Кубинец (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 49

— Луис, — прошептала Люсия, приподнимая голову. — Ты почему такой задумчивый? Тебе было хорошо со мной?

Я глубоко вздохнул. На какое-то мгновение мне захотелось ей все рассказать. Об Аушвице, об учебнике с моим лагерным номером, о жрице. Но я почему-то не рассказал. Просто не было нужных слов. Поверит ли девушка в такую фантастическую историю с путешествием моей души во времени? Вряд ли…

Глава 23

Я проснулся рано утром от прикосновения к лицу. Прядь волос щекотала мне щеку. Где-то вдалеке кричали петухи. В комнате было прохладно, но уютно. Похоже, по соседству кто-то уже готовил, и не просто бобы, а жарили мясо. Такое не перепутаешь. Даже если аромат смешивается с какими-то особо пахучими цветами. Люсия лежала рядом, ее распущенные волосы касались моего лица, дыхание ровное, спокойное. Точно, спит еще, посапывает немного. Я погладил девушку по щеке, потом моя рука скользнула к груди. Проснется? Нет, спит. В этом мягком утреннем свете она выглядела особенно нежной и беззащитной.

Я осторожно сполз с кровати. Хорошее настроение, сейчас потренироваться — вообще в радость. Я потянулся, размял плечи. Вышел в дворик, начал свою обычную зарядку: приседания, отжимания, потом бой с тенью. Кулаки мелькали в воздухе, ноги отбивали ритм, тело извивалось, уклоняясь от воображаемых ударов.

Вдруг послышался лёгкий скрип двери. Обернувшись, я увидел Люсию. Она вышла сонная, потирая глаза, волосы растрёпаны. На ней не было ничего, и утренний свет ложился на её кожу мягким сиянием. На мгновение мне показалось, что всё это сон: слишком красиво это выглядело, чтобы оставаться явью.

— Луис… — сказала она, улыбнувшись так, будто и не заметила своей наготы. — Доброе утро.

— Люсия, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. — Прикройся. Или я за себя не отвечаю!

Она вздрогнула, будто только сейчас поняла, что стоит передо мной раздетой, и, смущенно улыбнувшись, поспешно спряталась за дверь.

— Доброе утро, Луис! — повторила она. — Я еще не проснулась толком. Пойдем, приготовлю тебе что-нибудь на завтрак.

Но когда мы вернулись в дом, то услышали грохот посуды. Первым делом я подумал о крысах, но шагнув вперед, увидел Пиньейро. Он уже хозяйничал у плиты. Стоял, облокотившись на столешницу, в своей неизменной рубашке хаки, с сигарой в зубах, и насвистывал какую-то мелодию. Услышав нас, он улыбнулся, его рыжая борода блеснула в свете лампы.

— Ну ты и выдал боксерский поединок, — произнес он, кивая в сторону кухонного окна, что выходило во дворик.

Позади меня Люсия ойкнула и бросилась в спальню.

— Я сейчас! — крикнула она, и дверь с легким стуком закрылась за ней.

— Откуда вы здесь, амиго Пиньейро? — спросил я, стараясь говорить непринужденно. — Как нас нашли?

Барба Роха усмехнулся.

— Это моя работа, Луис. Всегда знать, где находятся нужные люди. И что они делают. Или могут сделать. Адрес сеньориты Люсии известен, да и ты вроде сбегать не собирался.

В его словах не было угрозы, лишь констатация факта, но мне все равно стало не по себе. Я вдруг почувствовал себя под колпаком, будто каждый мой шаг был записан и проанализирован. Сплошной контроль, и никакой свободы.

— Что будем есть? — спросил я Пиньейро. Он хоть и мой начальник, но увольнительная еще не закончилась, и к тому же он начал готовить.

— Кофе и тосты, — ответил Барба Роха. — Ты жаришь гренки.

Вернулась Люсия, одетая во вчерашнее ситцевое платье с турецкими огурцами. Она выглядела смущенной, но постаралась сохранить невозмутимый вид. Мы сели за стол, и принялись завтракать. Тосты были хрустящими, кофе горячим и крепким.

— Хорошо посидели, — произнес Пиньейро, доедая последний тост. — Но дела не ждут. Нам надо срочно выдвигаться.

Я увидел как напряглась Люсия. Ей явно не понравился приказ Бороды.

— Куда? — спросил я, не глядя на него.

— В Гавану, — ответил Мануэль, его голос стал серьезным. — Время пришло.

Я перевел взгляд на Люсию. Она сидела молча, лицо было грустным. В ее глазах читались и тревога, и решимость. Она понимала, что это значит. Мнда… Недолго продлился наш «медовый месяц».

— Зачем?

