Последний герой СССР (СИ) - Алмазный Петр - Страница 46

— Не буду. Вообще как-то же я дожил до тридцати лет. Не понимаю, что Сан Саныч так трясется надо мной, вроде я давно не маленький. Ладно, иди уже. И, Влад, я сам с удовольствием бы сменил обстановку.

— Это я тебе сегодня гарантирую! — Ответил я.

Зашел в тридцатый, прошел мимо стоек с консервами и уже собирался пройти в коммерческий вино-водочный отдел, как услышал знакомый голос. Южно-русский говорок с демонстративной фрикативной «Г» и быстрые ответы Вовчика. Осторожно выглянул из-за стойки: возле витрин в отделе кулинарии стоял подполковник Блохин. Он уже в чистой одежде, снова на нем брюки с острыми стрелками, начищенные туфли, рубашка, костюм. И не скажешь, что какие-то полтора часа назад подполковник был перемазан пылью веков — в прямом смысле — с головы до ног. Рядом Вовчик, почему-то с кроссовками Петра в руках.

Я отпрянул за стойку и замер, стараясь даже не дышать. Эти двое у витрины, казалось, были поглощены выбором свекольных котлет, и делали вид, что друг друга не знают. Но это всего лишь ширма. Когда рядом не было других покупателей, они перебрасывались короткими фразами. «Прямо как в хорошем шпионском боевике, где каждое слово имеет второй, смертельный смысл», — мелькнула мысль.

— Ну что, клюнули? — Сквозь зубы процедил Блохин.

— Нет, Николай Иванович, простите, — в голосе Вовчика не осталось и капли того гонора, с каким он буквально недавно рассказывал о бирже.

— Безобразие. Ты деньги когда будешь отрабатывать?

— Николай Иванович, я все сделаю, — Вовчик едва не плакал. Было видно, что он боится подполковника Блохина до дрожи в коленях. — Все будет сделано, товарищ подполковник…

— Давай без званий… — прошипел Блохзин. — Сколько тебя можно инструктировать?..

— Хорошо, Николай Иванович… Я уже нашел ниточку. Дима Саруханов здесь, в Барнауле. Завтра мне обещали его адрес. Два дня! Прошу вас, дайте мне два дня!

Последовала тягостная пауза. Я даже за стойкой слышал быстрое дыхание Вовчика, его вздохи.

— Не стони, — прошипел Блохин. — Даю два дня. Но смотри, если через два дня ты не представишь мне Саруханова, то можешь забыть о всех своих прожектах. И аванс будешь возвращать в двойном размере. Ты понял меня?

— Понял, товарищ подполковник, — Вовчик отошел от прилавка и быстро направился к выходу из магазина. Мне было видно его отражение в зеркалах на стенах — он улыбался, довольный, как кот, который дорвался до сметаны. От того страха, что он изображал перед Блохиным не осталось и следа.

Блохин еще немного постоял и последовал за ним. Я прошел в вино-водочный отдел — по коммерческим ценам было все, но цены… Однако, не стал скупиться, взял бутылку коньяка, лимонад и тоже вышел.

Подполковник Блохин уже перешел дорогу и теперь направлялся к зданию КГБ на другой стороне Ленинского проспекта.

Глава 22

Вернулся в машину. Дверь «Волги» захлопнулась с глухим, солидным стуком, отсекая внешний мир. Я откинулся на спинку сиденья, устало опустил голову на подголовник. Но тут же выпрямился и завел двигатель. Не хочу считать себя параноиком, но прослушку все-таки не стоит исключать. И только после этого тихо спросил:

— Петр, кто такой Дима Саруханов?

В глазах ботаника мелькнуло удивление:

— Ты-то откуда о нем знаешь? Сорокин проинформировал?

— Не важно. Рассказывай.

— Это лаборант. Работал в той самой группе с учеными, создавшими «машину возмездия». На подхвате был, но в основном по мелочевке.

— Теперь расскажи, какой интерес к нему имеет полковник Сорокин?

Я уже выруливал на Ленинский проспект, увидел гаишников — сбавил скорость. Разборки с дорожной милицией мне сейчас ни к чему.

— Сорокин землю роет, пытаясь его отыскать, — ответил Петр. — Он пропал после похорон Виктора У. Вместе с его сыном — Ванечкой. Я Ваньку-то узнал потому, что во первых, Сорокин показывал мне его фото с отцом — глаза у мальчишки своеобразные, таких никогда раньше не видел. На фотографии отец держит мальчишку за руку и на запястье очень хорошо видно родимое пятно. Очень приметное. Он когда на автовокзале танцевал, руки вскидывал вверх — а я стоял на балконе второго этажа над главным залом… ну и заметил.

