Папина дочка (СИ) - Салах Алайна - Страница 16

— …и поняла, что зря набросилась с обвинениями. Ты ведь сказал, что она тебе неинтересна. Так вот, я тебе верю и прошу прощения за свою несдержанность. — Я виновато дергаю плечами. — Почему-то рядом с тобой мне сложно контролировать эмоции. Я часто смущаюсь и легко взрываюсь, чего обычно со мной не бывает.

Жесткие черты Александра заметно смягчаются, уголки губ приподнимаются.

— Все бывает, Каролина. Извинения приняты.

— Спасибо. Но мне все же было бы спокойнее, если бы ты повторил, что Клэр не интересует тебя как женщина.

— Она действительно меня не интересует.

— Ясно…

Я отворачиваюсь к распахнутым дверям террасы, чтобы спрятать улыбку. Выходит, я и впрямь зря себя накрутила.

— Здесь так красиво. Не будете скучать? — Вглядываясь в синеющий полумрак, я молюсь, чтобы Александр подошел ко мне сзади и обнял.

— В городе ждут дела. А так, конечно, буду.

— Я тоже, — на выдохе роняю я. — Очень сильно.

— Каролина…

Пальцы берутся за пояс халата и решительно тянут. Майя и Аделина постоянно говорят о сексе: как здорово им заниматься с тем, кто по-настоящему нравится. Мол, это особая степень доверия и близости.

До Александра мне никто не нравился, а потому что и секс не сильно заботил — в мире и без него существует много вещей, доставляющих удовольствие: одежда, вкусная еда, массаж. Но сейчас, стоя в его номере, я окончательно понимаю: с кем, если не с ним? Когда, если не сейчас? Ведь завтра он уезжает.

Халат распахивается, дуновение кондиционера холодит горящую кожу. С трудом сглотнув, я оборачиваюсь и дергаю плечами. Тяжелая ткань беззвучно валится на пол.

Взгляд Александра прокатывается по мне тяжелой кипящей волной, оставляющей после себя невидимые ожоги. Становится душно: невозможно ни подвинуться, ни вздохнуть. Белье я намеренно выбрала такое, чтобы не оставлять простора для воображения.

— Каролина, оденься, — его голос глухой и надломленный. На мое тело Александр больше не смотрит — только в глаза.

— Почему? — я делаю упрямый шаг вперед. — Я пришла, чтобы заняться с тобой сексом. Хочу оставить что-то на память себе и тебе.

— Малыш, это плохая идея, — хрипло произносит он, качнув головой.

— Почему? — повторяю я. — Я тебе не нравлюсь?

— Ты мне нравишься. Но помимо этого, есть куча других факторов…

— И ты мне тоже нравишься, — перебиваю я. — Даже больше… Думаю, я в тебя влюблена. У меня никогда такого не было раньше, даже близко… Когда смотришь на человека и тебе нравится в нем абсолютно все. Как он выглядит, как разговаривает, как ведет себя, как смеется…

Слова вылетают сами собой, желая объяснить, доказать, уверить, что мои чувства — не сиюминутная придурь. Что он, Александр, именно тот, кто мне нужен, и если по его же собственным словам я ему нравлюсь, тогда нет повода от меня отказываться.

— …мне совершенно все равно, что ты старше… Тебе же было хорошо со мной на том ужине — такое не сыграть.

Александр в два шага подходит ко мне, но, увы, не для того, чтобы заключить в объятия, а чтобы поднять халат и торопливо набросить мне его на плечи — как платок на клетку с попугаем.

Его лицо оказывается прямо надо мной.

— Малыш, мне сорок, а тебе всего двадцать. Как бы приятно нам ни было общаться — это слишком большая разница. По возрасту ты гораздо больше подходишь Марку, чем мне.

— Хватит называть меня «малыш»! — гневно шиплю я, задрав голову. — Я стою перед тобой в прозрачном белье, и ты точно видишь, что никакой я не ребенок. Какая разница, сколько тебе лет, если ни к одному своему сверстнику я не испытывала того, что чувствую к тебе! И мне не интересен Марк, точно так же как тебе не нравится Клэр!!!

Темные глаза мечутся по моему лицу: от глаз к губам, от губ к щеке, затем к подбородку. В венах громыхает адреналин напополам с возбуждением. Александр тоже хочет меня, просто боится признаться. Я же чувствую!

