Генеральный попаданец 5 (СИ) - Коруд Ал - Страница 41

Многие задают вопрос: общественная жизнь в СССР имела место только в культурной среде страны? Нет, в нашей реальности, например, имелось целое политическое движение «новых левых». Левыми диссидентами становились молодые люди, которые только начинали свою самостоятельную жизнь. Рубежом чаще всего был возраст в 17–18 лет. Именно в этот период советская молодежь в 1950–1960‑е гг. заканчивала обучение по программам среднего образования и имела возможность поступить в ВУЗ. Показателен пример Б. Вайля, который родился 19 февраля 1939 г., поступил в Ленинградский библиотечный институт летом 1956, а уже в марте 1957 г. его арестовали по обвинению в антисоветской деятельности. Большинство групп «диссидентской левой» среды были созданы студентами или молодыми выпускниками. Направленность высшего образования влияла на способы политизации и формы политической активности. Гуманитарное образование как часть идеологической машины Советского Союза сильнее контролировалось со стороны партийно-государственных инстанций, а, следовательно, давало меньше пространства для маневра и самостоятельной деятельности.

Левые диссиденты Оттепели были наиболее радикальными и последовательными сторонниками десталинизации и борьбы со всевластием бюрократии. Оба этих направления понимались ими как единое и неделимое действие. Но в отличие от Хрущева и линии ХХ Съезда КПСС, они не хотели ограничиваться критикой только прошлого и его пережитков в настоящем. Для них принципиальным моментом было выявление «корней», существовавших в Советском Союзе социальных и экономических трудностей. Дальше всех в работе по выявлению причин продвинулся Ронкин со своим постоянным соавтором Сергеем Хахаевым.

Они при поддержке других своих товарищей по Союзу коммунаров написали программную книгу «От диктатуры бюрократии к диктатуре пролетариата». В этой работе они попытались дополнить теорию формаций и ответить на вопрос, какой общественно-экономический строй в СССР. В отличие от других представителей диссидентской левой, В. Ронкин и С. Хахаев не стали добавлять к термину социализм уточняющие эпитеты: «казарменный», «барачный», а предложили новую формацию — бюрократизм или бюрократическое общество во главе с бюрократией как новым правящим классом.

Исправлять ошибки современного им СССР левые диссиденты предлагали с помощью политической революции, что отличало их от реформистски настроенных шестидесятников. Вдохновение и примеры молодые радикалы черпали из событий 1956 года в Польше и Венгрии. Себя же они видели не готовой политической партией, а первопроходцами, за которыми должны пойти единомышленники и широкие пролетарские массы. Длительные сроки заключения, которые получали левые диссиденты по статье 58 УК РСФСР или ее аналогам, и концентрация политических заключенных в отдельных исправительно-трудовых лагерях создавали отдельный мир. Именно в ИТЛ происходило знакомство левых между собой и с представителями других политических течений.

В местах заключения произошел политический дрейф большинства левых диссидентов. Исправлению подверглись прежде всего марксистские взгляды. Основой этого правого поворота являлась разочарованность в революционной активности студенчества и рабочего класса, которые «неправильно» реагировали на агитационно-пропагандистские действия левых диссидентов. По своей сути это был антибюрократический протест, который был направлен как против «реального социализма» «старых левых», так и против капитализма. «Диссидентская левая» ставила под вопрос саму альтернативу между соцстранами и капстранами, так как в СССР сохранялось социальное неравенство и неравный доступ к материальным благам. Эти моменты роднили советских левых диссидентов Оттепели и участников «студенческих протестов» в Западной Европе и Северной Америке во второй половине 1960‑х годов. Еще одной объединяющей чертой было разочарование в «реальном социализме» или государстве всеобщего благоденствия.

Отсутствие возможности осуществить политическую революцию, и жесткая репрессивная политика во второй половине шестидесятых привели к идейной трансформации левых диссидентов оттепельного призыва. Большинство из них потеряло определение левые или как минимум перешло на умеренные позиции. Но главное, что принесли репрессии: разочарование в левом проекте и идейные поиски альтернатив, как, например, ультраправые идеологии, либерализм или социал-реформизм. «Дети ХХ Съезда» левые диссиденты и шестидесятники-реформисты, пройдя полосу разочарований и идейных дискуссий, стали основой правозащитного движения, которое сформировалось в СССР после процесса над А. Синявским и Ю. Даниэлем. Однако диссиденты-правозащитники сохранили доставшуюся им по наследству антибюрократическую направленность. Парадоксальным образом в СССР сверстники западного поколения ветеранов 1968 года, сохраняя антисистемный характер, встали на позиции крайнего либерализма или консервативного либерализма. Советские бунтари всем сердцем полюбили Маргарет Тэтчер и Рональда Рейгана.

Вот такой вот парадокс. Из первых союзников эти молодые люди стали врагами советского строя. Я еще в 1965 году распорядился выпустить всех на волю и прекратить репрессии. Хотя приглядывать следует. Но лучше всего сделать этих умников партнерами. Пока, правда, не сложилось. Текучка мешает сосредоточиться на стратегическом пути.

Пока руки дошли до общения с представителями советской культуры, в том числе и оппозиционно настроенной. Что мы получили к девяностым годам в итоге? В частности, в популярной культуре, которая разлагала советское общество. Особенно во времена перестройки. Засилье в популярных авторах, особенно на эстраде одной «пятой» национальности. Нет, я не дурак, там много талантов. Но эта порода не зря называется безродной. Мало оказалось в богемной тусовке настоящих патриотов России. Вот они исподволь и гадят с фигой в кармане, разлагая остальных. Власть же, по ложным причинам обращая основное внимание на «диссиду», оставила эту часть нашей культуры за бортом. Эстрада, сатирический жанр очень в народе популярны. И запретами дело не исправишь. Требуется показательное противоядие. Иначе будет, как в конце восьмидесятых, где богемка начала поносить советскую власть открыто.

Но мой «финт ушами» ослабил эту «прослойку» довольно сильно. Разрешение на выезд в Израиль внезапно привело некоторых артистов в неописуемый раж. Многие побежали искать свои еврейские корни. Не знали, бедолаги, что дальше Израиля их на этот раз не пустят. И скандал не поднимешь, чтобы не выглядеть идиотами. Людей более твердых в убеждениях я также отпустил на «вольные хлеба». Оперные певцы, композиторы, артисты балета, художники и скульпторы. Есть желание? Езжайте! Платите налоги валютой, квартплату и можете вернуться в любой момент. Ох, какой вой подняли некоторые лица в ЦК, мне звонили и старые гэбисты. Но я стоял на своем. Ожидаемо на Западе разродились почтительными публикациями. Я слыл там либералом и человеком «новой волны». Хорошо хоть не «мышления», как у Меченого. Без его дешевого популизма и сдачи позиций.

Помню, на Политбюро я так конкретизировал свои соображения:

— Пусть привыкают к тому, что мы не считаем для себя существенным наличие «Железного занавеса».

— А если кто-то не вернется?

— Значит, дрянь-человек! Ему у нас не место.

Машеров соглашается:

— И точно, зачем ему у нас небо коптить! До свидания и отобрать советский паспорт.

Демичев крутит головой:

— А если они сюда разные… нехорошие идеи привезут?

— Вы тогда на что, пропагандисты?

Секретарь ЦК опускает глаза, остальные на него снисходительно посматривают. Они замечают, что верх в аппаратной борьбе берет неистовая Фурцева. Воронов глубокомысленно роняет:

— Вот и состоится проверка нашего общества. Кому яркие шмотки, а кому светлое будущее.