Дети Галактики (СИ) - Батыршин Борис - Страница 32

— Я тоже потащу контейнеры с полигимнием, на челноке. — сказал Серёжа. — Правда, это так и так пришлось бы делать, ведь своего «батута» на «Деймосе-2» нет, а сверхтяжёлый им нужен уже вчера. Леднёв дважды связывался, торопил…

Юрка-Кащей оживился.

— Так ты, значит, сейчас к ним?

— Сначала к «Арго», контейнеры-то у них, уже приготовленные к буксировке. А оттуда — да, на Деймос.

— Тогда я с тобой. — заявил собеседник. Место-то найдётся?

— Со мной? — Серёжа удивлённо поднял брови. — А зачем — не секрет? Я-то думал, вы вместе с Алексеем и остальными спуститесь на Марс?

Юрка пожал плечами.

— Что я там забыл? А что до «Деймоса» — вот, гляди…

И он вытащил из-за отворота куртки сложенную в несколько раз газету. На первой полосе красовалась фотография переполненного зрительного зала; на заднем плане имел место то ли огромный панорамный экран, то ли прозрачный обзорный колпак орбитальной станции с планетой на фоне звёздного неба. На переднем же плане, на сцене стояла девушка в белом, до пола концертном платье, со скрипкой в руках. Сделанный со спины снимок не позволял разглядеть лицо, но в её позе, в положении руки, держащей смычок, в наклоне головы, угадывалось вдохновенное следование мелодии. Серёжа узнал скрипачку — бессменная первая скрипка трио «Фелисетт», известного своими выступлениями по всему Внеземелью. Заголовок статьи гласил: «Гастроли на Марсе. Скрипачка Мира Гольдберг».

— У неё здесь сольный тур. — пояснил Сережин собеседник. — Вчера давала концерт на «Скъяпарелли», сегодня выступление на «Деймосе-2», перед леднёвскими тахионщиками. Дальше запланировано два концерта внизу — на Большом Сырте и базе «Берроуз».

— И вы хотите застать её на Деймосе?

Юрка кивнул.

— Мы уже почти месяц не виделись. Вот, отпросился у Волынова — операция «Большой Пеленг» завершена, «обруч», спасибо вам с Татьяной, найден. Пока не начнётся подготовка к прыжку к Земле, мне на «Заре» делать особо нечего, свободных три-четыре дня имею….

— Я вообще-то пойду к Деймосу без второго пилота. — сказал Серёжа. — Правила допускают это для межорбитальных рейсов малой протяжённости, так что правое кресло ваше. Устроит?

— Ещё как! — Юркина физиономия расплылась в довольной улыбке. — Только сумку прихвачу из каюты, «Скворец» натяну и всё, можно грузиться!

— Скажите… Серёжа замялся. — Можно попросить у вас это?

Он ткнул пальцем в статью.

— Бери, конечно… — Кащей протянул ему газету. — А зачем, не секрет?

— Ну… Серёжа смутился, даже немного покраснел. — Она, Мира то есть, знаменитость, звезда, так ведь? И по телевизору «Фелисетт» сколько раз показывали, и пластинка уже вторая вышла, и даже в новогодний «Голубой огонёк» их приглашали! Вот и попрошу, чтобы расписалась прямо на газете!

— Какой маленький! — Мира забавно наморщила носик. — Будто камешек кто-то бросил на орбиту — неровный, словно галька с морского берега! И бурый какой-то, ноздреватый, не то, что Энцелад — тот сверкал, как снежный шарик!

— Она же видела Энцелад, вспомнил Серёжа. Тогда, после Пояса Астероидов, Мира напросилась к Леднёву и его сотрудникам, отправившимися через «батут» с «Зари» на станцию «Лагранж», и уже оттуда вернулась на Землю. Неудивительно, что девушка сохранила массу впечатлений от этой экскурсии– открывающиеся со станции «Деймос-2» виды на Марс и его спутник даже близко не сравнятся с грозным великолепием, которое можно наблюдать с «Лагранжа». Один Сатурн с его кольцом чего стоит — да и серебристый ледяной шарик Энцелада куда эффектнее невзрачного Деймоса…

Из-за кромки обзорного окна неторопливо выплыл буксировщик, прилепившийся к пирамиде грузовых контейнеров — стрельнул выхлопами и пополз к планетоиду. Километров десять ему так ползти, прикинул Серёжа, хотя наверняка не скажешь — в пространстве порой трудно верно оценить расстояния…

— Больше сорока тонны полигимния. — прокомментировал Юрка-Кащей. — Я говорил с Валеркой, у него уже всё готово к приёму груза. Как только получат сверхтяжёлый — сразу заложат его в картриджи и можно приступать!

