Дети Галактики (СИ) - Батыршин Борис - Страница 49

Другое дело моя дражайшая супруга — она ещё в бытность нашу в «юниорском» проекте приобщилась к астрофизике, потом увлеклась тахионной теорией, работала с Гарнье, с Леднёвым… Теперь Юлька — ближайшая сотрудница Влады, и своим появлением в её каюте мы с Серёжкой Лестевым целиком обязаны именно ей…

К чему это я? Всякий, хоть немного разбирающийся в сути вопроса, знает, что парадокс Эйнштейна (на самом деле Эйнштейна-Подольского-Розена) является ключевым элементом в области квантовой физики, освещая явление, известное как квантовая запутанность. Этот феномен заключается в том, что…

Простите, кажется, я увлёкся — причём рассуждениями о предмете, в котором смыслю не более, чем заяц в классической музыке. Дело в том, что парадоксом Эйнштейна обычные люди, те, кто подобно автору этих строк не перегружен знаниями в области теоретической физики, обычно называют излюбленный фантастами и авторами околонаучных популярных брошюрок эффект релятивистского сжатия времени на субсветовых скоростях — о чём, собственно, и толкует И. О. О. родне Пашки Козелкова. И как раз о последствиях этого эффекта шла речь во время той памятной встречи на станции «Гагарин» — встречи, имевшей так много самых удивительных последствий…'

…Я, помнится, упоминал о том, что специалисты-астрофизики предпочитают именовать её не Первой Межзвёздной (как делают это журналисты, а с ними и остальные обитатели нашей планеты), а Первой Релятивистской? И это, строго говоря, верно: если добраться до звезды Барнарда и вращающихся вокруг неё планет мы пока не планируем (ещё неизвестно, существуют ли эти планеты, мало ли что там высчитали астрономы?) — то вплотную приблизиться к «барьеру Штарёвой», гипотетической области, где гравитационное воздействие двух соседних звёзд уравнивается, мы как раз намереваемся. Согласно теории, разработанной Владой, именно при пересечении этого барьера (названного, как нетрудно догадаться, в её честь) и проявляются релятивистские эффекты. Причём учёные не могут точно сказать, в какой именно момент это происходит — при приближении к «барьеру Штарёвой», в момент его пересечения — случается это одномоментно, или растянуто по времени… если вообще имеет смысл говорить об «одномоментности» в этой сугубо гипотетической области, где сами понятия времени и пространства теряют привычные значения.

Из всех этих выкладок непреложно следует вывод: пересечение «барьер Штарёвой» (или, как предпочитала называть его сама Влада, «область уравнивания гравипотенциалов») скорее всего, невозможно в современных условиях. То есть, углубиться-то в эту область можно, а вот к чему это приведёт в плане возникновения упомянутого искажения времени — это, что называется, вопрос на миллион. И получить ответ можно одним-единственным образом — попробовать. К счастью, наука позволяет не превращать такую попытку в прыжок неизвестно куда с завязанными глазами. Приближаться к «барьеру Штарёвой» придётся с помощью тахионных торпед (расстояния, которые предстоит преодолеть слишком велики для иных способов передвижения), а современная тахионная физика способна на основе данных, собранных при прохождении возникающих «червоточин» довольно точно предсказать вероятность попадания в область релятивистских искажений. Проще говоря, можно будет вовремя остановиться и задуматься — а стоит ли двигаться дальше?

Так-то оно так, только вот далеко на таких соображениях не уедешь — уткнёшься в пресловутый барьер и повиснешь в пространстве, не имея возможности сделать следующий шаг. Но учёные и это считают серьёзным достижением — ведь именно достижение «барьера Штарёвой» и есть истинная цель нашей экспедиции, и Юлька была кругом права, когда говорила, что наши игры с Нуль-Т, парашютами и коптерами не имеют к ней ни малейшего отношения. Нам предстоит не высаживаться на планеты, а установить как можно ближе к пресловутой «области уравнивания гравипотенциалов» космическую станцию. Развернув на её базе исследования пространства и времени, можно будет рассчитывать достичь однажды звёзд — и не просто достичь, но и вернуться на Землю при жизни тех, кто провожал экспедицию в полёт.

