Когда мы вернемся (СИ) - Батыршин Борис - Страница 32

Смотри-ка, электричество так и не отключили! — удивился И. О. О. Это он повернул выключатель слева от двери. — Тем лучше; может, и в нижнем уровне тоже есть свет? А то фонарик у меня только один…

Я сделал несколько шагов вперёд. Здесь царило такое же запустение, как и на крыльце — разве что, не пробивались сквозь растрескавшийся, истёртый до белизны линолеум бледные пучки травы. Часть дверей была распахнута, двдоль стен змеились кое-где куски кабелей. Бэйли принюхалась, громко чихнула и потрусила по коридору, останавливаясь возле открытых дверей и настороженно принюхиваясь. Шерсть на загривке у неё улеглась, не было слышно глухого тревожного ворчания — похоже, никаких опасных сюрпризов спереди не было. По крайней мере — опасных с собачьей точки зрения…

Что ж, и на том спасибо. Я пожалел мельком, что не догадался прихватить из багажника УАЗика монтировку — вещь полезная, мало ли, придётся взломать запертую дверь, да и какое-никакое оружие, — и решительно двинулся вперёд. Позади зашуршали подошвы моего спутника — И. О. О. предусмотрительно держался шагах в пяти за моей спиной, и я мельком подумал, что совершенно не удивился бы, окажись в кармане его штормовки пистолет. Конечно, не «Герцог», как у незабвенного Рудольфа Сикорски — скажем, ТТ, «Макаров», а то и какой-нибудь «Браунинг» или «Парабеллум». А что? Вполне вписывается в образ, да и стреляет он, судя по всему, неплохо — вон какая коллекция огнестрела в шале…

— Третья дверь справа. — раздалось из-за спины. — Там была малая операторская. Главная, откуда управляли работой всего комплекса располагается внизу, а сюда были заведены внешние линии связи, телефонный провод с КПП, а так же контрольные системы дизель-генераторов. Там, скорее всего, ничего интересного не сохранилось, но заглянуть всё же стоит.

— А вы говорили, ничего не сохранилось! Вон, даже окна не разбиты! И аппаратура цела — у нас бы тут всё подчистую вытащили…

Я огляделся по сторонам. Комната, где расположилась малая диспетчерская, хоть и была запущена до чрезвычайности — слой пыли и грязи на полу, заляпанные до почти полной непрозрачности оконные стёкла, осыпающаяся целыми пластами краска со стен, потолок в паутине трещин, чёрная плесень по углам — но всё же не производила впечатления разорённой и разграбленной. Ну не были тут люди почти полвека — как же ей ещё выглядеть? Время и сырость не пощадили даже портрета Эйнштейна на стене — создатель теории относительности был весь покрыт какими-то подтёками, неопрятными бурыми пятнами, выцвел кое-где до невыразительной серости.

— Кому этот хлам может понадобиться? — удивился И. О. О. — Тут наверняка ничего не работает — кроме, разве что, машинки. Да и к той красящей ленты к ней наверняка не сыскать…

— Есть у нас пошарить по заброшенкам вроде этой, техногенным и, в особенности, военным. Вывозят всё, что только смогут открутить и утащить — а потом толкают на барахолках или в Интернете, там полно специальных сайтов и аукционов для любителей подобного антиквариата. Интернет, — торопливо пояснил я, — это наш аналог вашей ИнфоСферы, только бардака там несравненно больше и грязи всякой. Но найти и купить можно что угодно, были бы деньги.

— А что, такие штуки дорого стоят?

— Когда как. — я протёр кончиком пальца надпись на чёрном шершавом корпусе. — «Мерседес-Прима», ещё, наверное, довоенная… Такая машинка, если привезти её в порядок, может потянуть на кругленькую сумму — у понимающих людей, разумеется.

— Наверное, в этом всё дело. — И. О. О. нажал на блестящий рычаг старой «Москвы», и каретка со звяканьем отъехала влево. — Смотри-ка, действует! Я говорю, наверное, всё дело в деньгах. У нас-то нет смысла лезть ради заработка в такие дыры и копаться во всякой дряни…

— Не понимаете вы души истинного коллекционера! — я ухмыльнулся. — Эта страсть в человеке неистребима, и деньги тут не главное… хотя и весьма важное обстоятельство. А здесь — скорее всего, дело в репутации этой территории. Недаром Михалыч, когда вёз меня к вам, предупреждал, что место это нехорошее, и соваться сюда не стоит. Колючка опять же, таблички эти грозные… Хотя — у нас подобные вещи мало кого останавливали.

