Небо в кармане 4 (СИ) - Малыгин Владимир - Страница 52

И ведь уговорил. Понятно, что я и сам бы не остался, служба пока на первом месте. Но компаньон правильно сказал, что моё присутствие сейчас не нужно. Пока бетон встанет, сколько времени пройдёт? Никто не скажет точно. И после снятия опалубки фронт работ известен. Пропитка и покраска полов, установка вентиляционных коробов, прокладка электросетей и штукатурка кирпичных стен, работы тьма. И есть кому за всеми этими делами присмотреть.

Да, с инженером нам точно повезло, тут ничего другого не скажешь. Среднего возраста, с отличным образованием и рекомендациями и даже с несколькими собственными проектами, успешно реализованными здесь, в Москве. Поэтому была у нас возможность проверить всю представленную им информацию. Что мне больше всего понравилось в нём, так это приверженность к новым технологиям. Он просто фанател от смеси железа и бетона и готов был рассказывать о получаемых при его использовании преимуществах днями и ночами. Ночами потому что семьи нет, весь «в трудах и работе, аки пчела».

А уж когда я слегка коснулся темы добавок в бетон, то глаза нашего, теперь уже точно нашего, инженера загорелись. Пластификаторы, ускоряющие твердение и повышающие прочность, увеличивающие морозостойкость — это то, что я помнил. Составов не знал, но какое-то представление имел. Но моё дело предложить идею, а он теперь пусть мучается и разрабатывает тему…

Возвращение в Гатчину сенсационным не выглядело. Прав оказался мой начальник, время прошло, и обо мне и связанных с моим именем скандалах общество забыло. Да меня даже на вокзале никто не узнал! Вот это было по-настоящему обидно. Это я таким образом смеялся над собой и своими опасениями, уж очень не хотелось в очередной раз становиться героем скандальной хроники…

Выпускные экзамены в школе по лётной подготовке, самолётовождению, аэродинамике и техническим дисциплинам принимал я. В единственном числе почти что. Кроме меня присутствовали ещё несколько офицеров с инженерным образованием, те, кто сейчас набирается опыта, знаний, и кто переймёт у меня эстафету преподавания в последующих наборах курсантов.

Выпуск провели в середине апреля, как и планировали. Пошили выпускникам новую парадную форму, заказали на Монетном дворе отличительные нагрудные знаки из серебра, в общем, сделали всё, чтобы новый род войск выглядел наиболее престижно в глазах обывателей. В общем, пустили пыль в глаза. Нужно было замотивировать будущих абитуриентов.

— Николай Дмитриевич, — уже час уговаривал меня Кованько. — Право слово, что же вы так упираетесь? Кому, как не вам в таком важном деле участвовать?

— Александр Матвеевич, даже не уговаривайте, — упирался по мере сил. — Только-только всё забылось, а вы меня опять пред светлы очи его величества желаете выпнуть!

— Да что же вы такое говорите, поручик, — Кованько даже с места подскочил. Крепкое дубовое кресло отлетело назад, глухо стукнулось о стенку, упало. На шум тут же заглянул адъютант, осмотрел внимательным взглядом нас и тут же скрылся, мотнув мне понимающе головой. — Чтобы я, да выпнуть! Выбирайте выражения, ваша светлость, всё-таки вы со старшим не только по званию разговариваете, но и по должности. Да я вам в отцы гожусь! И где ваша учтивость и воспитание?

— Прошу прощения, погорячился, — на самом деле и не думал извиняться, но рассердил меня начальник Школы своей просьбой выступить на параде с сольной программой очень сильно. Захотелось ему класс показать, пустить пыль в глаза высоким гостям. В смысле положения высоким, а не по росту. Вот и уговаривает меня всеми доступными способами пойти ему навстречу и показать гостям хоть какой-нибудь пилотажный комплекс.

Приказывать не спешит. И правильно делает. Потому что понимает, что такой приказ я всё равно не выполню. А это что значит? Отставка. Ему же подобный исход нашего, г-м, спора, совершенно не нужен. Это он пока не знает, что рапорт на увольнение я всё равно подам. Но опережать события не желаю, раз решил уйти в отставку после выпуска, значит, так и сделаю. Всё-таки первый выпуск это святое.

