Шоколадница и маркиз - Коростышевская Татьяна Георгиевна - Страница 2

– Ну, какое еще замужество, Кати? – смеялась подруга. – Прислуживать всю жизнь какому-то болвану-торговцу? Это так скучно.

В Заотаре скучно не было никому: ни тем студентам, которые, как я, обожали новые знания, ни легкомысленным вертопрахам, обитающим в дортуарах филидов.

Ах, да, о филидах и нелюбви к ним Делфин Деманже. Она училась в академии девять лет! Девять! И, хотя была не глупа, ни разу не сдала оватского выпускного экзамена. Почему? Делфин этого не хотела. Она прекрасно себя чувствовала на зеленой ступени – тем более, предметов нам предлагалось такое несметное количество, что каждый год можно было браться за изучение чего-нибудь новенького. Ко всему прочему, последние три года девушка занимала должность старосты, и это тоже ей нравилось. К сожалению для Деманже, ее родители наконец решили поднажать и заявили письмом, что больше они ее оватские будни оплачивать не намерены. Примерно тогда же, когда мэтр Картан сообщал мне о планах мадам Шанталь, Делфин с блеском сдавала переходный экзамен. Она стала филидом! Как и я.

И в первый день септомбра мы с подругой хозяйничали в своей новой спальне на лазоревом этаже дортуаров. Северный коридор, седьмая дверь по правой стороне. Квадратная комната, две кровати под балдахинами у стен, по центру – круглый инкрустированный стол с парочкой стульев, отдельные гардеробные, комоды, камин, около него – кушетка и низенькие креслица, обширный книжный шкаф. Великолепная обстановка. Единственное, что ее омрачало – пейзаж за окном. Если из оватских дортуаров открывался вид на вечное лавандерское лето, то здесь лютовала стужа.

Я задернула шторы и бросила в камин щепотку зажигательного порошка. Мы, оваты, умеем хозяйничать с помощью удобных магических заготовок. Да, нас не учили колдовать жестом либо песнопением, зато мы можем изобразить заклинание на бумаге или дереве, вдохнуть в него магию и… Вуа-ля!

Зажечь поленья в камине, помыть грязную посуду, выстирать и высушить одежду – ничто из этого не было сейчас для меня проблемой. На лазоревый этаж мы с подругой принесли комплект зачарованных метелок, одна из которых сейчас смахивала пыль со шкафов, и утюг, способный раскалиться докрасна за считанные мгновения, и удобные одежные плечики, на которых платья сохраняли свежесть, и еще кое-что по мелочи, что могло обеспечить нашу защиту от возможных посягательств.

Делфин устроилась в кресле у камина, оправила на коленях зеленую юбку. Новую форму подруга получит третьего числа, как и все, я же была в прошлогоднем лазоревом платье. Его пришлось немножко расширить в груди, но оно все так же великолепно на мне сидело.

С Деманже мы сблизились еще прошлой осенью, после моих приключений с проклятыми аристократами. Взрослая Делфин решила меня опекать, научить уму-разуму. «Не вздумай флиртовать с филидами, Кати, и, тем более, с сорбирами. Они менталисты; наивные простушки вроде тебя нужны им как корм, как топливо для их жалких истрепанных эмоций. Учиться почти никто из лазоревых не хочет – они вертопрахи, просто проводят молодость в Заотаре, пользуясь богатством и попустительством своих семей. Думаешь, почему на лазоревой ступени находится столько народа? Да потому что монсиньору Дюпере на них ровным счетом наплевать. Родители платят – и прекрасно, сиди в аудитории хоть до седых волос. Сорбиры? О, это белая косточка. Нет, они, пожалуй, не опасны непосредственно нам. Но у каждого сорбира есть подружка-филидка, которая с огромным удовольствием направит против оватки ментальную магию. Запрещено? А ты попробуй сначала доказать магическое воздействие!»

Подруга была права: я в свое время чуть было не пострадала от филидской ревности. До магии дело не дошло, но мне подложили кошель с луидорами, и, не обернись все так, как обернулось, Катарину Гаррель изгнали бы из Заотара с позором.

