Проверка моей невиновности - Коу Джонатан - Страница 1

Джонатан Коу

Проверка моей невиновности

The Proof of My Innocence by Jonathan Coe

Copyright © 2024 by Jonathan Coe

All rights reserved

Все права защищены. Любое воспроизведение, полное или частичное, в том числе на интернет-ресурсах, а также запись в электронной форме для частного или публичного использования возможны только с разрешения владельца авторских прав.

Перевод с английского Шаши Мартыновой

© Шаши Мартынова, перевод, 2025

© Андрей Бондаренко, оформление, 2025

© “Фантом Пресс”, издание, 2025

В толпе на Паддингтонском вокзале детектив-инспектор углядела своего подозреваемого довольно скоро, хотя оживленным вторничным утром центральный вестибюль запружен пассажирами. Она проследила за суетливой, неприметной фигурой, сре́завшей путь к платформе № 5 и забравшейся в поезд на Вустер.

Сев в тот же поезд, она отыскала место поближе к подозреваемому, но не слишком близко. В одном вагоне от. Так можно оставаться незамеченной, однако хорошо видеть добычу, если наклониться вбок и посмотреть сквозь стеклянные двери между вагонами.

Поезд строго по расписанию плавно двинулся в путь. Он набирал скорость и пробирался по лондонским западным предместьям, а по громкой связи прозвучало объявление:

Было в этом объявлении нечто глубинно раздражающее, хотя сказать, что именно, сыщица не смогла бы. Она знала, что подозреваемый сойдет с поезда на станции Мортон-ин-Марш – путь продолжительностью примерно в девяносто минут, – и это время она надеялась использовать, чтобы привести в порядок свои записи по расследуемому делу. Но каждые несколько минут ее мыслительный процесс прерывало это несносное сообщение.

Сильнее всего раздражает слово “схвачено”, решила она. Какое-то фальшивое просторечие. Разве хоть кто-то в самом деле употребляет такое слово? В попытке нащупать всеохватный, не снобистский тон надо ли было человеку, сочинявшему это сообщение, добиваться того, чтобы получилось нечто из фильма про бандитов-мокни?[2]

Она постаралась перестать об этом думать. Попробовала сосредоточиться на деле и определить ту деталь – чем бы та ни была, – которая еще не встала на место. Сыщица на девяносто девять процентов была уверена, что виновен тот, у кого она сейчас сидела на хвосте. Но по-настоящему уверенно она себя не почувствует, пока этот один процент сомнения не устранится.

Мимо мелькали станции. Ридинг. Оксфорд. Хэнборо. Чарлбёри. Кингэм. И именно тогда, всего за пять минут до прибытия в точку назначения, облака внезапно рассеялись и сыщица осознала: искомое нашлось. Она взяла телефон и, потратив всего несколько секунд на переходы по ссылкам и скроллинг, оказалась на веб-странице, где подтвердились ее подозрения. Подтвердились безусловно. Не стало того единственного процента сомнений. Пора было отставить осторожность и действовать решительно.

Седовласая сыщица, облаченная во все черное, встала со своего сиденья и двинулась в соседний вагон. Фигура ее покачивалась в такт движению поезда. Вскоре она уже нависла над подозреваемым, склонившимся над своим смартфоном. Он смотрел трансляцию со ступеней дома № 10 по Даунинг-стрит. Тень сыщицы пала на телефонный экран, настороженные, вопрошающие глаза оторвали от него взгляд и вперились в нее – и она увидела, как вспыхивает в них огонек узнавания. Она произнесла полное имя подозреваемого и сказала:

– Вы арестованы за убийство… – И тут ее вновь прервали.

Пролог. 2–5 сентября 2022 года

Прим подалась вперед на садовой скамейке и ощутила, как пробегает по телу дрожь. Без двадцати восемь, солнце уже садилось, вечера сделались холоднее. Высокая и безупречно подстриженная бирючина живой изгороди отбрасывала долгую тень на газон, который ее отец за несколько дней до этого постриг ровными полосами. По временам из глубин пруда с кувшинками всплывал к поверхности древний аллитерационный китайский карась Конрад и пухлыми своими губами слал Прим безразличные воздушные поцелуи. С ветвей деревьев, названия которых ей были неведомы, вечерние песни исполняли не определимые для нее птицы. По рдевшему небу знаками препинания проплывали облака, а между ними вдали угадывался серебристый проблеск самолета, неспешно снижавшегося в Хитроу. То была сцена чарующего покоя, оставившая ее совершенно безучастной. Сегодняшний “Вордл” она разгадала в три хода и, проверив свои показатели, выяснила, что у нее шестьдесят восемь дней непрерывного пробега. Это означало, что сегодня, в пятницу 2 сентября, минуло уже шестьдесят восемь дней, как она покинула университет. Шестьдесят восемь дней с тех пор, как ее отец приехал в Ньюкасл на новенькой “тойоте”, которой так гордился, запихал пожитки Прим на заднее сиденье и увез ее навсегда из грязного, заплесневелого, населенного крысами дома, в котором она провела счастливейший год своей жизни. Прочь от шестерых друзей, по чьим досаждающим взглядам, пошлым разговорам и отвратительным личным привычкам она скучала больше, чем могла себе когда-либо представить. Прочь от всего этого, обратно домой, к уюту, покою и отупляющему благополучию ежедневного бытия ее стареющих родителей. Ее опять пробрала дрожь.

Без семнадцати минут восемь. До чего же медленно, казалось, текло время, когда Прим не на работе. Последние три недели она отрабатывала девятичасовые смены в заведении, входившем в чрезвычайно преуспевающую сеть со специализацией на японской еде. Заведение располагалось в пятом терминале аэропорта Хитроу, примерно в пятнадцати милях от ее отчего дома. Уникальное торговое предложение этого заведения состояло в малюсеньких подносах с суси, подаваемых посредством конвейерной ленточки, вьющейся между столиками клиентов. Большинство блюд собирали из составляющих прямо в заведении, и потому Прим целыми днями рубила овощи и накрывала крошечные брикеты риса тонкими ломтиками копченого лосося. Она уже начала улавливать, чем отличаются друг от друга японские кухонные ножи: усуба с широким лезвием – для овощей; янагиба – самый подходящий, чтобы резать сырую рыбу на полоски сасими; дэба – потолще, им рассекают кости. Работа тяжелая, и спустя девять часов (с двадцатиминутным перерывом на обед), когда завершалась смена, глаза у Прим были стеклянные, ноги и спина ныли, а от пальцев несло рыбой так, что не отмоешь. Однако бездумная скука этой работы временно помогала ей забыть бездумную скуку домашней жизни, а долгий окольный автобусный путь от аэропорта в родительский городок давал время поразмыслить о планах на будущее – или, точнее, об их отсутствии, поскольку она понятия не имела, какую работу искать дальше или на что она хотела бы употребить остаток своих дней. За вычетом, пожалуй, одной мысли, которая засела у Прим недавно, однако до того сокровенная она была и до того… безрассудная, что не посмеешь делиться ею ни с кем, и уж тем более с матерью и отцом.