В прицел судьбу не разглядишь - Байкалов Альберт - Страница 12

– Где живет этот ишак? – спросил Хатча.

– Дальше. А учительница здесь. – Джамшед перегнулся через сиденье и показал пальцем на освещенный двор.

Проехав через село, почти сразу оказались в лесу. В окна ворвался еще не остывший воздух с запахом трав и цветов.

– Сколько едем, один пост, – вздохнул Хатча. – Даже не верится.

– Ничего, – протянул Магомед. – Скоро здесь такое начнется...

– Как саранча налетят, – поддержал его Джамшед. – Поезжай тише.

Хатча сбавил скорость. Все стали смотреть вправо.

– Выключи свет! – неожиданно потребовал Магомед. – Ничего не видно.

– Как я поеду?! – удивился Хатча.

– На габаритах, потихоньку, – ответил он. – Давно должен был быть поворот.

– Не волнуйся, – успокоил Джамшед. – Анди даст сигнал фарами.

– Откуда он знает, что это мы едем? – удивился Магомед.

– Есть! – неожиданно воскликнул Хатча и резко повернул руль вправо.

Все повалились на левый бок. Джамшед ударился головой о стекло.

– Ты что?! – зло зашипел Магомед. – Аккуратней не мог?

– В последний момент заметил, – стушевался Хатча.

– Ничего страшного, если бы и проехали. Что, нельзя сдать назад? – потирая на голове ушибленное место, проговорил Джамшед, пытаясь разглядеть впереди машину.

Хатча затормозил у стоявшего на обочине «УАЗа» и выключил свет.

– А где Анди? – едва слышно спросил Магомед, глядя на силуэт внедорожника.

– Может, это не он? – выдвинул предположение Хатча и вышел. Уже оказавшись снаружи, сунул под сиденье руку и вынул оттуда пистолет. Магомед выбрался со своей стороны. У него не было оружия. Они медленно двинулись к машине.

– Анди! – негромко окликнул Хатча и заглянул в салон через окно.

– Ну что? – спросил Магомед.

– Никого, – развел руками Хатча.

Джамшед вынул телефон, по которому связывался с Анди, отвернул антенну, надавил на кнопку автоматического набора частоты и тут же вздрогнул, услышав рядом с собой зуммер вызова. Он развернулся на звук. Рядом, на расстоянии вытянутой руки, стоял Анди.

– Ты чего? – удивился Джамшед.

– Так, решил проверить. Вдруг за вами следят?

– За кого ты нас принимаешь? – возмутился Хатча. С расстроенным видом он отошел от «уазика».

– Здесь, недалеко, трое русских, – сказал Анди. – Четыре-пять часов они будут спать. За это время нам надо сделать все дела и вернуться.

– Что ты задумал? – осторожно спросил Джамшед.

– Разве сам не догадался? – усмехнулся Анди. – Мы посадим их в «Ниву», которую запомнят люди, оставим в ней оружие, использованное в акции, подожжем и уйдем с дороги. Или у тебя есть другие варианты того, как уйти после дела?

– Нет, – стушевался Джамшед. – Но если бы ты сказал, я бы наверняка что-нибудь придумал.

– Не сомневаюсь. – Анди потрепал его по плечу. – Просто я знал этих людей, и они согласились помочь мне в дороге, а потом я их отблагодарил водкой.

Глава 4

Звук шагов эхом отражается от уныло-серых стен. Грохот и металлический звон решетчатых дверей отдает в груди неприятной, щекочущей нервы вибрацией. Пашка, словно механическая кукла, передвигал ногами по коридорам, выполнял команды конвойного – остановиться, повернуться лицом к стене, снова идти.

Пол прохода был выложен бордовой плиткой. Кое-где она была растрескавшаяся или попросту выбита. Такие места уродливо замазали цементом. Пашка снова поймал себя на мысли, что машинально считал на полу эти заплатки. Зачем, сам не понимал. Как будто это может пригодиться. И для чего?

– Лицом к стене! – вяло скомандовал невысокий сержант, звякнул задвижкой «кормушки» и заглянул в небольшое прямоугольное отверстие. Убедился, что с другой стороны никто не стоит, погремел ключами и распахнул двери.

