Наследник пепла. Книга VIII (СИ) - Дубов Дмитрий - Страница 45

Но злость и ненависть подпитывали её. Сонм чувств и воспоминания, постоянно прокручивавшиеся в голове — причём не её собственные, а воспоминания её матери, — вот это всё давало ей гораздо больше сил, чем она вообще могла предположить.

Но при этом, конечно, она чувствовала, что Оег, который являлся её биологическим отцом, тоже безмерно силён. Реально силён. Ей было не совсем понятно, что именно даёт ему такие силы.

Она укрепила себя рунными цепочками и давила на него, продавливала и продавливала. Не мытьём, так катаньем. Она просто встала недалеко от капища, расставила ноги пошире и стояла насмерть. Она не сделает ни шагу назад, потому что не имела права отступить. Она просто не могла этого сделать, ради матери, ради всех тех, кто находился в резиденции.

И тогда она почувствовала, как рука матери легла ей на плечо. Та полностью поддерживала её. А за матерью стояли все предки по человеческой линии — деды, бабки, прадеды, все. И все они — силой всего своего рода — стоя за её спиной, и поддерживали Мирославу.

— Ты стоишь за правое дело, — говорили они. — Победа будет за тобой. Не вздумай отступать. Мы выдержим. Мы сокрушим их.

Но, несмотря на поддержку всего рода, враг был слишком силён. А Мирослава была слишком опустошена. И от всего этого ей показалось, что сам воздух стал невероятно тяжёлым и пригнул её к земле.

Она опустилась на колени, а затем уперлась руками в камень. И отовсюду из неё хлестала кровь, причём настолько сильно, что под ней уже натекла целая лужа.

И вот тогда она сделала то, что посчитала правильным.

Она обратилась к местному разлому. Да, пусть она и не стала проводником капища, но поколения её предков — десятки, сотни пращуров — веками жили здесь, на берегу Байкала, на Ольхоне. Она обратилась к разлому. Параллельно она открыла Байкалу своё сознание и показала всё, что увидела в памяти матери.

А после этого обратилась с просьбой:

— Помоги мне, — сказала она. — Потому что если мы здесь и сейчас пропустим это зло, тогда то же самое, что произошло с моей матерью, повторится и со всей нашей империей. Помоги мне. Мы веками жили рядом с тобой. Поклонялись тебе. Мы человеческой крови. Мы — боль и радость, жизнь и смерть, кровь и плоть этой земли. Мы — её защита. Помоги мне сломить его. И больше мне ничего не нужно. Я могу принести тебе свою жизнь в жертву, но помоги мне его сломить. Я не хочу, чтобы то, что случилось с моей матерью, повторилось здесь. А это случится, если мы не остановим врага.

И словно в ответ на её молитвы, с неба прилетел огромный пылающий болид. Раздался дикий треск, и буквально в следующий момент в Мирославу начала вливаться сила.

Поток силы струился в неё с умопомрачительной мощью. Причём не сверху, а снизу вверх её буквально пронизала сила из разлома. У неё все волосы встали дыбом, каждый волосок на коже. Она почувствовала такую неимоверную энергию, что сама она встала с колен и снова выпрямилась. А глаза её раскрылись, и в них горела ненависть.

— Ну всё, тварь, — проговорила она. — Я тебя укатаю.

Вместе с тем она усилила своё ментальное давление на отца, сжав в кулаке фигурку снежного барса, вырезанную из муаса.

— Тебе не жить, — добавила она. — Ты — труп.

От бахвальства Оега не осталось и следа. Борьба с дочерью оказалась не так проста, как он рассчитывал. Она оказалась достойной соперницей.

Так или иначе, люди смогли воспитать из неё вполне сильную наследницу, даже для демонов. Даже его отец, Максвелл, мог бы гордиться такой внучкой. Потому что в одиночку сдерживать отца, у которого есть доступ к муасу, — это очень серьёзный уровень.

И в какой-то момент Оег даже подумал о том, что не нужно до конца её ломать. Её можно забрать и использовать в своих целях. Уж слишком огромен её потенциал и источник силы. А если он перестарается и всё-таки пережмёт, а она сломается, то и в этом случае её тело, как инкубатор для будущих ментально одарённых магов, будет служить просто отлично и давать нужный результат.