Итак, мы сблизились с Делфин еще осенью, но окончательно сдружились этим летом, во время каникул. Мои соседки-подружки, Натали Бордело и близняшки Фабинет, отправились по домам. Купидончик – Эмери виконт де Шанвер, младший брат злокозненного Армана – тоже уехал в поместье Сент-Эмур к папеньке с маменькой, а мы, несчастные сиротки и к ним примкнувшие, остались. Деманже, я, несколько филидок, которые с нами общаться не собирались, парочка мальчишек-оватов. Мы поднимались утром по команде Информасьен, академической дамы-призрака, завтракали на кухне, а потом занимались тем, чем велела наша кастелянша мадам Арамис: починка автоматонов, подновление хозяйственных заклинаний, чистка артефактов, помощь в библиотеке с разбором книг. Считалось, что таким образом мы оплачиваем пребывание в академии во время каникул. Свободного времени тоже было много. Мы с Делфин устраивали вылазки с оватского этажа в поля Лавандера, купались в речке, бродили по вечно золотистой ниве и изумрудным лужайкам, болтали. Я все подруге рассказала – все, о чем могла. О маменьке-шоколаднице, детстве в актерской труппе, вилле Гаррель и учителе месье Ловкаче, о первых днях в академии. Призналась, что целовалась с Виктором де Брюссо и Арманом де Шанвером, а еще чуточку – и отдала бы сорбиру свою невинность. Арман де Шанвер маркиз Делькамбр – тогда он был безупречным сорбиром, но в наказание его разжаловали на целую ступень. Его янтарные глаза до сих пор снились мне в кошмарах.

Делфин тоже мне призналась. Давно, очень давно, у нее был страстный роман с одним студентом. Увы, он оказался мерзавцем – из тех, кто обожают стряхивать росу с едва распустившихся бутончиков.

– С тех пор, Кати, я решила: больше ни с кем и никогда!

Я знала, что в мою подругу влюблены сразу двое парней – староста мальчиков-филидов Лазар и Жан Мартен – ее коллега по зеленому корпусу. Последний, кстати, тоже шагнул на лазоревую ступень вместе с объектом чувств. Девушку все это забавляло:

– Глупые мальчишки.

Им обоим, действительно, было по двадцать, и подруга чувствовала себя с ними скорее старшей сестренкой или даже тетушкой.

Делфин происходила из семьи зажиточных торговцев – отец владел целой сетью столярных лавок и поставлял мебель во многие дворцы Лавандера, маменька… Да чем она могла заниматься, если младших братьев и сестер у Деманже было семеро?

– Себе я такой жизни не хочу! – говорила подруга, мечтательно подставляя лицо солнцу. – Ни за что.

Основы магии она изучила прекрасно; кроме консонанты (мудрического алфавита) хорошо разбиралась в артефактах; история и география, пожалуй, хромали, как и живопись с музыкой. Но на зеленой – или, если угодно, изумрудной ступени – особых успехов в общих науках от нас и не требовалось. Зато Делфин стала для меня настоящим кладезем знаний об академии.

– Великолепная четверка Заотара, – фыркала она, пускаясь в воспоминания, – или, как вариант, блистательная: Шанвер, Брюссо, Лузиньяк и Бофреман! Ах, тебе повезло, что в полной силе ты этих мерзавцев не застала. Бофреман у них кукольник, только держит не за ниточки, а прямо за…

Сравнение я сочла несколько жестковатым, поэтому покраснела.

– Парни поступили в оваты вместе, а Мадлен де Бофреман уже подметала полы академии лазоревой юбкой. Обычные избалованные аристократы. Шанвер этот вечно с красными глазами ходил, худой как палка. Но это недолго. Монсиньор старается дворян как можно быстрее вытолкать в филиды, чтоб мест не занимали – вот и эти через год перешли, втроем. Шанвер неожиданно титул маркиза получил, разбогател – тут-то блистательная четверка Заотара и организовалась. Косо не посмотри, слова не скажи. Один за всех и все за одного. Предположим, Виктора де Брюссо кто-то обидел – на следующий день Шанвер с этим кем-то драку затеет, а он драчун знатный был. Или, о чудо, обидчик прямо за обедом лицом бледнеет и в клозет бежит, а Мадлен в окошко пузырек от слабительного картинно выбрасывает. И все, знаешь, злобненько делали, чтоб обидеть, оскорбить посильнее. Или, например, Мадлен приглашает молодого человека на свидание, и они непременно в процессе оказываются наедине в каком-нибудь закутке, который легким движением руки превращается в сцену. Бофреман орет, в обморок падает от возможного насилия, партнер без штанов, зрители гогочут.