Последний герой СССР (СИ) - Алмазный Петр - Страница 29

В дежурку вошла дама бальзаковского возраста с майорскими погонами на плечах. На голове химическая завивка, брови выщипаны тонким полукругом, на веках — пронзительно-зеленые тени. Губы накрашены коричневой помадой и обведены по контуру более темным карандашом.

— Так, ребята, давайте я быстро выписываю штрафы и разгоняйте эту толпу. И позовите стажерку, пусть помогает.

Ушастый лейтенант тут же нырнул за дверь, послышался топот.

На столе дежурного зазвонил телефон.

— Да. Да, товарищ полковник. Да, понял. — Он положил трубку и растерянно посмотрел на женщину-майора.

— Что там? Не тяни, — она ждала ответа.

— Приказали этого отпустить, — он кивнул в мою сторону. — Без составления протокола. Протокол задержания приказали отдать ему лично в руки.

— А второго? — уточнила майор, поправив перманентную челку.

— И второго тоже, — растерянно произнес лейтенант Серега.

— Да что ты как не живой! Кто звонил? — потребовала ответа женщина-майор.

— Дежурный по городу, полковник Костенко, — лейтенант посмотрел на меня и снова повернулся к старшей по званию. — Что делать?

— Что-что… Я здесь командовать не могу, я дознаватель. Ты дежурный, так что решать тебе, — и дама с перманентом, поджав коричневые губы в скупой бантик, взяла со стола пачку протоколов и вышла из дежурки.

Тут же вошел ушастый напарник лейтенанта Сереги.

— Этого выпустить. Приказ Костенко, — сообщил Серега. — Постой, я сам. Ты второго веди.

Я глянул на «пастора». Тот забыл «держать лицо» и теперь внимательно и с большим интересом наблюдал за происходящим. Он перестал отпускать шуточки и постарался сделаться как можно менее заметным. И это у него получилось хорошо. Ни лейтенант Серега, ни его ушастый напарник следующие десять минут не обращали на него никакого внимания.

Лейтенант Вася, погремев ключами возле камер в коридоре, вошел в дежурку с растерянным выражением на лице.

— Серега, его там нет, — сказал он, хлопая рыжими ресницами.

— В смысле нет? — не понял лейтенант.

Он открыл решетку и вежливо попросил меня:

— Выходите пожалуйста, вы свободны. Сейчас только протокол задержания отдам.

Я встал, повертел головой — до хруста в позвонках. Попытался привести в порядок одежду, но куда там. Футболка мокрая, на джинсах грязь. Вышел из обнесенного решеткой угла дежурки.

— Скажите спасибо, что местный инвалид сообразил водой в вас плеснуть, так бы сейчас не здесь сидели, а на больничной койке лежали, — добавил лейтенант Серега и тут же обернулся к напарнику:

— Постой-ка! Не понял… Как нет второго задержанного? Ты же его лично в камеру сопроводил. Сам сказал, что наручники не стал снимать⁈

Ушастый лейтенант поднял руку, на вытянутом пальце болтались защелкнутые наручники.

— Мистика какая-то, — произнес он. — Камера закрыта, наручники на полу, задержанного нет. Куда делся — непонятно. Через главный вход не выходил, дежурный никого не видел. Здесь проскочил, пользуясь суматохой?

— Ерунду говоришь. Это невозможно. Пропал или нет — дело десятое. Приказано выпустить, считай, что выпустили. А протокол вы заберете, — он отдал мне еще два листа бумаги. Я посмотрел фамилию задержанного — самому интересно, с кем схлестнулся на автовокзале — и почему-то не удивился, прочитав: «Клочков Олег Юрьевич». Свернул бумаги вчетверо и сунул в задний карман, потом прочту внимательно.

Открылась входная дверь. В дежурку быстрым шагом вошел Сорокин. За его спиной, счастливо улыбаясь, маячил Петр, чтоб его разорвало, Константинович!

— Вас одних ни на минуту нельзя оставить, — проворчал Сан Саныч. — Формальности улажены? — он показал удостоверение дежурным и оба лейтенанта вытянулись по стойке смирно. — Где Клочков?

Дежурные растерянно переглянулись.

— А… э…

— Вышел! — нашелся лейтенант Серега.

— Самовольно, не поставив вас в известность? — нахмурился Сорокин, прожигая милиционеров горгоньим взглядом. Те виновато молчали. — Расслабьтесь, он это может. Не из таких мест выбирался, — Сорокин кивнул нам и направился к выходу, по пути бросив взгляд на мужичка в брюках с острыми стрелками. Тот опустил голову, делая вид, что поправляет складку на одежде.