— Слышал выражение «падающего — толкни»? — спросил Борода и сразу же продолжил: — Режим Батисты вот-вот рухнет. Мы знаем, как ускорить его крах.

Мне-то это зачем⁇ Я в революционеры не записывался. Но похоже меня записали «явочным порядком». Сразу как явился к партизанам с Педро… Или вместо Люсии записочку понёс, так вернее.

— До встречи, Люсия, — сказал я, вставая из-за стола. — Адрес ты мой знаешь. Если что — оставлю записку у двери.

Девушка поднялась. В глазах у нее были слезы. Она обняла меня крепко, прижавшись всем телом.

— Будь осторожен, Луис, — прошептала она. — Пожалуйста!

Я лишь кивнул. Слова были не нужны.

Мы вышли из дома. Джип Пиньейро уже ждал у калитки. Сантьяго стоял рядом, его лицо было серьезным, он сосредоточенно дробил челюстями жевательную резинку. Я забрался вперед, Пиньейро сел за руль, Сантьяго прыгнул на заднее сидение. Джип, чихнув, тронулся с места, оставляя позади дом Люсии и ее печальный взгляд.

Мы ехали на запад от Баямо по узкой, ухабистой дороге, петляющей между холмами, поросшими густым лесом. Дорога становилась все уже, превращаясь в еле заметную тропу, и я невольно думал о том, как легко здесь заблудиться. Примерно через час мы приехали в маленький поселок. Как он называется, неизвестно — никаких указателей на дороге не было. Мы проехали его почти насквозь, и остановились не то на заросшей травой площади, не то на вытоптанной поляне. Мы загнали наш джип поближе к другим, их в рядок под деревом стояло уже пять штук. Кучкой собрались такие же, как и мы, сопровождающие. А основные фигуры — шагах в десяти.

Фиделя я узнал — трудно не запомнить, если почти каждый день видишь. Остальных мне показал Яго. Он, кажется, вообще всех знал. Лохматый симпатичный молодой человек лет тридцати с жидкой бородкой — Че Гевара. Тоже аргентинец, разговаривает со своим земляком, недоброй памяти Фунесом. Тот, правда, больше меня не доставал. Может, передумал. Или ждет удобного момента — кто ж его знает, психа этого. Улыбчивый здоровяк, чуть не на голову возвышавшийся над остальными — Камило Сьенфуэгос. Гладковыбритый скромняга, стоящий чуть поодаль — Рауль, младший брат Фиделя.

Видать, командиры недавно пили кофе — в воздухе витал его запах, смешанный с сигарным дымом. Я, стараясь не привлекать к себе внимания, вышел из джипа и встал чуть в стороне, прислонившись к стволу раскидистого баньяна. Все понятно — собрание партизанских командиров.

Фидель подошел к краю поляны, где стоял ветхий сарайчик, облупившийся от солнца и дождей. Совсем рядом с нами. Он что-то оживленно рассказывал Сьенфуэгосу, жестикулируя сигарой. Внезапно раздался резкий хлопок. Я инстинктивно пригнулся. Пуля с сухим звуком впилась в деревянную стену сарая, буквально в паре сантиметров от головы Фиделя. На дереве над нами закричали птицы, вспорхнули с веток. Я замер, ожидая реакции. Но Фидель даже не обратил на это внимания. Он лишь слегка повернул голову, бросил короткий взгляд на пулю, затем снова повернулся к Камило и продолжил говорить, словно ничего не произошло. Его голос не дрогнул, а лицо оставалось абсолютно невозмутимым. Сразу начался переполох. Повстанцы бросились в сторону, откуда предположительно прозвучал выстрел. Кто-то крикнул команду, и десятки вооруженных людей начали прочесывать лес. Я услышал шум шагов, шелест листвы, приглушенные голоса. Искали снайпера, который, кажется, растворился в воздухе.

Команданте докурил сигару, бросил ее на землю, и спокойно шагнул назад. Я был поражен. С каким пренебрежением он относился к опасности, с какой будничной обыденностью воспринимал угрозу смерти. Будто не в него стреляли, а в кого-то другого, незнакомого.

Спустя полчаса поиски прекратились. Стрелка не нашли.

Меня, понятное дело, не пригласили на совещание. Я, как и другие рядовые повстанцы, стоял снаружи, прислушиваясь к обрывкам фраз, доносившимся из небольшого домика. Окна там открыли, чтобы собравшиеся не задохнулись в сигарном дыму, и кое-что было слышно. Голоса были приглушенными, но я уловил несколько ключевых слов: «Гавана», «наступление», «координация». Стало ясно: Фидель задумал наступление на столицу. Наверняка он собирался штурмовать город, а не вести переговоры.