Примерно такие мысли блуждали у него в голове. Но при этом он невольно чувствовал, будто по его телу ползают какие-то маленькие паучки. Он не мог понять, что это за ощущение такое. Словно маленькие лапки бегали у него по голове и пытались дотронуться до чего-то внутри мозга. А он при этом дёргался, пытался стряхнуть тех, кто бегал у него по голове, затем проверял лапы, но никого не было.

Наплевав на эти ощущения, Оег сосредоточился на том, что нужно додавить и сломить хребет сопротивления в виде собственной дочери. И когда он уже готовился праздновать победу, потому что чувствовал: осталось совсем чуть-чуть, откуда-то, неизвестно откуда, прилетел метеорит.

И льды, сковывавшие до этого Байкал, треснули. А оттуда — совершенно невероятно, почему — начала фонить просто невообразимая энергия. И именно теперь Оег начал понимать, что разница энергии между их мирами всё-таки присутствует.

Та энергия, которая фонила из Байкала, из растрескавшихся льдов, ни в коем случае не была дружественна ему. В какой-то миг он реально почувствовал себя гнойником, которого само Бытие вокруг пытается выдавить из-под своей кожи.

Давление на него со стороны дочери увеличилось кратно. Если до того, как треснул лёд, он чувствовал, что по нему бегают маленькие паучки, то теперь он ощущал, будто его голова находится в громадном коконе, на котором сидит огромный паук и ввинчивается ему в мозг множественными лапками, словно сверлами.

Это были настолько неприятные ощущения, что гримаса боли застыла на его морде.

Плюс к этому сам фон этого чёртового озера начал выдавливать его и его армию. А в мозгу, — там, под лапами этого самого паука, — зрела одна-единственная мысль, которая явно являлась чьей-то подсказкой:

— Склонись! Склонись или сдохни! Ты должен покинуть эту землю. Склониться и покинуть эту землю или сдохнуть.

Он ещё пытался противостоять этому давлению. Но очень быстро сообразил: перевес далеко не в его сторону. А сдохнуть по примеру Вирго он совершенно не стремился. К тому же у него был муас.

А битва, в которой он проиграет, да ну её! Он схватил ближайшего к себе низшего, распотрошил его и кровью прямо на льду начертил схему конструкта для открытия портала напрямую к отцу и запитал её кровью, усилив себя муасом. В любом случае, Оег — молодец: добыл минерал. Да, была попытка экспансии, ну что ж, не получилось. Зато минерал у него. И отец оценит это по достоинству.

Залив пентаграмму кровью ещё одного низшего, он активировал конструкт, и портал открылся.

Именно это и сыграло с ним довольно-таки злую шутку. Этот мир отличался от его, и здесь требовалось значительно больше ресурсов на любые действия. Так и сейчас значительная часть сил Оега ушла именно на запитку портала. И он не выдержал того давления, которое на него постоянно оказывалось.

Его буквально сломало перед порталом. Он, не желая этого ни единым миазмом своей души, припал на колено прямо перед открывшейся аркой.

Но при этом он держался за минерал, тщательно упакованный на нескольких санях, сцепленных друг с другом. Чуть ли не вздох облегчения вырвался из его груди, когда с другой стороны портальной арки он уже увидел демоническое небо родного мира. И он увидел отца, который стоял на огромной пирамиде из трупов, совершая какие-то ритуалы.

— Отец! — позвал его Оег.

Максвелл повернулся, но не вполне понял с той высоты где находился, что происходит внизу. А Оег крикнул:

— Отец! Я добыл тебе этот чёртов муас! Вот он! Теперь ты сможешь делать всё, что угодно. Хоть с демонами, хоть с людьми!

Максвелл в мгновение ока оказался рядом с аркой. И на его морде разлилось пренебрежение.

— Ты мне не сын, — внезапно проговорил он.

А Оег почувствовал неприятный холодок внутри.

— Мой сын, — продолжал Максвелл, — никогда бы не встал на колени, — он посмотрел на окружавших его демонов-воинов. — А муас я заберу.

Ему достаточно было указать перстом на сани с минералом, как окружавшие его демоны ринулись к ним, чтобы втащить в этот мир через арку портала. Но они не успели этого сделать. Потому что, стоило им перейти в человеческий мир, как упряжки с муасом внезапно подверглись атаке. Демонов окатило волной пламени, в них полетели болиды, огненные стрелы. Часть демонов, уже схватившихся за эти упряжки, упала замертво. Другие горели заживо.