Босс для Белоснежки (СИ) - Амурская Алёна - Страница 5

Я приостанавливаюсь и пристально смотрю на унылого помятого мужика в мешковатой куртке, в которого превратился некогда “прекрасный принц” моего прошлого. Потом вздыхаю.

— Нет, Маш. Я не буду от него бегать. А вот вы с Павликом идите в обход, на всякий случай. Вдруг Коля опять напился, мало ли.

— А если приставать будет? — тревожится Маша.

— Не посмеет. Он моего Гришку боится. В прошлом году тоже пьяный ко мне заявился, а потом с синяками еле ноги унёс. Такое не забывается.

Лицо моей сестры проясняется.

— Да уж, куда ему против твоего Гришки! — хихикает она. — Вот кто настоящий качественный мужик… в отличие от некоторых!

Гришка — это мой домашний питомец. Здоровенный белый гусак. Характер у него боевой и очень собственнический — терпеть не может чужаков. Сразу бросается в атаку, шипит и кусается. Так что по сути он прекрасно выполняет функцию сторожевой собаки… которой, кстати, у меня нет и никогда не было из-за аллергии на собачью шерсть.

Купила я этого гуся уже после развода и вырастила сама. У меня тогда начались большие проблемы с деньгами — да такие серьезные, что пришлось продать родительскую комнату в коммуналке и переехать в старенький ветхий дом, доставшийся нам с сестрой после родителей. Те ушли рано, по самой нелепой и грустной причине. Угорели в бане по-черному, напившись под Новый год. Ту баню потом я снесла по понятным причинам.

Машка, как поклонница городской жизни и отдельного личного пространства, тогда уже студенткой была, подрабатывала на рынке выходного дня продажей домашней выпечки и жила в съемной хрущевской однушке. Она и сейчас там живет, по-прежнему одна. Правда, теперь работает не на рынке, а в школе. Поваром.

— Ладненько, — решает она и подмигивает своему племяннику. — Павлик, а давай посмотрим, не заросла ли тропинка в огороде?

— Не-е, — отказывается мой сильно занятый сын, не отрывая сосредоточенного взгляда от лужи под ногами. Пьяного отца издали он пока, к счастью, всё ещё не заметил.

Я с улыбкой присаживаюсь на корточки возле него и ласково сообщаю:

— Павлуш, а в огороде червяков гораздо больше, чем на асфальте. У них ведь домики в земле. И лягушки там тоже есть по дороге около пруда.

Последний аргумент оказывается решающим.

— Ладна! Мы с тётей Машей пойдем смотреть лягушек, мам, — распоряжается он и первым тянет Машу в улочку, ведущую к пруду.

Я выжидаю несколько секунд, призывая себя к невозмутимости. Затем подхожу к бывшему мужу со спины. Гусь Гриша приветствует меня из палисадника воодушевленно-протяжным “Га-га-га!” и широким хлопаньем крыльев.

Колька отшатывается от ограды.

— Ш-штоб тебя, скотина шепелявая! Чё разголосился так?.. В суп бы тебя…

— Привет, — сухо здороваюсь я.

— Лизунь!.. — оборачивается бывший муж и как-то пришибленно-заискивающе бормочет: — А вот и ты…

Мне становится противно.

— Не называй меня так, звучит отвратно. Зачем пришёл?

— Да так… соскучился. А че, нельзя детей своих уже повидать?

— Ну почему же, можно. Только когда будешь трезвым и в здравом уме. Желательно по выходным. И жену свою предупредить об этом не забудь… или я сама это сделаю. Во избежание недоразумений. А то в прошлый раз она позвонила ко мне со скандалом и обвинениями, якобы я украсть тебя драгоценного обратно пытаюсь.

— Венерка мне не жена… — морщится Колька. — Официально мы не расписывались. Так, съехались просто… может, и разъедемся скоро. С утра до вечера с маман ругаются. Надоели обе, хуже редьки. Хочу тишины и понимания. К тебе хочу, Лизок…

— Коля..! — ахают заросли высоким тонким голосом Венеры.

Зря я ее вспомнила. Эта дама — как та самая субстанция, которую стоит только помянуть, как она тут же всплывает где-нибудь поблизости. И на этот раз она, видимо, решила проконтролировать очередной Колькин побег до самого моего дома.

Женская фигура проворно выскакивает на дорогу и несется к остолбеневшему Кольке. Тот слегка дергается, как будто его так и подмывает броситься от нее наутек. Но в последний момент сдерживает себя.

— Коленька!.. — надрывно восклицает Венера со слезами в голосе.

