Последний герой СССР (СИ) - Алмазный Петр - Страница 49

— Спасибо, я с этого не начинаю, — отказался я и высокий парень, которого я смутно помнил, опрокинул самогон себе в рот. Схватил с тарелки бутерброд с колбасой и вышел. — Валек, — попросил друга, — мне коньячка. Немного.

Гости — гостями, но пить неизвестно что я не собирался.

— А где твой зверь-коллега? — поинтересовался Валек, наливая в две граненые стопки благородный янтарный напиток.

— Его увела куда-то в закат местная дива, — махнул я рукой в сторону комнаты, откуда доносились звуки баллады Bon Jovi. — И уверен, ему сейчас совсем не до нас.

Валек громко заржал.

— Ну и ладно! Значит, мужик нормальный! — он чокнулся со мной. — Расслабься, старик. Сегодня твои проблемы подождут.

Я сделал глоток. Со стопкой в руке вышел за именинником к гостям.

Тепло качественного коньяка разлилось по телу, начиная мягко разгонять внутреннее напряжение. Взгляд скользнул по веселящейся компании, по Петру, который уже неловко, но с воодушевлением пытался повторять движения за своей новой знакомой. На его лице были написаны восторг и легкая паника человека, внезапно попавшего в другой, яркий мир.

«Ладно, — подумал я, делая второй глоток. — Хотя бы на одну ночь можно забыть про Блохиных, Сорокиных и пропавших лаборантов. Пусть парень почувствует, что жизнь — это не только бумаги и паяльник».

А где-то там, за стенами этой шумной, пьяной квартиры, тикали те самые два дня, что дал Блохин Вовчику. Подумал, как он будет изворачиваться и что будет врать подполковнику Блохину?

Сел в кресло, расслабился. И понял, что сейчас, с теплом коньяка внутри, все это кажется такой далекой, чужой жизнью.

Вечеринка потихоньку сошла на нет. Выдохлась, как и сам Валек, мирно посапывающий на диване, в обнимку с пустой бутылкой из-под коньяка. Громкая музыка сменилась приглушенным перешептыванием парочек, которые разбрелись по углам. Я обошел квартиру в поисках Петра.

Обнаружил его на балконе. Он сидел на барьере, свесив ноги.

— Если собрался прыгать, то учти — второй этаж, не высоко, — пошутил я.

Услышав, он повернулся, постарался придать лицу трезвое выражение и потерпел фиаско.

— Испортил такое красивое мгновение неуместным замечанием, — попенял ботаник. — Я тут звездами любуюсь, а ты… прыгать, прыгать.,. Знаешь, как хорошо под звездами думается? — и тут же, без всякого перехода:

— Вот что они все прицепились к профилю управления «машиной возмездия»? Это же просто железка, понимаешь? Без человека она — ничто. Это не ядерный чемоданчик, где надо нажать кнопку — и бац — весь мир взлетел на воздух. Как показывают в голливудских фильмах. А с «машиной возмездия» так нельзя. Нельзя… — он вытянул указательный палец и погрозил неведомо кому. — Тут надо послать код на спутник, а код этот никто не знает. И в дневнике У его гарантированно нет. Я в этом просто уверен. По крайней мере в том, что я привез из вагончика в долине. Хотя бы потому, что тетрадей должно быть больше, намного больше. А там… вполне возможно, что в фольгу завернут просто дневник — личный. Все-таки Виктор У — психолог.

Он сделал паузу, пытаясь собрать пьяные мысли в кучу.

— А связь со спутником неустойчива… — снова сменил тему ученый. — И орбита у него неустойчивая. И в этом деле тайна на загадке, и загадка на тайне. И вряд ли мы разберемся. Если только Саруханов не даст подсказку… Но я видел уже почерк Виктора У… там не буквы, а детские каракули. — Петр с отвращением сморщился. — У него почерк такой, что ни один шифровальщик не поможет. Так что будет лежать наша страшная сфера на дне, и никто, ты понимаешь, никто не сможет ее активировать.

Я внимательно слушал его, но про себя подумал, что блеф-то никто не отменял. Игроки в этой партии, как я понимаю, очень серьезные, и им не нужна активация. Им нужен сам факт угрозы, нужен слух, чтобы давить и манипулировать. И вряд ли какой-то политик в здравом уме решится активировать это страшное оружие. Это — если в здравом уме. Но психов на нашей планете тоже достаточно…

— Ладно, теоретик, — прервал я его откровения, — завтра с похмелья пофилософствуем. А сейчас пора на боковую.

