Училка для маленького бандита (СИ) - Черничная Даша - Страница 3

Веста, он обычный человек, которому нет дела до твоей мятой блузки.

Дверь распахивается, и мощная мужская фигура заходит в класс.

Обычный… ага!

Одного взгляда хватит, чтобы понять, что это ничерта не так. Клим Миронович совершенно точно, просто на сто процентов, не обычный человек.

И дело даже не в имидже, потому что выглядит он просто: черные джинсы, черный джемпер. Дело в том, как человек реагирует на другого человека.

А мне прямо сейчас очень хочется собрать вещи и купить билет в одну сторону куда-нибудь в Гватемалу и больше никогда не попадаться на глаза этому мужчине.

Глава 4

Цветкова Веста Егоровна

И как-то неожиданно затея подключить к моей проблеме отца мальчика кажется не такой уж хорошей.

Надо было подождать, оно бы само рассосалось.

Через год или два.

Вова бы переключил внимание на другую девочку и влюбился в нее, а я выдохнула бы и ка-а-ак зажила.

Пока я трясусь как заяц, сидя за учительским столом, мужчина окидывает меня взглядом. Рассматривает с ног до головы чуть менее тактично, чем нужно.

— Веста, надо полагать? — неожиданно басит.

«А ну-ка соберись, тряпка!» — цыкаю на саму себя.

— Веста Егоровна, — поправляю мужчину и поднимаюсь со своего места, протягиваю ему руку. — А вы, как я понимаю, отец Вовы Шиловского, Клим Миронович?

Мужчина снова проходится по мне взглядом. Я меньше него, ну… значительно. Или мне просто так кажется, потому что поджилки трясутся?

Он не сразу пожимает мне руку, но, когда протягивает свою, я облегченно выдыхаю.

Ладонь мужчины грубая и горячая, и моя ледяная от нервного тика рука очень остро чувствует это.

Клим Миронович пожимает мне ладонь легко, даже мягко, явно осознавая, что если приложит чуть больше усилий, то сломает мне кости.

— Все верно, я отец Владимира. О чем вы хотели поговорить?

— Присаживайтесь, — указываю на первую парту перед собой.

Отец Вовы скашивает голову набок, явно просчитывая, как поместиться за партой, а потом направляется туда и садится. Садится, не без труда впихнувшись, и занимает целый стол, что неудивительно, учитывая широкие плечи мужчины.

Это смотрелось бы комично — большой дядька за школьной партой, вот только вид Шиловского-старшего совершенно не оставляет повода для веселья. Собран, строг, суров.

— Я вас слушаю, —- напоминает о себе.

— Я думаю, вы в курсе, по какому поводу я вас пригласила?

— Если честно, то нет, — отвечает спокойно. — Оценки сына хорошие, на поведение, насколько мне известно, жалоб не было.

Да, все это действительно так. Вова умный и спокойный в меру возраста мальчик, но…

— С вами ведь разговаривал наш директор? — спрашиваю, хмурясь.

— Нет, — произносит невозмутимо.

Ха! Отлично! Просто прекрасно!

Кто молодец? Андрей Палыч молодец.

А Веста Егоровна полная дура, которая ему поверила. Черт, да он просто слил меня, и все, чтобы не досаждала.

От злости я краснею. Ну как так-то?! Ведь я просила! Умоляла, объясняла, почему это надо сделать! А он просто отмахнулся, побоявшись разговора со страшным мужиком.

А я, выходит, не боюсь?

Боюсь, но выхода у меня нет.

— Что ж, полагаю, с Андреем Павловичем у нас произошло недопонимание, потому что я искренне считала, что он поговорил с вами. Но раз он этого не сделал, то скажу я, — перевожу дыхание. — Ваш сын терроризирует меня.

Клим Миронович выглядит так, будто если сейчас распахнется окно и в него влетит рой пчел, ему будет абсолютно плевать, он так и продолжит сидеть передо мной с беспристрастным выражением на лице.

— Продолжайте, — говорит спокойно и смотрит на часы. — У меня не так много времени, факты, пожалуйста.

Откашливаюсь.

