Огонечек для ледяного герцога (СИ) - Славина Элен - Страница 27

— Усни! — крикнула она не голосом, а всем своим существом.

Мешочек разорвался, и в воздух взметнулось облако мелкого золотистого порошка. Оно пахло мёдом, маком и чем-то древним, сонным.

Наёмники, не успевшие отпрыгнуть, вдохнули его. Их движения сразу стали замедленными, тягучими, словно они погрузились в воду. Глаза закатились. Двое рухнули в снег, словно подкошенные. Предводитель, успевший отступить на шаг, покачнулся, с трудом удерживаясь на ногах.

— Беги, Раэлла! — крикнула мать, разворачивая свою лошадь и хлестая её поводьями по крупу.

Я на секунду застыла в ошеломлении. Это была не та запуганная, бегущая женщина. Это была ведьма.

Моя мать.

И я ей гордилась!

Но времени на раздумья не было. Ошеломлённый наёмник приходил в себя, его рука потянулась к мечу. Я рванула поводья, и моя лошадь понеслась вслед за матерью. Мы мчались по узкой тропе, пригнувшись к шеям лошадей, слыша за спиной хриплую ругань и тяжёлые шаги того, кто остался на ногах.

Мы скакали, не разбирая дороги, пока дыхание не стало рвать грудь, а ветер не начал слепить глаза.

Только когда полная тишина сменила за спиной звуки погони, мы осмелились остановиться в глухой чаще, у небольшого замёрзшего ручья.

Мы молча слезли с лошадей, наши тела дрожали от адреналина и усталости. Я смотрела на неё — на её разметавшиеся волосы, на гневно горящие глаза, на руки, которые всё ещё сжимались в кулаки.

— Ты… — я не знала, что сказать.

— Я сказала, что не сбегу, — она перевела на меня тяжёлый взгляд. Её грудь вздымалась. — Я не позволю им забрать тебя. Никогда.

В её словах не было просьбы о прощении. Не было оправданий. Была простая, суровая правда. Правда матери, защищающей своего ребёнка.

Лёд вокруг моего сердца, тот, что не растаял от её слёз, дал наконец глубокую, решающую трещину.

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Она подошла ко мне и, не говоря ничего, просто обняла. Крепко, по-матерински. И в этом объятии было больше правды, чем во всех её прежних словах.

— Прости, — прошептала я ей в плечо. — Я не должна была…

— Ты имела право, — она тихо прервала меня. — Но теперь давай договоримся. Мы найдём его вместе. И я буду делать всё, что скажешь ты. Ты права. Я должна заслужить его. И твоё доверие.

Мы стояли так посреди зимнего леса, две ведьмы из рода Санклоу. Наши разбитые сердца начали медленно, болезненно срастаться. Не в забытьи, а в понимании.

Битва была отложена.

Но мы наконец-то стали по-настояшему союзницами.

Глава 30

Дерево и его ветви

Лошади, выбившиеся из сил, сами замедлили ход, едва переставляя копыта по глубокому снегу. Дымчатый лес оправдывал свое название: сероватая дымка, не то испарения от замёрзшей земли, не то магия самого места, висела меж стволами, поглощая звук и искажая расстояние. Воздух был густым, пахло хвоей, влажной гнилью и чем-то ещё — древним и нездешним.

— Мы близко, — прошептала Мелисса, и её голос прозвучал приглушённо, словно ватой. — Я чувствую… давление. Как перед грозой.

Я кивнула, сжимая в кармане мешочек с травами от бабушки. Моё звериное нутро было настороже, улавливая каждую крупицу информации.

Лес здесь был другим. Не враждебным, но… наблюдающим. Молчаливым стражем на пороге чего-то важного.

Внезапно моя лошадь остановилась как вкопанная и тревожно зафыркала. Прямо перед нами, перегораживая тропу, лежало огромное, поваленное бурей дерево. Его ствол, покрытый мхом и грибами, был толщиной в несколько обхватов.

— Объезжать? — предположила мать, окидывая взглядом непроходимые заросли по сторонам.

— Нет, — я слезла с седла и подошла к дереву. — Бабушка говорила: «Ищи знак, а не тропу».

Я провела рукой по шершавой коре, и пальцы наткнулись на нечто гладкое и холодное. Вросший в дерево камень, на котором был вырезан тот самый узор — сплетение корней и паутины.