Звучит логично, не так ли? Сложность же заключается в том, что расстояние до этой области чудовищно велико, и чтобы его преодолеть, потребуются десятки, возможно, сотни пусков тахионных торпед. Более того: даже если забросить туда «бублик» станции с тахионным зеркалом, то добраться до него в один скачок, как мы добирались к тому же Энцеладу, не получится. Дело в том, что дальность действия «батутов» зависит не от линейного, «эвклидова» расстояния между точками А и Б, а от удаления обеих точек от тяготеющего центра данной системы — в нашем случае, Солнца. Таким образом, старт- и финиш- точки прыжка могут быть разделены громадными расстояниями — скажем, находиться на орбите Земли по разные стороны от Солнца — но с точки зрения тахионной физики они будут соседями. Чтобы забраться в такую невообразимую даль, придётся выстроить длинную цепочку «пересадочных станций», первая из которых будет в системе Сатурна. Вторая расположится за орбитой Плутона — и так далее, до самой границы «барьера Штарёвой». Задача «Зари» как раз в том и состоит, чтобы перемещаясь с помощью тахионных торпед, закладывать одну за другой такие «пересадочные станции» — подобно тому, как альпинисты, совершающие восхождение на восьмитысячник, устраивают цепочку лагерей-складов со снаряжением, припасами и укрытиями для отдыха.

Добравшись до очередной точки, «Заря» включает свой «батут» и через цепочку готовых пересадочных станций получает с Земли всё необходимое — секции будущего «бублика», оборудование, людей, которые будут собирать и обслуживать пересадочную станцию. По расчётам её монтаж и запуск займут около месяца — после чего «Заря», получив через заработавшую цепочку снабжения новые тахионные торпеды, отправится дальше, к «барьеру Штарёвой». Стоит подчеркнуть, что никто толком не знает, сколько таких промежуточных пунктов придётся устроить; после каждого прыжка придётся производить наблюдения и рассчитывать параметры следующего.

Предполагается, что от старта экспедиции до закладки самой дальней базы пройдёт не менее полутора лет. Задача грандиозная, но всё же выполнимая — благодаря новейшим исследованиям физиков-тахионщиков, основанных на результатах последнего эксперимента Леднёва, теории, разработанной Владой, и практически неограниченных запасах полигимния, обнаруженный в Поясе Астероидов экспедицией «Арго». Так что, глядишь, и мы научимся однажды прогрызать те самые «дырки в пространстве»…

Однажды, около года назад, мне случилось оказаться в личной лаборатории Евгения Петровича, нашего И. О. О. Помнится, я был изрядно удивлён обилием новейшей аппаратуры — казалось бы, зачем вся эта электроника главному психологу Проекта? — но больше всего меня поразил висящий поверх шкал и экранов плакат, изображающий Альберта Эйнштейна с клубком пластиковых трубок в руках — в точности, как учёный-астрофизик на пионерском «космическом» сборе в одной из первых сцен фильма «Москва-Кассиопея»…

Каюта, которую занимала Влада, была двухкомнатной — обычное дело орбитальных отелей, вроде «Джемини-Хилтон» или так и не достроенного до сих пор «Аполло-Риц», но никак не для рядовых объектов Внеземелья где на подобную роскошь не могут рассчитывать даже капитаны кораблей и начальники станций. Апартаменты же, где разместилась девушка, были разделены на две части лёгкой переборкой — в одной половине она оборудовала для себя жильё, во второй же стоял компьютер, подключённый к вычислительному центру станции, и стойка, забитая разнообразной электронной аппаратурой — здесь, как шёпотом сообщила мне Юлька, были кубы магнитной памяти со станции «Деймос-2».