Пашка перешагнул через порог. В нос ударил запах табачного дыма, пота, носков, параши и еще какой-то дряни, происхождение которой объяснить вот так, с ходу, невозможно. Это специфическое зловоние присутствовало везде – в кабинете оперчасти, коридорах, душевой. Им пропитались одежда, волосы, кожа и внутренности. Это был дух неволи и безысходности.

Лапшин Федька по кличке Лапша приподнял над подушкой голову. От долгого лежания волосы на одной стороне были прилизаны, а на другой взлохмачены. Некоторое время он смотрел на Павла с таким видом, будто был удивлен возвращением. Потом скучающе зевнул:

– Поговорил?

– Не вышел разговор. – Павел прошел к своей шконке, уцепился одной рукой за трубу, которыми здесь заменили уголок, другой за дужку, подтянулся и забросил тело на скрипучее ложе. Немного поерзал, устраиваясь между комками сбившейся в матраце ваты. Поправил подушку.

Посреди камеры, за столом, с книгой в руках сидел Мамонт. Среднего роста, щуплый паренек, весь синий от наколок. Как ни странно, все они были из тех, что делают в салонах тату. В СИЗО он залетел впервые и маялся здесь уже второй месяц в ожидании суда. Дело, которое ему шили, было смешным. Приехал на выходные в деревню к матери. Решил поправить забор, а часть стройматериала, как написано в деле, «пиломатериала в виде доски необрезной», позаимствовал у соседа. Немного, полтора десятка досок. Думал, не заметит. Однако вскоре тот пришел разбираться. Мамонт пообещал оторвать ему голову. В результате был обвинен в краже и угрозе убийства.

Мамонт оторвался от текста и поднял взгляд на Павла:

– Мне, конечно, все равно, но от адвоката ты зря отказался.

– А чем мне ему платить?

– Возьми государственного.

– Не надо советы давать, если не знаешь! – прохрипел снизу Бек. – Этот козел со следаком договорится, и разведут на пару пацана. Он получит лет пять, будет считать, что легко отделался, а на самом деле вовсе чалиться не должен. Так и стой на своем, – уже обращаясь к Павлу, продолжил Бек. – Ты как бы в несознанку ушел. Тем более если говоришь, что так оно и есть, не мочил ты терпилу, а сам попал под раздачу, тебе и карты в руки.

– Я тебя понял. – Пашка заложил руки за голову и уставился в потолок. Мысли были одна мрачнее другой. Дело передали в прокуратуру. Следователь Жилова – средних лет нервная дама с коротко стриженными черными волосами и в модных очках – с первых дней дала понять, что положение его крайне незавидное. Он и без нее это знал. А когда увидел этот скучный и безразличный взгляд, еще сильнее утвердился во мнении, что от срока не отвертеться. До глубины души было обидно и больно, что срок он получит из-за этой женщины. От нее зависит, где он проведет ближайшие десять-двенадцать лет. Это она не желает разбираться. Есть человек и преступление, надо одно привязать к другому и передать дело в суд. Так это было или не так, какое имеет значение? Оказался паренек не в то время и не в том месте. Сам виноват. Тем более версия с грабежом рассыпалась как карточный домик. Оказывается, в этот день Пашка деньги не получал. Попросту не мог, так как всю, до копеечки причитающуюся сумму ему выдали накануне, о чем имеются соответствующие записи в финансовых документах. Следовательно, брать у Павла было попросту нечего. Конечно, можно допустить, будто у него отобрали деньги, которые он получил за день до происшествия, но он стоял на своем, что Фирсов соизволил произвести расчет именно в тот день, когда его и нашли с ножом в руках рядом с трупом. Попытку рассказать об издевательстве Фирсова следователь расценила как клевету и пригрозила привлечь за это к ответу. К тому же майор заявил, будто прапорщик запаса вел себя неадекватно. Он даже обеспокоился его психическим состоянием. Все окончательно стало ясно, когда Долгов явился к нему во второй раз и снова потребовал деньги. Кое-как Фирсову удалось убедить его, что он уже ему ничего не должен.

От такой наглости, бессовестности и скотства голова у Павла шла кругом. Он, конечно, знал, что государство со всеми его институтами давно прогнило, но не думал, что его это каким-то боком коснется лично. Он привык, что всех без исключения, включая мать, отца, соседей по дому и улице, а если смотреть глубже, то и всю страну, давно и бессовестно обманывают, но когда это происходит в массе, то не так обидно.