— Это оно. Здесь.

Я привязала лошадь, обошла дерево и замерла. За ним тропа не продолжалась. Вместо неё в склоне холма зиял низкий, тёмный проём, почти полностью скрытый свисающими корнями и заснеженными ветвями кустарника. Оттуда тянуло запахом сырой земли, старого камня и… свежеиспечённого хлеба.

— Пещера? — недоверчиво произнесла Мелисса.

— Дом, — поправила я и, отодвинув занавесь из корней, сделала шаг внутрь.

Туннель был коротким и вёл не вглубь горы, а вниз, превращаясь в крутую лестницу, высеченную в скале. Спустившись на несколько метров, мы оказались в просторном подземном помещении.

Это было не похоже ни на что, виденное мной прежде. Сводчатый потолок был оплетён живыми, светящимися корнями, которые давали мягкий золотистый свет. Воздух был тёплым и сухим, пахло тем же хлебом, сушёными травами и чернилами. Вдоль стен стояли груды книг и свитков, глиняные кувшины с руническими письменами, пучки засушенных растений.

В центре на очаге томился медный котёл, а у огня, в глубоком кресле, сколоченном из коряг, сидел тот, кого мы искали.

Он был стар.

Невероятно, древне стар. Его кожа напоминала высохшую кору дерева, а длинные седые волосы и борода сплетались воедино с моховой опушкой на его плаще. Но когда он поднял на нас глаза, я вздрогнула. Они были ярко-зелёными, абсолютно ясными и молодыми, полными бездонного знания. В них светилась сама душа леса.

— Аурелия прислала, — произнёс он. Его голос был скрипом старого дерева, шелестом листьев. — Я знал. Древесная кровь волнуется уже третьи сутки. Садитесь. Чай закипает.

Мы молча опустились на низкую скамью рядом с очагом. Старик, не спеша, разлил по чашкам густой дымящийся напиток. Он пах мятою, имбирём и чем-то неуловимо знакомым — магией нашего собственного очага.

— Я — Корнелик, — представился он, как будто это что-то объясняло. Возможно, так оно и было. — А вы — потерявшие и ищущие. Две ветви одного дерева, долго росшие врозь. — Его взгляд скользнул по моему лицу, затем по лицу матери. — Одна — с ликом луны, другая — с сердцем, исполосованным бурями. Вы ищете мальчика. Кровь вашей крови.

Мелисса беззвучно кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

— Храм Святой Элины, — тихо сказала я, протягивая ему мешочек с травами. — Бабушка… Аурелия просила передать это вам. В знак уважения и за помощь.

Корнелик взял мешочек, понюхал его и с удовлетворением кивнул, убрав его в складки своей одежды.

— Храм, — произнёс он задумчиво, отхлебнув чаю. — Его нет.

У меня похолодело внутри.

— Его… разрушили?

— Нет. Его переместили, — старик улыбнулся, и его лицо покрылось сетью новых морщин. — В прямом смысле. Две зимы назад земля под ним… зашевелилась. Решила, что место осквернено. Слишком много слёз, слишком много отчаяния впитали его камни. И храм… ушёл. Осел в грунт на пол-этажа. Никто не пострадал, но служить там стало невозможно. Его забросили.

— А дети? — выдохнула Мелисса, и в её голосе звучала настоящая мольба. — Приют?

— Детей перевезли. В столичный приют «Сердца Милосердия». — Корнелик посмотрел на неё своими пронзительными глазами. — Но твоего мальчика среди них не было.

Мир рухнул.

Я почувствовала, как мать рядом со мной обмякла, словно из неё вынули позвоночник. В горле встал горький ком.

— Не было? — её голос сорвался на шёпот.

— Его забрали раньше, — продолжал Корнелик, и его спокойствие было почти невыносимым. — Забрал человек. За несколько лун до того, как храм ушёл под землю.

— Кто? — вскочила я с лавки, не в силах сдержать отчаяние. — Кто его забрал? Алрик Фростхарт? Его люди?

Старик покачал головой.

— Нет. Не маг. Не воин. Учёный. Историк. Человек по имени Людвиг ван Гельдер. Он часто бывал в храме, изучал старые фрески. У него не было своих детей. Он приметил мальчика. Умного, тихого, с глазами старше его лет. Усыновил его. Дал ему свою фамилию, своё имя.

— Имя? — прошептала я. — Какое имя?