Папина дочка (СИ) - Салах Алайна - Страница 43

— Ничего, — механическим голосом отвечаю я. — Просто хочу вернуться.

— Это ведь прощальный вечер. К чему такая срочность?

— Просто я так хочу, — чеканю я, чувствуя, как к глазам снова подкатывают слезы. — Скажи, к кому я могу обратиться за помощью, и я уйду.

Александр долго и настойчиво сверлит мою переносицу взглядом, словно пытается взломать мысли. Сжав зубы, я смотрю поверх его плеча и беззвучно считаю секунды. Одна, две, три, пять… Меня хватит максимум на десять. После я сбегу в уборную, чтобы иметь возможность рыдать без последствий.

— Хорошо. — Ладонь Александра взмывает вверх и прижимается к виску. — Сейчас спрошу у Османа.

В течение нескольких секунд он переговаривается с невидимым собеседником. Я не могу различить смысл звучащих фраз, так как слишком занята попытками вернуть самообладание.

Тс-с-с, тс-с-с, спокойно. До берега километр — не больше. Уже спустя полчаса я получу возможность остаться одной… Ну или как минимум буду вдали от него.

— Понял тебя, Осман, понял… Ладно, я разберусь.

Боковым зрением я вижу, как Александр возвращает телефон в карман, и машинально выдавливаю:

— Так к кому мне подойти?

— На этой яхте есть катер, но минут пятнадцать назад он уехал за гостями и вернется не раньше, чем часа через полтора-два, — хмуро сообщает он.

Я жадно ловлю ртом воздух, борясь с приливом отчаяния. Два часа — слишком долго. Я не могу находится здесь столько времени.

— Еще есть небольшая моторная лодка, но ей некому управлять, — продолжает Александр. — Если вопрос стоит остро, тебя могу отвезти я.

Перед глазами встает образ старинных весов: две медные чаши на цепях, покачивающиеся из стороны в сторону. Провести два часа на яхте, зная, что где-то рядом находится он, или побыть полчаса в непосредственной к нему близости, но со скорой перспективой остаться одной?

В моем состоянии выбор очевиден.

50

Мы сидим напротив друг друга в небольшой надувной лодке. За кормой — удаляющийся силуэт яхты, где по-прежнему кипит веселье, впереди — переливающийся огнями Абу-Даби: город, щедро поднявший меня на пьедестал и безжалостно сбивший с ног к концу поездки.

Я чувствую на себе взгляд Александра, но не решаюсь смотреть в ответ. Чем ближе мы к берегу, тем тяжелее становится внутри: это не просто конец вечера, это — возвращение в жизнь, где мне придется ежедневно сражаться за мир в душе и заново смиряться с тем, что мои чувства навсегда останутся безответны.

Слезы вновь подступают к глазам, но сейчас это не так пугает. Темнота их скроет. Скоро я вернусь в отель, зароюсь лицом в подушку и поплачу.

Еще одно открытие полуторагодичной давности заключается в том, что слезы освобождают. Капля за каплей они смывают боль и приближают к принятию. Просто тогда я не выплакала все, если уж чувства к Александру и упрямая надежда на чудо остались живы.

— Каролина… — его голос прорывается сквозь шум волн и глухой рокот мотора.

По-прежнему глядя в сторону, я мотаю головой в протесте.

— Пожалуйста, не надо.

Не нужно ничего говорить, потому что будет только хуже. Мне не нужны сочувствие и объяснение причин, по которым мы не можем быть вместе.

Мои чувства слишком сильны, чтобы утешиться словами «ты прекрасна, но обстоятельства таковы» или «если бы не Марк, то у нас все могло получиться». На меньшее, чем «я тебя люблю» или «ты мне нужна» я не согласна, и от того вдвойне больно. Потому что мы оба знаем, что эти слова никогда не прозвучат. Не для меня.

Я подставляю лицо под упругое дуновение ветра и глубоко дышу. Техника из йоги, которая обычно помогает мне успокоиться. Когда нытье в груди немного стихает, я позволяю себе открыть глаза.

Дальше все происходит так стремительно, что мозг не успевает придать происходящему смысл. Светящая точка, надвигающаяся прямо на нас, приближающийся рев мотора.

Александр что-то выкрикивает, но его слова глушит ветер.

Секунда — и точка становится ослепительным прожектором.

Ба-а-х!

Удар глухой и резкий. Лодку дёргает в сторону, и меня вместе с ней. От удара о борт воздух покидает легкие и набрать его снова не получается.