Бэлька обошла комнату, обнюхала ножки стульев и шкафов, покопалась в углах, после чего уселась возле стола, пристроив мордаху на край столешницы. Собаке тут явно не нравилось, и она изо всех сил намекала, что недурно было бы компенсировать её страдания вкусняшкой. Их запас имелся у меня в кармане куртки, и хвостатая попрошайка прекрасно об этом знала. Я вздохнул — что с такой поделать? — и протянул на ладони несколько бурых пахучих шариков. Каковые и были немедленно схрумканы.

— Экой дрянью вы её кормите, Алексей… — поморщился мой спутник. — Сказали бы перед тем, как ехать — у меня в погребе сушёная оленина есть…

— Не подумал, Евгений Петрович. — виновато отозвался я. В самом деле, выбраться на природу, в лес, и кормить собаку сухим кормом из магазина? — Вот вернёмся, тогда и угощу. А сейчас — смотрите-ка, что это?

И взял со стола книгу в истрёпанном, выцветшем картонном переплёте. Картинка на нём была мне хорошо знакома — вдохновенное женское лицо на фоне звёзд. Точно такой же томик, только в приличном состоянии, стоял у меня на полке в московской квартире.

— Ефремов, «Туманность Андромеды»? — И. О. О. завладел моей находкой. — Кажется, первое издание? Да, так и есть, причём с автографом автора!

И продемонстрировал размашистую подпись на форзаце. Внизу страницы было напечатано витиеватым типографским шрифтом: «Издательство ЦК ВЛКСМ 'Молодая гвардия». И ниже год — 1959-й.

«Александре Борисовне Шевелёвой — дружески, трепетно.» — прочёл он вслух. — Знаете, а я ведь помню эту Шевелёву. Она была заместителем Карандеева по общим вопросам и, в числе прочего, отвечала за связь с внешним, так сказать, миром. Тогда, в семьдесят пятом, именно она позвонила и сообщила о случившемся. Видимо, книгу она как раз читала — и за всей поднявшейся неразберихой забыла здесь…

Я взял книжку. На пожелтевшей бумаге действительно змеилась размашистая подпись; под ним значилось написанное тем же почерком: «Ленинград, шестьдесят первый год». На соседней странице, в левом верхнем углу красовался расплывчатый бледно-фиолетовый штамп самого, что ни на есть, казённого вида.

С какой стати «для служебного пользования»? — удивился я. — Нет, я понимаю, Иван Антонович в своё время обнаружил обломки того, самого первого «звёздного обруча» во время своей экспедиции в пустыню Годи, и позже несколько лет работал в группе, созданной для его изучения — но книга-то тут при чём? Обыкновенное издание, в любой библиотеке такое можно найти…

— Ну-ка, дайте сюда… — И. О. О. выдернул книгу у меня из рук и зашуршал страницами. Так… нет… ага, вот!

' — Вы думаете предпринять исследование звездолета-тора? — спросил биолог.

— Обязательно! Как может простить себе ученый упущение такой возможности! Только это, возможно, не звездолёт, тем более, что звездолёты такой формы в смежных с нами населенных областях неизвестны. По Великому Кольцу до Земли несколько раз доходили сообщения о группе цивилизаций, овладевших способом мгновенного перемещения в пространстве при помощи особых внепространственных «ворот», которые они устанавливают как на планетах, так и в удобных для астронавигации точках пространства…'

— Ну и что? — недоумённо спросил я, и тут же сообразил, что Ну И. О. О. прочёл строки из первоначального, авторского варианта «Туманности Андромеды», в которую Ефремов как раз и вставил «звёздные обручи» — поскольку с самого начала был уверен, что они ни что иное, как часть транспортной системы древней инопланетной цивилизации. Впоследствии Берия, курировавший работы с «обручем» поставил писателю условие — если он хочет, чтобы роман увидел свет, то надо вымарать из него всякое упоминание о «внепространственных воротах». Спорить с Лаврентием Палычем мало кто решался, и Ефремов, разумеется, исключением не был — в результате читатели переживали перипетии, связанные с попыткой вскрыть звездолёт-спиралодиск — пока гораздо позже, в конце семидесятых, роман не был издан в изначальном своём варианте, причём с предисловием, разъясняющим роль ивана Антоновича во всей этой истории.