— Я знаю, что нравлюсь тебе, — я делаю крошечный шажок вперед, которого оказывается достаточно, чтобы положить руки ему на плечи. От этого касания тело заходится в эйфории. Как же по-мужски он пахнет, и каким твердым и горячим ощущается. — Слышишь? Знаю. И я знаю, что ты пишешь мне под ником RD в соцсетях…

Я непроизвольно встаю на цыпочки, чтобы почувствовать его дыхание: глубокое, учащенное, пахнущее ночным океаном и немного — вином.

— Ты ошиблась, — сипло возражает Александр, глядя мне в глаза. — Я ничего тебе не писал.

От растерянности мои пятки вновь сливаются с полом. Что значит не писал? RD не его ник? Я была уверена, что это сокращение от Rudnev Development… И то, что аноним владеет английским, тоже сходилось: Александр прекрасно его знает — в этом я имела возможность убедиться.

— Но…

Александр мягко снимает с себя мои ладони и отступает назад.

— Каролина. Я допускаю, что в какой-то момент ты мной увлеклась, но это пройдет, едва ты вернешься в город. Я считаю тебя очень красивой женщиной. Такой, какой хочется обернуться вслед. Но между нами никогда ничего не будет. Слишком большая разница и слишком много «но».

Спина и руки моментально холодеют. Удушающий спазм окольцовывает горло, не давая ни выдохнуть, ни вздохнуть. Мысли ворочаются медленно, но эффективно, складывая воедино болезненную картину реальности. Он убежден, что возраст — слишком существенное препятствие для чувств и потому никогда не позволит нашим отношениям случиться. И по этой же причине никогда бы не стал делать мне поэтичные комплименты с анонимного аккаунта.

Я ошарашенно смотрю на фигурку игрока в поло, вышитую на его футболке. Мир под ногами дрожит и рассыпается. Александр считает меня красивой, но на этом и все. Я в него влюбилась, как всегда мечтали родители, но он не разделяет моих чувств.

— Я тебя поняла… — Я обхватываю полы халата в безуспешной попытке сцепить их между собой. — Я, наверное, сейчас выгляжу такой дурой… Я ведь была уверена, что нравлюсь тебе так же, как ты нравишься мне. Поэтому даже не сомневалась, когда шла сюда в этом… А ты даже не писал мне… — Я поднимаю глаза, чувствуя, как они зудят от подступивших слез.

Кадык на шее Александра дергается.

— Ты не выглядишь дурой, Каролина. Совсем нет. Возможно, если бы… — Нахмурившись, он встряхивает головой, словно передумал заканчивать фразу. — Ты обязательно встретишь достойного парня, и тогда поймешь, что все произошло к лучшему.

В кипящий хаос мыслей и чувств внезапно прорывается кадр незнакомого мне мужского лица. Оно стремительно ко мне приближается, шевеля ртом, отчего я испытываю острый приступ дурноты. А что если не встречу?

— Поцелуй меня, — отчаянным шепотом выходит из меня. — Пожалуйста. Дай мне унести с собой хотя бы это.

На секунду мне кажется, что Александр откажет мне и в этом — настолько суровым и непреклонным он выглядит. Однако его взгляд теплеет — возможно, мольба и отчаяние в моих глазах сделали свое дело.

Застыв в ожидании, я перестаю дышать. Нервы натянуты до предела. Я уже знаю, что как только выйду из этого номера, вся моя жизнь бесповоротно изменится — и совсем не в лучшую сторону. Но пока этого не произошло, жадно цепляюсь за каждое мгновение.

Александр подходит вплотную, заново окуная меня в свой запах: океана, соли, пряного парфюма и сильного мужского тела. Наклоняется. Я закрываю глаза, чтобы хоть чуточку приглушить умоляющий шепоток: пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Его горячее дыхание касается моей щеки, перетекает на подбородок. Кожу, сплошь покрытую мурашками, пробивает озноб.

Теплые, чуть солоноватые губы касаются моих очень осторожно, словно малейший напор может окончательно все испортить.

— Поцелуй по-настоящему, — беззвучно шелестит собственный неузнаваемый голос.

Рот инстинктивно приоткрывается, впуская в себя напор языка. Секунда — и мир взрывается! Из горла вырывается сдавленный хрип, в животе вновь расцветает угасшее пламя. Руки сами обвиваются вокруг его шеи, и в ответ ладонь Александра впивается в мои волосы, сжимает так крепко, что я снова приглушенно стону — рефлекс, не поддающийся контролю.