Я смотрю на нее во все глаза и не узнаю.

Давненько не видела вживую эту некогда соблазнительную девицу, которую моя бывшая свекровь Карина Сергеевна вечно ставила в пример. С тех пор, как покинула ее дом. Сейчас от ее прежней свежести и ухоженности остались одни воспоминания.

Нет, ну… конечно, если приглядеться, то можно найти в ней генетически симпатичные задатки природы — более-менее привлекательные черты лица, длинные волосы, пышная грудь и крутые бедра…

Но блеска юности и горделивой девичьей самоухоженности больше и следа не осталось. Помятость, опухший вид портят всё. Да и талия слегка расползлась. Скорее всего от переедания на почве стресса, а не беременности, а то такую новость она в секрете бы не оставила.

Что ж, вполне ожидаемо, если ее красоту съела бытовуха и жизнь в отвратительно токсичной атмосфере. Потому что Колькина мать только на расстоянии способна сдерживать свою натуру. Она всегда ведет себя лучше с чужими людьми — подружками, соседками и прочими посторонними, — если не находится рядом двадцать четыре часа в сутки. Но стоит только угодить в ее царство… эту кошмарную паутину, где она дергает ближних с утра до вечера придирками и непрошеными советами… так все жизненные соки высосет потихоньку.

Так что неудивительно, что Карина Сергеевна даже любимицу свою довела, раз они, по словам самого Кольки, всё время ругаются.

Это раньше она была для нее “послушной хозяйственной девочкой, замечательной Венерочкой”. А теперь стала соперницей за власть в доме и авторитет в сердце сына. Вот только “послушная” Венерочка и сама не лыком шита, наверняка начала давать ей отпор. Со мной Карине Сергеевне было легко, я неконфликтная. А с такой же двуличной эгоисткой, как новая невестка, старые методы забуксовали. Это ведь всё равно что с собственным отражением в зеркале биться.

— Венер, ты зачем пришла?.. — мямлит Колька с мученическим выражением лица. — Я детей своих пришел проведать, это ж мой долг, ну…

— Бухой? Навестить детей? Да пшел ты! — переходит на шипение Венера. — Кому заливаешь?!

Ее голос вызывает мгновенный отклик у гуся Гришки из палисадника. В такой же шипучей тональности. Он у меня любит передразнивать громкие голоса. А уж если собеседник вещает на гусином наречии — так тем более.

Скандальная парочка дружно вздрагивает от его громогласного гогота, а я аккуратно обхожу их, чтобы нырнуть в калитку.

— Ладно, вы тут разбирайтесь, а мне пироги надо готовить. Я детям обещала. До свидания.

— Пироги? — оживляется Колька и бросается к калитке, несмотря на пронзительно-ревнивый взгляд Венеры. — Я б тоже не отказался, Лизок! Посидим вместе с детьми, а то отца родного забыли уже… скучают по мне, наверное, а?

— Не хочу тебя расстраивать, но нет, — сухо отвечаю я. — С Павликом ты и так почти не общался, он даже привязаться не успел. А Женька без тебя вообще на седьмом небе. Спокойный такой стал, оценки в школе улучшились… Не стоило тебе руки с ним распускать, Коль. Теперь, чтобы наладить с ним отношения, тебе понадобится очень много времени, терпения и хорошего поведения.

Сочетание слов “хорошее поведение” и “дети” почему-то у Кольки сразу ассоциируется с деньгами. Он немедленно вскидывается:

— Алименты щас платить не получится, Лизок… но я это… как только с финансами наладится, сразу Женьке новый смартфон прикуплю! Зуб даю, прям железно. И Павлушке машинку подарю. На радиоуправлении, ага?

Подарки он прикупит, ага. С алиментов, которые ни разу не выплачивал… идиот. Интересно, он вообще понимает, что не в деньгах его проблема с детьми?

Пока я устало борюсь с желанием закатить глаза, Венера багровеет от возмущения. Похоже, слово “алименты” знатно ее триггернуло.

— Коль, у нас нет в доме лишних денег! — взрывается она. — А если я забеременею?! Алименты алиментами, но жить-то нам на что-то надо! — затем, заметив озлобленную гримасу на физиономии мужа, живо меняет тактику и бросается к нему на грудь. — Ко-о-оль… ох, Коленька… ты пойми, это же не шутки… — заливаясь слезами, она бросает на меня исподтишка гневный взгляд. — Лиза женщина самостоятельная и понимающая, она прекрасно позаботится о детях без тебя… правда ведь, дорогая?..