— Подумайте ещё раз, Николай Дмитриевич, — Кованько обошёл стол и приблизился ко мне почти вплотную, наклонил голову и заглянул в глаза.

Прятать или отводить в сторону глаза не подумал, наоборот вскинул подбородок и ответил ему прямым, жёстким взглядом, показал, что своего решения не поменяю.

Исходящий от полковника запах крепкого табака заставил меня отступить на шаг и Александр Матвеевич поморщился:

— Столь значительное для Империи событие, как первый выпуск пилотов из нашей Школы наверняка сильно поднимет настроение его величества. Ведь здесь, в Гатчине, соберётся не только весь цвет Петербурга, вы это знаете не хуже меня. Вдобавок это знаменательное во всех смыслах событие будут освещать не только наши журналисты, но и зарубежные, — Кованько многозначительно посмотрел на меня, пошевелил своими пышными усами. И продолжил искушать, приговаривая вкрадчиво. — И грех вам упустить такой превосходный шанс вновь напомнить о себе. Даю слово, что государь переменит своё мнение и простит вас. Особенно когда увидит реакцию публики на ваше выступление.

— Или увидит, вспомнит и решит отправить куда-нибудь подальше, — не согласился с полковником. — Туда, куда Макар телят не гонял. Александр Матвеевич, не уговаривайте, всё равно не соглашусь. Не стану я перед публикой, словно клоун на цирковой арене, выступать.

— Но раньше же выступали? — Кованько вернулся за стол, поднял с пола и поставил на место своё любимое кресло. Уселся, вздохнул, махнул мне рукой на гостевое. — Да что вы всё стоите? Присаживайтесь, не вынуждайте и меня стоять.

— Раньше на моих плечах не было погон, — отрезал. — И форму я не носил. Теперь же ношу и позорить её не желаю.

Потому что на самом деле мне это выступление перед собравшимися гостями нужно, как зайцу стоп-сигнал.

В общем, не уговорил меня Кованько…

Народа на первый выпуск приехало не просто много, казалось, вся столица сегодня была здесь. Кроме великого князя Александра Михайловича присутствовала и императорская семья в полном составе.

Погода словно прониклась торжественностью момента и не подвела. Утренний лёгкий ветерок разогнал белые облачка и к началу торжества небо очистилось. А выглянувшее солнце быстро растопило утренний молочный туман и высушило плац.

Вручили выпускникам дипломы об окончании обучения, присвоили всем новые звания, на ступень выше, выдали знаки отличия. Вручал лично Сандро в присутствии Куропаткина, военного министра и начальника Школы. От сияния золотых эполет слезились глаза, в начищенных до блеска сапогах отражалось синее весеннее небо, торжественно бухал маршами духовой оркестр, трепетало на лёгком ветру школьное знамя с махровыми золотыми кистями. Картина внушала трепет.

Потом выслушали поздравительные речи высоких гостей. Его Императорское Величество тоже соизволил высказаться, похвалил за усердие в обучении, за выказанную храбрость, вдохновил выпускников на новые героические свершения во славу Отчизны. И намекнул, что без дела никто из них не останется.

В этот момент я хмыкнул. Про себя, конечно, но, похоже, кое-что наружу всё-таки прорвалось. Потому что на меня кое-кто из моих коллег и сослуживцев оглянулись, бросили в мою сторону сочувствующие взгляды. Тем не менее, постарался сохранить беспристрастное выражение лица.

После чего грянули троекратное «Ура!», спели гимн и прошли торжественным маршем мимо трибун с высоким начальством под звуки духового оркестра и приветственные выкрики собравшейся праздной публики. Сегодня вход был свободный, поэтому простого люда набежало не просто много, а очень много.

Не успели парадные коробки освободить площадь, как над нами начался воздушный парад. На высоте около ста метров прошли три тройки учебных самолётов, пилотируемых лучшими выпускниками школы. Теми, кто после выпуска остаётся и переходит на инструкторскую работу. Это была моя личная инициатива, и я пропихивал её всеми силами, готовил себе преемников.