Крестоносец - Айснер Майкл Александр - Страница 20

— Спасибо, отец, — сказала Изабель, искоса взглянув на брата.

Мы двинулись гуськом; впереди ехал Андре — он вел нас к горной гряде, которую я видел из окна своей комнаты. Мы держали путь на восток, к солнцу — свет его отражался от снега и слепил глаза. Поэтому я большую часть поездки проехал, зажмурясь, сосредоточившись на тяжелом мерном Дыхании лошадей и предоставив Панчо следовать за остальными. В начале пути наш маленький отряд замыкала Изабель, но я несколько раз менялся с ней местами: мы как будто разделили обязанности по охране тылов. Несмотря на то, что мы держали довольно резвый темп, Изабель ни разу не отстала и не дрогнула.

Поскольку я ехал довольно близко от кузины, я слышал, как она разговаривает со своим конем. То была странная привычка. Нет, она разговаривала с лошадью не так, как делали многие рыцари, бросая отдельные реплики, — она была занята со своим конем, Фласито, оживленной философской беседой. Они обсудили множество разных вопросов, но больше всего их занимала бессмысленность крестовых походов. Судя по ответам Изабель, Фласито был даже более убежден в этой бессмысленности, чем она сама.

— Фласито, — сказала Изабель, — ты действительно считаешь, что в крестовые походы отправляются люди, не имеющие цели в жизни?

Несколько раз я сдерживался, чтобы не вступить в спор с Фласито, напоминая себе, что лошади не наделены даром речи.

Через полчаса мы встретились с другим охотничьим отрядом. То были соседи Корреа, отец с сыном — Гийом и Мигель Клименте, в сопровождении двух пеших слуг. Полагаю, барон Корреа пригласил соседей, чтобы поддержать хорошие отношения с семьей, чьи владения в Жироне были самыми обширными, если не считать его собственных. Отцы семейств тепло поздоровались друг с другом, но, хотя барон Корреа меня представил, Клементе не обратил никакого внимания на мою персону.

Сыну Мигелю было двадцать девять, на десять лет больше, чем мне. Этот молодой человек носил плотное черное одеяние с меховым воротником и черную шляпу, из-под которой выбивались иссиня-черные, щедро намасленные кудри.

Нельзя было не заметить, как он рад видеть Изабель. Большую часть пути он проехал с ней рядом, и я невольно слышал отрывки их беседы. Вернее, монолога — Мигель рассказывал о важных связях своей семьи и о ее обширных владениях. Складывалось впечатление, что Мигель провел полную инвентаризацию поместья, которое должен был унаследовать, вплоть до последней свиньи. Что касается Изабель, ее ответы неизменно сводились к двум словам: «да» или «понимаю». Однако, судя по интонациям девушки, она слушала с интересом, значит, хорошо относилась к Мигелю.

Я подумал, что она надела неподходящий для охоты наряд не в силу своей неопытности, а в надежде на встречу с Мигелем Клементе. Весьма вероятно, барон Корреа и Изабель охотились за куда более серьезной добычей, чем та, которая предназначалась нам на обед.

Я не сомневался, что у Мигеля есть качества, делающие его заманчивым женихом, подходящим союзом для семьи Корреа. Учитывая молодость Изабель, я подозревал, что ее должны привлекать внешние достоинства этого брака.

Я даже представил себе такую картину: осенняя свадьба в саду поместья Корреа, под пристальным оком статуи Девы Марии; свадебная терраса, усыпанная золотыми листьями; волосы Изабель стянуты назад и спрятаны под модным головным убором… Мы с Андре к тому времени будем уже сражаться в Леванте.

Путь к горам оказался долгим. Поступь Панчо была на редкость неровной, а Мигель все говорил и говорил. Однако вскоре ему пришлось закончить беседу: мы достигли подножия гор.

Началась охота, и все разговоры смолкли. Мы поехали медленней, чтобы изучить лес, который был здесь очень густым — прекрасное укрытие для оленей. Наши лошади с трудом пробирались сквозь лабиринт тонких берез. Мы ехали бок о бок, плотной шеренгой, словно наступающее войско: справа — Мигель и Изабель, в середине — барон Корреа и сеньор Клементе, слева — Андре и я.