— Давай ближе к теме, — остановил Петра. — К Саруханову.

— А что ближе к теме? Считай призрак. Ни следа нигде. Сорокин по своим каналам всех на уши поставил, все архивы перерыл — как корова языком слизала. Был человек — и нет человека.

— Ты знаешь, как он выглядит? — Признаться, я не надеялся на положительный ответ, но ботаник меня порадовал:

— Фото видел. У меня хорошая память на лица. Увижу — узнаю.

Я кивнул, немного помолчал, прокручивая в голове варианты и сказал:

— Принято. Тогда следующий вопрос… Если бы Вовчик хотел кого-то спрятать от посторонних глаз, куда бы он этого человека поместил?

Петр ненадолго задумался, потом обрадованно вскинулся и щелкнул пальцами:

— Знаю! У него домишко есть… На Восточном, в Яме. Развалюха, еще его бабке принадлежал. Он как-то по пьяни меня туда потащил — похвалиться наследством. Адрес не знаю, а вот дорогу намертво запомнил, потому что назад еле выбрались. Показать смогу.

Я свернул к обочине, притормозил. Взял трубку и набрал номер. «ВОЛЕМОТ» соединил меня с полковником. Сорокин ответил мгновенно, будто ждал звонка:

— Слушаю.

— Товарищ полковник, Влад на проводе. Дмитрий Саруханов, судя по всему, может находиться по известному адресу на поселке Восточном. Местоположение устанавливаем.

Голос в трубке стал холодным и твердым, как сталь:

— Всякая самодеятельность запрещена. Ясно? Никаких движений без моего приказа. Ждите инструкций.

Раздались короткие гудки. Я медленно положил трубку.

— Что⁈ — спросил Петр, впрочем, уже все поняв по моему лицу.

— Ждем, — сквозь зубы выдавил я, с силой сжимая руль. Было стойкое ощущение, что вот именно ждать сейчас нельзя.

Вдавил педаль газа в пол. Мотор взревел и мы рванули с места, сорвав колесами гравий с асфальта. Мелкие камешки застрекотали по днищу барабанной дробью. Каждая секунда стучала в висках словами Сорокина: самодеятельность… самодеятельность… самодеятельность…

На Восточном Петр показал, куда ехать, где свернуть. Наконец, где-то на краю географии, выскочили из машины.

— Веди, Сусанин! Только быстро, — сказал ботанику.

Он кивнул и пошел вперед. Мы нырнули в паутину переулков между частными домами, большая часть которых — самострой. Каждый свободный клочок земли занимало какое-нибудь строение. Некоторые дома почти срослись стенами, а их заборы покосились от старости. Вышли к «Глядену». Но сейчас было не до красот и я только бросил короткий взгляд на невероятно красивый вид Оби и ленточного бора где-то там, далеко внизу. Здесь бы по-доброму устроить парк вместо этого района трущоб.

Наконец, начался спуск. Крутые, почти вертикально ведущие вниз ступени были скользкими, местами поросли мхом. Они шли в узком проходе на склоне, за который цеплялись своими фундаментами хлипкие домишки. Петр вел уверенно, безошибочно угадывая дорогу в этом лабиринте. Его память работала как навигатор.

Дом, полученный Вовчиком в наследство, находился в самом низу, на дне Ямы. Ученый ткнул пальцем в сторону одной из двух половин древней развалюхи.

— Здесь, — сказал он.

Дверь была старая, рассохшаяся, но щеколда, запертая навесным замком новая, видно, что установлена буквально на днях. Я приложил ухо к двери — тихо. Слишком тихо.

— Что делать? — спросил Петр почему-то шепотом. — Чем будем открывать?

— Против лома нет приема, — ответил я, ухмыльнувшись.

Отступил на шаг, резко ударил плечом, вложив в толчок всю силу. Раздался сухой, похожий на выстрел, треск. Щеколда осталась на месте, но петли вылетели вместе со старыми шурупами и дверь рухнула внутрь, подняв облако пыли. В нос ударила волна «ароматов»: перегар, затхлость, запах старой заплесневелой одежды.

Прошли небольшие сенки. В доме одна комната. Мебели почти нет — стол, стул, диван. На диване кто-то лежит, накрытый старым, засаленным ватным одеялом. Я сорвал одеяло. Под ним абсолютно пьяный, бородатый мужик. Лицо землистого цвета, одутловатое, под одним глазом большой багровый кровоподтек.