Когда мы вернемся (СИ) - Батыршин Борис - Страница 20

— Ладно, уговорили, беру. А телефончик вашего руководителя всё же дайте. Позвоню, спрошу официального позволения — раз уж дело касается Внеземелья, то порядок должен быть во всём, верно?

Конец первой части

Часть вторая

«Для служебного пользования»

I

— Значит, решили навестить старика, Алексей Геннадьевич? Признаться, я вас ожидал… хотя и не так скоро.

Я постарался скрыть удивление. Не уверен, что из этого что-то получилось — глаза собеседника., светлые, не по-стариковски острые, казалось, пронзали меня насквозь. Впрочем, в нём не было ни капли недоброжелательности — одно только любопытство, да и то весьма сдержанное. Выходит, полагает, что «Заря» вернулась «скоро»? То есть, он полагал, что пройти должно не тридцать семь, а пятьдесят, а то и все сто лет? И при этом — ждал нашего возвращения, рассчитывая до него дожить? Сколько ему сейчас, под восемьдесят? Если судить морщинам, сгорбленной спине и густой седине в волосах — никак не меньше… А вот движения его точные и резкие, да и в голосе не чувствуется старческого дребезжания… Положительно, человек-загадка.

Впрочем, он всегда таким был — Евгений наш Петрович, он же И. О. О., он же Главный Психолог Проекта, самой, наверное, важной и влиятельной организации на планете. Сейчас он на заслуженной пенсии — так, кажется, принято говорить? — и это не вполне укладывается у меня в голове. Проект без Евгения Петровича всё равно что «Москва-Кассиопея» без персонажа Юрия Смоктуновского — смотреть, конечно, можно, но чего-то не хватает. Чего-то важного, важнейшего, возможно даже самого главного.

Тайны. И одновременно — ключика, способного её отомкнуть.

— Да, так уж вышло. — отозвался я. — Хотя кое-кто с вами не согласится… насчёт слишком скорого возвращения. Мы-то, если вы помните, вообще рассчитывали обойтись без этих… хроно-парадоксов.

— Ну, человек предполагает, а звёзды располагают. — ответил он популярной у работников Внеземелья поговоркой. В любом случае, рад вас видеть, Алексей Геннадьевич. Позвольте полюбопытствовать, что всё же привело вас сюда?

«Сюда» — это на берег маленького карельского озера километрах в шестидесяти от Петрозаводска, если считать по прямой. Я же добирался сюда на перекладных — сначала до посёлка Эссойла по трассе Петрозаводск-Суроярве, на рейсовом автобусе, потом на попутном грузовике– ещё километров на десять к юго-западу, в сторону озера Савала, где, как мне объяснили в Центре Подготовке, и обитал бывший Главный Психолог Проекта. Это место они называли «скит», а самого И. О. О. — отшельником. Мне же эта история живо напомнила отшельничество Леонида Горбовского из «Волны гасят ветер» — тот тоже выбрал для уединения северные края, правда, не Карелию, а Прибалтику, Латвию.

Мы сидели на бревне — толстом, сосновом, аккуратно отпиленном с обеих сторон. То есть это я сидел на древне — И. О. О. устроился напротив, на борту надувной лодки — совсем новой, с баллонами из ярко-оранжевого эластичного пластика и жёстким днищем. Бэлька улеглась у нас в ногах — мокрая, вволю наплававшаяся в озерке, она озиралась по сторонам, то и дело задирала нос, принюхиваясь к озёрным запахам, и время от времени косила ореховым глазом на меня — «как там, хозяин, ещё не время покормить маленькую собаченьку»?

Увы, увы — к огорчению хвостатой зверюги, время ужина ещё не наступило. Цифры на браслете показывали 17:23, и бледное северное небо над нашими головами только-только наливалось вечерней прозрачностью.

И. О. О. крякнул, покопался в лодке и вытащил большую бутыль тёмно-коричневого стекла. — не меньше литра, прикинул я, теперь таких уже не делают. Уголок горлышка был обколот, грубо выструганная из деревяшки пробка торчала на пару сантиметров. За бутылью последовала кружки, старомодные, алюминиевые, в облупленной эмали — такими обычно пользуются дачники, туристы и прочий походно-лесной люд…

— Вообще-то не спаиваю тех, кто работает там, наверху… И. О. О ткнул горлышком в небо, после чего зубами выдернул пробку, набулькалв кружки примерно на треть и аккуратно пристроил бутыль возле борта надувнушки. Зубы, обратил я внимание, у него были белые, крепкие, как у юноши. — Но сейчас, пожалуй, можно. На Земле ты пробудешь ещё довольно долго, да и повод имеется. Да ты попробуй — местный лесник презентовал, сам настаивает на клюкве, можжевеловой хвое и каких-то местных травках…. Кстати, я на «ты», не возражаешь?