Сперва нам не попадалось никакой стоящей дичи. Слева метнулся крошечный заяц, но, ни я, ни Андре не сочли его достойным выстрела. Я вдруг почувствовал сильное и странное желание первым поразить цель — странное, потому что обычно я не стремился вступать в соревнование с другими охотниками.

Однако первым оленя заметил Мигель. Он буквально столкнулся с ним нос к носу, когда мы перебирались через горный хребет, и олень, казалось, был так же удивлен, как и все мы. Широко раскрыв глаза, животное, напуганное видом чужаков в своих владениях, метнулось вверх по склону. Не успели мы спохватиться, как Мигель уже натянул лук, стрела засвистела и вонзилась в заднюю ногу оленя. Однако раненое животное не упало, и хромая направилось в сторону кустов.

К моему удивлению, оба Клементе остались очень довольны выстрелом и не спешили добивать добычу, сеньор Клементе даже поздравил сына.

Брат Серхио начал учить меня искусству охоты, едва я подрос настолько, чтобы сидеть в седле и стрелять. У меня оказалась врожденная склонность к владению луком, и вскоре мои навыки в стрельбе намного превзошли умение Серхио: я мог пристрелить оленя на полном скаку с расстояния в сто футов.

Серхио всегда придавал особое значение «мгновенной смерти». То есть требовалось убить животное с первого выстрела, чтобы избавить от лишних мучений, — именно такая охота и считалась особенно удачной.

Помня об этом, я поднял лук и прицелился. Но сеньор Клементе тут же крикнул мне, чтобы я опустил лук: что выстрел, дескать, надлежит сделать Мигелю. То были первые слова этого человека, обращенные ко мне, и я не обратил на них никакого внимания. Моя стрела пронзила шею оленя и унесла его жизнь прежде, чем тело его ударилось о заснеженную землю.

Сеньор Клементе подъехал ко мне рысью, подняв вверх правую руку, крепко сжатую в кулак.

— Это была добыча Мигеля, — заявил он. — Мигель первым ранил его.

Он потряс кулаком и еще раз повторил свои слова.

Я не возражал. Я вообще ничего не ответил.

Мигель подскакал ко мне легким галопом и приставил свой лук к седлу Панчо так, что он коснулся моей спины.

— Если бы ты не был гостем Корреа, — сказал Мигель, — я бы не потерпел подобной неучтивости.

— А если бы ты не был гостем Корреа, — ответил я, — я бы разломал твой лук на куски.

Мигель медленно убрал оружие.

После этого все еще целеустремленней пустились на поиски дичи. Я завалил издалека второго оленя. Попасть в него было нелегко, так как животное еле можно было разглядеть из-за дерева. Стрела вошла в его шею спереди на всю длину древка, и когда несколькими секундами спустя мы подскакали к оленю, он уже испустил дух.

Барон Корреа, свесившись с лошади и глядя на подстреленного зверя, заявил, что во всей Жироне вряд ли найдется равный мне по меткости охотник. Сеньор Клементе выразил мнение, что по двум точным выстрелам нельзя судить о способностях лучника — верное замечание, однако, учитывая обстоятельства, довольно злое. Я привязал добычу к седлу, взвалив оленя на широкую спину Панчо, и наш отряд двинулся дальше.

Мигель подстрелил еще одного оленя, на этот раз с первой попытки, и велел одному из слуг поднять трофей с земли. Когда слуга подошел к оленю, Мигель бросил веревку, как лассо, и она обвилась вокруг туловища слуги, прижав его руки к бокам. Тогда Мигель с силой затянул веревку и пустил лошадь галопом, волоча беднягу за собой.

На мгновение меня настолько это поразило, что я не знал, что и подумать. Может, Мигель показывает нам заранее отрепетированный трюк, в котором слуга участвует по доброй воле? Слуга со свистом скользил по снегу, и этот звук напомнил мне о том, как мы с Серхио катались зимой с холмов в моем родном поместье. Я тогда обхватывал его за шею руками и вопил от ужаса, когда мы перемахивали через ухабы и наклонялись то в одну, то в другую сторону, чтобы не налететь на камни или деревья.

Крики сеньора Клементе вырвали меня из этих воспоминаний: отец Мигеля смеялся, показывая на слугу, беспомощно волочившегося по земле.