— Добрый день, Николай Иванович, — произнес Сорокин, нехорошо усмехнувшись. — Вы-то как здесь оказались? Как всегда, бдите не смыкая глаз?

— Да вот, проходил мимо… — начал человек в очечках.

— Понятно, и заглянули на огонек, — закончил за него Сорокин.

— И ничего-то от вас не скроешь, — вздохнул «пастор», достал из кармана чистейший носовой платок, протер очки. Потом встал и, вытащив из кармана брюк удостоверение, сунул его под нос милиционерам. Те снова вытянулись по стойке смирно. Я посочувствовал беднягам — на них было жалко смотреть, не скоро переживут такой разрыв шаблона. — Кстати, я наблюдал интереснейшую картину. Второй задержанный вышел спокойно, как из собственного дома, и никто из присутствующих — ну кроме меня — этого не зафиксировал.

— Николай Иванович, вас подвезти? — Предложил Сорокин, когда мы покинули Железнодорожный райотдел милиции.

— Спасибо, я на своей, — ответил Николай Иванович и пошел вперед.

— Я уже вообще ничего не понимаю, — подумал я и не заметил, что произнес это вслух.

— Подрастешь — поймешь, — отмахнулся сначала Сан Саныч, но подумав, добавил:

— А вообще, как только увидишь этого Николая Ивановича, сразу же постарайся сделаться невидимым. И любыми способами свяжись со мной. Телефон, пейджер, найди меня лично — как угодно.

— Да кто он такой⁈ — воскликнул я.

— Очень неприятный тип. Из КГБ. Им бы самим давно уже стоило его проверить…

У обочины стоял автомобиль Сорокина, черная «Волга». Рядом точно такая же, как сестра-близнец, машина Николая Ивановича.

— Ты сейчас дуй на автовокзал, — распорядился начальник. — Заберешь свою машину и пулей в «Р. И. П.». Петро, ты со мной…

— Извини, плиз! — Окликнул кто-то сзади.

Мы с Сан Санычем обернулись. Петро как ни в чем не бывало потопал дальше — к автомобилю.

К нам направлялся очень толстый человек высокого роста. Тугие щеки не мешали ему улыбаться во все тридцать два зуба. Улыбка была искусственной, такой, какие я в своей предыдущей жизни, в Москве, часто видел у американских граждан. На прохожем парусом развевалась просторная гавайская рубаха, широкие белые шорты на ногах и на голове панама — оранжевая, яркая. Эдакий классический колонизатор. Прохожий держал в одной руке бутерброд, в другой, на легком ветерке, трепыхалась развернутая карта.

— Извини. Вот мап… — он потряс передо мной картой. — Мне нужно найдет институт ли-са вен-ко. Вот мап… карта! — Вспомнил он русское слово и обрадовался. — Помогай. Окей?

Я хмыкнул. А это же, зуб даю, наш американский партнер. Интересно, здесь что, место сбора? Вот прямо тут, возле милиции?

— Арнольд Слободчиков? — спросил я.

— Иес, иес! Арни Слобот-тшикофф! Прошу любить и жаловаться! — просиял толстяк.

Неподалеку заурчал мотор, «Волга» Николая Ивановича, этого странного человека, похожего на пастора, отъехала.

Внезапно улыбка на лице американца схлопнулась, он выругался вслед:

— Шшит! — и помчался от нас прочь, за угол отделения милиции.

Сорокин среагировал мгновенно. Он посмотрел на Петра — тот протягивал руку к дверце сорокинской «Волги» — и метнулся к нему, заорав:

— Ложись!

Глава 14

В голове молнией пронеслось: «До Петра как до жирафа… не поймет». Но тело отреагировало мгновенно, я тут же упал ничком и откатился в сторону. Рефлексы сработали.

Появившийся из ниоткуда мужчина оттолкнул ботаника от машины, свалил его с ног и прикрыл собой. А вот Сорокин оказался у автомобиля как раз в момент взрыва. Хлопок был негромким, приглушенным, ничего особенного, но…

Со звоном вылетели стекла, будто их выдавило изнутри. «Волга» словно попала под невидимый мощный пресс — крыша опустилась вниз, дверцы смялись в гармошку и отвалились. Я вскочил на ноги и кинулся к Сорокину. Он лежал ничком у «Волги», сплющенной, как консервная банка. Перевернул его на спину и Сорокин тут же открыл глаза.