— Куда-куда загрузят? — переспросила Мира. — Она не отрывала взгляда от ползущего через диск планеты металлического жука.

— Капсулы такие, из легированной стали. Сам сверхтяжёлый очень трудно обрабатывать, он не поддаётся ни одному инструменту, кроме, может, плазменного резака. Да это и не требуется — Леднёв загрузит в эти картриджи по несколько сотен килограммов полигимния и разместит их в пробуренных по всему контуру планетоида скважинах. Он потому и выбрал Деймос — по условиям требуется расположить образцы правильным кольцом максимально возможного диаметра. Наибольший диаметр Деймоса немного больше двенадцати километров, хотя формой он весьма далёк от правильной сферы. Так Валерка что придумал: они создали модель планетоида, разрезанного по диаметральной плоскости, и рассчитали, где и на какую глубину нужно пробурить скважины, чтобы спущенные в них картриджи с полигимнием образовали идеально правильное кольцо диаметром как раз в двенадцать километров!

Серёжа постарался представить себе схему эксперимента.

— К чему такие сложности? Я понимаю, на Земле нельзя, опасно — ну так поставили бы это кольцо на поверхности Марса, или хоть на Луне, подальше от обитаемых баз. И проще получилось бы, и дешевле!

— Валера так и предлагал. Но ведущие учёные Проекта и в первую очередь, Евгений наш Петрович, он же И. О. О., выставили категорическое требование: проводить эксперимент в пространстве. Леднёва с его аппаратурой поначалу вообще хотели загнать в систему Сатурна, на Диону или Рею, но он отстоял-таки марсианский вариант. Теперь сидит на Деймосе, злой на весь свет, и твердит об интригах завистников…

— На Деймосе — то есть здесь, на станции? — уточнил Серёжа. С момента прибытия на «Деймос-2» прошло немногим больше часа, он только и успел, что отстыковать от шаттла контейнеры с полигимнием, те самые, которые волок металлический жук…

— Да нет, как раз на самом планетоиде. — Юрка показал пальцем на медленно вращающуюся за круглым окном «гальку». — Шахтами с образцами полигимния дело не ограничивается. В центре образованного ими кольца расположен «детонатор» — по сути, обыкновенная головка тахионной торпеды, вроде тех, что используют на «Заре». Чтобы поместить её туда, Леднёв со своими сотрудниками три месяца бурили этот камешек, спускали в шестикилометровую скважину приборы, прокладывали проводку, прогоняли тесты…

— И что будет, когда эта штука сработает? — спросила Мира. — Возникнет «тахионное зеркало», как в батутах?

Юрка пожал плечами.

— Я сам не вполне понимаю. Валера уверяет, что никакого «зеркала» не будет, зато возникнет «теневая червоточина» — уж не знаю, чем она отличается от обычных, порождаемых «батутами» или вспышками тахионных торпед, — которая позволит собрать информацию, необходимую для того, чтобы в будущем самим создавать огромные «звёздные обручи», пригодные для перемещения на межзвёздные расстояния. Наши-то «батуты» пока позволяют преодолевать дистанции максимум, в половину диаметра Солнечной Системы — но Леднёв уверен, что использование полигимния позволит изменить ситуацию кардинальным образом. Потому он и торопился с экспериментом, потому и подгонял нас с грузом…

— Что-то мне это всё не нравится. — объявила Мира. Она придвинулась поближе к своему спутнику, продев руку ему под локоть. — Никак не могу забыть, какой ужас творился тогда в Японии, на Сикоку… А если Валера и тут устроит что-нибудь в этом роде — ты об этом не подумал?

Юрка поморщился — воспоминание, в самом деле, было не из приятных — даже для него, не участвовавшего непосредственно в упомянутых событиях.