— Вова очень хороший мальчик, к учебе у меня нет никаких претензий. Вопрос деликатный и, я бы даже сказала, личный. Дело в том, что ваш сын почему-то решил, что я принадлежу ему. Он пишет мне сообщения, в которых признается в любви и рассуждает о нашей жизни, о том, что разница в возрасте не важна, что он готов ждать меня и не будет предпринимать никаких действий, пока ему не исполнится восемнадцать. Он даже разрешил мне, — делаю пальцами кавычки, — завести себе мужчину, но приказал не влюбляться в него.

Шиловский-старший как сидел с ровной спиной и безэмоциональным лицом, так и продолжает сидеть.

Либо он в курсе, либо умеет настолько контролировать свои эмоции, что совершенно непонятно, о чем он думает.

— Это еще не все. Вова присылает мне домой цветы, сладости и игрушки. У меня есть фотографии. Сейчас вам покажу.

Разворачиваю экран к лицу Клима Мироновича. Тот забирает его, листает подборку фото в папке, которую я собрала отдельно.

— Я много раз разговаривала с Вовой и просила его остановиться, но все без толку. Вы можете мне помочь и тоже поговорить с сыном?

И вот в эту секунду мужчина передо мной являет миру усмешку:

— Да, Веста, вы правы. Поговорить не помешает. Кто в нашем мире соблазняет взрослых девушек плюшевыми пылесборниками и цветами, которые кладут к надгробию богатых дядек.

Я открываю рот от шока.

— Вова несмышленыш в вопросах женщин и выводы по методам ухаживания делает по кино и сериалам, — губы Клима Мироновича кривятся в улыбке.

— Но это не смешно! — выхватываю телефон, открываю сообщения от мальчика и снова протягиваю телефон отцу Вовы. — Вот, смотрите, что он пишет!

Шиловский берет телефон и сосредоточенно читает все до самого конца, а потом отдает его мне.

— Ваш сын шлет мне сообщения, где предлагает стать его… женой!

Мужчина напротив смотрит на меня с насмешливой улыбкой.

— Ну и что? — мне кажется, он едва сдерживает хохот.

— Как это что! Владимиру двенадцать! — восклицаю. — А он уже планирует жениться на своей учительнице.

Шиловский подается вперед, окидывает меня взглядом, в котором полыхает пламя.

— Должен сказать: у моего сына есть вкус. Если бы у меня была такая училка, я бы тоже не устоял.

Глава 5

Большой бандит

Мне нравится наблюдать за ней.

Какая-то она… необычная. В юбке этой, явно одолженной у собственной бабули, в целомудренных туфельках типичной учительницы. Пирожок этот на голове. Или ракушка — хрен знает, как там ее прическа называется.

Девочка явно хочет казаться старше, чем есть. И важнее.

Я склоняю голову набок и пристально смотрю на нее.

Худая, невысокая. Лицо выразительное, но странное какое-то. То ли я привык видеть вокруг сделанные лица, то ли она и вправду… инопланетянка, девочка моя.

Но привлекает. Отвести взгляд сложно, хочется рассматривать ее. Волосы светлые, на носу веснушки, которые она наверняка усиленно пытается скрыть, потому что они сразу отнимают у нее года три возраста.

А с детьми так нельзя. Сочтут за свою — не будут уважать.

И почему я не слышал ничего про нее? Ведь, в принципе, я в курсе школьных дел сына.

А он не рассказывал мне.

Эта девчонка новенькая, я помню предыдущую англичанку. Старая грымза, которая по-странному коверкала слова, рассказывая, что так правильно. С почетом ее отправили на пенсию и вместо нее прислали этот… цветочек.

И сын ничего не сказал мне. Хотя с Вовкой у нас близкие отношения. А что это значит? Значит, у него все серьезно по отношению к этой англичанке.

Вот так поворот!

— Что вы смеетесь? — ее аж трясет от моей реакции.

— Согласитесь, для трагедии нет повода, — отвечаю легко.

Двенадцатилетний пацан влюбился в свою молодую училку. Возможно, это встречается не так часто, скорее происходит наоборот: девчонки влюбляются в своих педагогов — но кто застрахует пацанов от неправильной любви?

— Как это нет повода? — цветочек прикладывает руку к груди и ахает, натурально оскорбляется.

— Веста, послушайте, — я придвигаясь ближе и ловлю тонкий цветочный аромат, на секунду замираю, вспоминая его.