Я кивнул в знак того что нет, не возражаю и даже до некоторой степени польщён. Насколько мне не изменяла память, Евгений Петрович даже к желторотым юниорам и практикантам-первокурсникам обращался на «вы», как и его киношный прототип в своим юным подопечным, итак что переход на менее формальное обращение можно, пожалуй, истолковать как новую степень доверия. Вот и за употреблением алкоголя я его до сих пор не замечал — и даже никогда и ни от кого об этом не слышал. Что ж, времена меняются, и люди тоже — почему бы восьмидесятилетнему скитнику-пенсионеру не спасаться от вечерней сырости глотком-другим домашней наливки? Дело-то житейское, и к тому же, И. О. О. прав — это во Внеземелье царит жесточайший сухой закон, а я ближайшие месяц-два проведу на Земле, не выбираясь даже на низкие орбиты.

Я осторожно отпил — в настойке по моим ощущениям было градусов тридцать. Белька принюхалась, чихнула и изобразила на морде явное недовольство. Верно, собаченька, так и надо, нечего хозяину бухать — но на этот раз он всё же позволит себе чуточку, ты уж потерпи…

— Так что же?.. — Евгений Петрович подождал, пока я сделаю ещё глоток, несколько больше первого. — Давай, Лёша, рассказывай -с самого начала, во всех подробностях…

До сих пор я не замечал за собой склонности валяться в постели сверх необходимого — жизнь на корабле приучила вскакивать по треньканью встроенного в персональный браслет будильника, и мгновенно переходить от сна к бодрствованию. Но — смена обстановки, расслабуха, неизбежная спутница возвращения в родное гнездо сделали своё дело; я совсем, было, собрался понаслаждаться с четверть часика ярким утренним солнышком, отбрасывающим на ковёр сквозь занавески кружевные тени, тёплым ветерком, эти занавески колышущим, и главное осознанием того, что торопитьсянекуда и можно с полным на то основанием предаться блаженному ничегонеделанью. Я даже принял подходящую позу, закинув руки за голову, и тут…

Гав! Гав! Гав!

Я приподнялся на локте — и обнаружил в проёме балконной двери мотающийся туда-сюда хвост. Дверь оставалась открытой всю ночь, и новая обитательница квартиры не преминула этим воспользоваться.

— Бэлька, бестолочь ушастая, кыш оттуда!

Собака появилась в доме вчера вечером — юные космонавты сдержали слово и уже спустя полтора часа звонили в дверь. Правда, их оказалось не двое — за спиной Лизы и Вити толпились остальные, все пятеро и смотрели оттуда с робкой надеждой.

Что, скажите, мне ещё оставалось? Я посторонился, впуская гостей, отправил двоих в соседний магазинчик за пирожными и печеньем (мне уже было известно, что за кондитерские изделия, за исключением большихтортов да самых шикарных конфетных коробок платить здесь не нужно) а сам с помощью Лизы и ещё одной девочки застелил стол в гостиной старой маминой скатертью и стал расставлять на ней чашки, блюдца, вазочку с сахаром и прочую утварь.

Чаепитие затянулось до девяти вечера. Бэйли, слопавшая ещё раньше половину миски сухого корма, и нахватавшаяся печенюшек и кусочков пряников уже посапывала на расстеленном в углу комнаты половичке, когда новые знакомые засобирались домой. Лиза напоследок всплакнула — пришлось пообещать, что она сможет видеться со своей воспитанницей и даже брать её на прогулки по Воронцовским прудам, откуда от нашего дома четверть часа быстрым шагом. Закрыв за ними дверь, я понял, что прошедший день вымотал меня не хуже корабельного аврала — во всяком случае, эмоционально. Я потрепал собаку по загривку — зверюга слабо вильнула во сне хвостом и перевернулась на спину, — улёгся в постели и сразу, без перехода, провалился в сон.