Вытащил его с балкона, прикрыл дверь и, кивнув на прощанье немногим трезвым гостям, направился к выходу.

Петр слегка пошатывался, но шел покорно, продолжая бормотать что-то про коды и почерк.

Мы уже добрались до двери, как снова нарисовалась девица с хвостом до пояса. Она повисла у Петра на шее и попыталась поцеловать в губы. Петр отвернулся, яркие губы девушки, с густым слоем помады и блеска, чмокнули его куда-то рядом с ухом.

— Так ты все-таки женишься на мне? — она капризно надула губы и посмотрела Петру в глаза. — Я уже тебя прям люблю!

— Вот я всегда говорю только правду. Особенно женщинам, — сказал ученый, поставив девушку на ноги. — Тебе правду сказать?

— Валяй! — разрешила она.

— Я всегда опасаюсь женщин с длинными волосами. — Петр взял прядь из ее хвоста на макушке и вытянул руку. Конец пряди локоном завился вокруг его пальца. — Вот всегда думаю, если у них хватает терпения отрастить волосы до пояса или бедер… Еще хлеще — до колен… То хрен его знает, на что еще им хватит терпения. Страшные люди эти женщины!

— Так нет проблем! — воскликнула девчонка и убежала на кухню.

Я уже думал все на этом закончится, но она тут же вылетела к нам в коридор с ножом в руках

— Смотри! — и обхватив волосы, срезала хвост под корень. Тряхнула головой, запустила пальцы в облако волос и улыбнулась.

— Охренеть! — воскликнул ботаник.

— Так что? Когда в ЗАГС? — спросила девчонка, а я поразился ее прямо-таки бульдожьей хватке.

Даже не знаю, что делать — спасать Петра? Или не надо?

— Завтра, — ответил Петр. — Завтра! Тебя как зовут?

Я закрыл лицо ладонью, чтобы не заржать.

— Злата! — ответила девушка.

— Отлично, Голда, значит, договорились! — Торжественно сказал ботаник.

Она чмокнула его в другую щеку и ускакала куда-то в комнаты.

Мы, наконец, вывалились из подъезда…

На улице прохладный воздух ударил в лицо, опьяняя после душной, прокуренной квартиры куда сильнее спиртного. Заметил неподалеку машину с приглушенным светом в салоне и знакомых парней из «Р. И. П.» и подумал: «Наружка. Сорокин бдит». Но он прав, болтливого ученого, знающего слишком много, действительно надо поберечь. А то эти звезды и откровения под ними не доведут до добра.

Помог Петру устроиться на заднем сиденье и вздохнул с большим облегчением — наконец-то можно расслабиться!

Сел за руль, «Волга» сорвалась с места, и скоро был у подъезда дома на Парковой. Поднялся по лестнице, но перед площадкой замер, останавливая Петра. На площадке меня ждал «сюрприз», который моментально протрезвил.

Перед дверью в квартиру Петра лежал человек. Азиатская внешность, поджарое тело, одет во все черное — водолазка, брюки. В откинутой руке зажат пистолет с глушителем. Из носа по щеке стекает струйка крови. Узкие глаза плотно закрыты.

— Это что еще у нас за черепашка-ниндзя? — пробормотал я, осторожно приблизившись к нему.

О сигнализации Петра этот товарищ явно не имел представления, иначе бы не сунулся к дверям его квартиры.

Я аккуратно носком кроссовка выбил пистолет из безвольной руки, поднял его, передернул затвор — патрон в патроннике. Заряжен.

Не стал рисковать, его же ремнем затянул ему запястья за спиной. Сколько он проваляется в отключке? Петр тогда говорил, что часа два, не меньше. Он рассказывал, что после того инцидента с сиреной он убрал звуковой сигнал, но усилил инфразвук. И сигналка срабатывала, только если попытаться вскрыть квартиру.

Петр тоже поднялся на площадку, с пьяной уверенностью переступил через тело бесчувственного азиата и потянулся к едва заметной точке чуть выше дверного косяка. Приложил большой палец.

— Сканер отпечатка пальца! — похвалился он, гордо расправив плечи. — Можно заходить!

И толкнул дверь.

— Стоять! — схватил его за руку. — Быстро вниз! В машине у подъезда сорокинские ребята, расскажешь им о ситуации. Скажи им всего два слова — проникновение и взлом. И, Петр, поберегись, ладно?