвободной. Основная часть населения, крестьянство, в семнадцатом веке была окончательно порабощена. Административный произвол при слабо разработанных законах мешал развитию торговли и промышленности. Горожане были бедны и бесправны, «третьего сословия» из них не возникло. В ту самую эпоху, когда многие европейские страны начали промышленно, политически и технологически развиваться, Россия словно застыла на месте и с каждым десятилетием отставала всё больше.