Россыпь огней исчезает, заменяясь вязкой липкой темнотой. Она хлещет в глаза, заливает уши, бесцеремонно проталкивается в рот холодными щупальцами. Я давлюсь ей, не понимая, почему до сих пор не могу вздохнуть. Все произошло слишком быстро, чтобы сразу осознать, что меня выбросило в открытое море.

Соленая вода режет глаза, намокшее платье-кэп, плотно сидящее по фигуре, превратилось в самую настоящую удавку. Прилипло к рукам, ногам, туго обхватило шею.

Я отчаянно дергаюсь всем телом в попытке выплыть на поверхность, но вместо этого с каждой секундой все сильнее увязаю в темной бездне.

Горло сковывает паникой: я не могу дышать… Я не могу дышать… Я не выплыву и утону…. Умру здесь… Нет, нет, пожалуйста, только не так…

Голова кружится, конечности сводит судорогой. Я знаю, что долго сражаться за жизнь не смогу… Вода ощущается все гуще и плотностью напоминает смолу.

Господи, как страшно… Я не хочу умирать… Не хочу… Не так, не сейчас…

Всплеск рядом. Руки, горячие даже в прохладной воде, обхватывают мою талию и тянут за собой. Я кричу во все горло, отчаянно цепляюсь за них в фанатичной тяге жить.

Это Александр… Он появился, чтобы меня спасти… Пожалуйста, пусть у него получится…

Из груди рвётся кашель, перед глазами вспыхивают разноцветные круги, которые с каждой секундой бледнеют и совсем скоро гаснут окончательно.

Реальность врывается в потухшее сознание вспышками: прохладная твердь подо мной, наверху — иссиня-черное небо в серебряных точках… Я сжимаю пальцы, пропуская сквозь них влажный песок, раскрываю рот и жадно сглатываю воздух, чтобы убедиться: я жива.

Из глаз вытекает горячая влага, скатывается по вискам.

Я жива… Жива…

Лицо Александра надо мной, темный взгляд лихорадочно мечется, руки убирают с лица налипшие пряди и гладят, гладят.

— Малыш, ты меня так напугала… Я никак не мог тебя найти…

— Что произошло… — выдавливаю я.

— Нас задел гидроцикл… Удар пришелся на твою сторону… Сука… Мне так в жизни не было страшно…

Его голос не такой, как обычно… Он срывается, скачет и дрожит, так же как его руки. Будто бы взвешенный и рассудительный Александр действительно мог очень сильно испугаться.

— Ты же отлично плаваешь… — я пытаюсь улыбнуться, но губы не слушаются. — И точно доплыл бы до берега…

— Дурочка… — его ладони обхватывают мои щеки, горячее сбивчивое дыхание касается губ…

Поцелуи, торопливые и отчаянные, покрывают мой лоб, щеки, нос, подбородок.

— Одна идиотская случайность… И тебя могло не быть… Я бы никогда себе не простил… Прости меня… Прости… Девочка моя… Невероятная… Самая лучшая… Сумасшедше красивая…

Все это слишком походит на сон, чтобы происходить в реальности… Его запах, который я так часто воровала украдкой… Тепло его рук и все эти слова… Александр говорит так, будто ему есть до меня дело… Будто я очень важна…

Его губы сливаются с моими жадно и исступленно. Соленый привкус моря смешивается с жаром дыхания. Я больше не пытаюсь гадать, действительно ли это происходит, или лишь в моих фантазиях… Какая разница, если даже в предсмертном сне я стану ближе к своей мечте…

Я запускаю пальцы в его мокрые волосы и отвечаю на поцелуй со всей страстью, что есть во мне. Страстью той, кто хочет беззаветно жить и любить. Дыхание становится вязким и тяжелым, от столкновения лязгают зубы, во рту влажно от его мужского вкуса, остывшая кожа плавится и горит.

— Хорошая моя… Красивая девочка… — его хриплый шепот оседает на коже. — Самая…

Пальцы цепляются за мокрую ткань его сорочки, дергают пуговицы. Раскаленная ладонь Александра ложится на мое бедро, скользит вверх, задирая подол, отяжелевший от воды и песка.

Теперь пылает не только тело — даже мой мозг охвачен огнем первобытных инстинктов. Мыча, я скребу его плечи, спину, выгибаюсь, когда его губы спускаются к шее. Хрипло смеюсь, когда тонкий шелк платья с треском рвется и дуновение морского бриза холодит обнажившуюся грудь.