Под маской, или Женская сила - Олкотт Луиза Мэй - Страница 12

– Хорошо бы ослабить повязку – очень уж она давит, вся рука занемела. Тогда, глядишь, я бы и заснул. Сделаешь, Нед?

– У меня не получится, да и доктор велел не трогать бинты. Дождись утра, когда он приедет, а я, пожалуй, больше вреда принесу, чем пользы.

– Повязка слишком тугая. Взгляни: рука распухла, а уж как болит! По-моему, нельзя ждать до утра. Доктор Скотт слишком спешил и перестарался. Здравый смысл подсказывает, что бинты нужно ослабить, – нетерпеливо проговорил Ковентри.

– Я позову миссис Моррис. Она разберется.

И с самым встревоженным видом Эдвард направился к двери.

– О нет, только не миссис Моррис! Она станет суетиться и заболтает меня до полусмерти. Так и быть, потерплю; может, доктор Скотт заглянет вечером, он вроде бы обещал. Ступай ужинать, Нед. Если мне что-нибудь понадобится, я позову Нила, а пока попробую заснуть – это проще, когда никто не стоит над душой.

Эдвард неохотно вышел, и его брат остался в одиночестве. Впрочем, боль не дала ему и минуты покоя, и Джеральд, решившись, вызвал звонком камердинера.

– Нил, ступай в кабинет мисс Ковентри. Если мисс Мьюр там, попроси ее, да полюбезнее, зайти ко мне. Меня мучает боль, а мисс Мьюр лучше кого бы то ни было разбирается в ранах и повязках.

У камердинера лицо вытянулось от удивления; он вышел, а через несколько минут дверь беззвучно открылась и в комнату скользнула мисс Мьюр. День выдался очень теплый, и впервые за все время ее пребывания она рассталась со своим черным платьем. Девушка была вся в белом. Украшениями ей служили лишь золотистые волосы да благоуханный букетик фиалок, прикрепленный к поясу. Словом, ничто больше в образе мисс Мьюр не вызывало ассоциаций со смиренной монашенкой. Ее лицо тоже изменилось: на щеках играл нежный румянец, глаза улыбались, губы, прежде неизменно сжатые, как у человека, который с усилием подавляет каждую эмоцию, были чуть приоткрыты. Джеральду явилась свежая, трепетная и очаровательная женщина, из-за которой в сумрачной спальне сразу стало светлее. Мисс Мьюр шагнула к кровати и произнесла:

– Как хорошо, что вы послали за мной. Чем я могу вам помочь?

Слова шли от сердца, а взгляд, устремленный на Ковентри, подтверждал: мисс Мьюр и вправду рада, что может помочь.

Ковентри начал излагать суть проблемы; но не успел договорить, потому что мисс Мьюр приступила к снятию бинтов с решимостью человека, знающего, что надо сделать, и уверенного в своих умениях.

– О, какое облегчение! О, как славно! – вырвалось у Ковентри, когда спал последний слой. – Нед боялся, что я истеку кровью, если он притронется к повязке. Однако что скажет доктор?

– Не знаю и знать не хочу. У меня у самой есть для него пара слов. Я скажу ему, что он негодный хирург, раз так туго забинтовал рану и не оставил указаний ослабить бинты, если возникнет необходимость. Сейчас я наложу новую повязку и постараюсь погрузить вас в сон, в котором вы очень нуждаетесь. Вы мне позволите?

– О да, это было бы кстати.

Молодой человек не спускал глаз с Джин Мьюр, пока она молча бинтовала его руку. Наконец он спросил:

– Как вышло, что вы столь искусны в наложении повязок?

– Научилась, пока лежала в больнице, просто внимательно наблюдала за действиями доктора. Потом, когда мне стало получше, я начала петь для других пациентов.

– Вы и для меня споете? – спросил Ковентри, подпустив в тон покорности, как свойственно мужчинам, которые захворали и впали в зависимость от женской заботы.

– Да, если вы предпочитаете пение чтению вслух, – отвечала мисс Мьюр, завязывая последний узелок.

– Да, – решительно сказал Ковентри.

– Вас лихорадит. Сейчас смочу вам лоб, и станет легче.

Мисс Мьюр поднялась; ее перемещения по комнате (без суетливости и лишнего шума), ее жесты приковывали внимание, завораживали. Смешав воду с одеколоном, она смочила Ковентри лоб и виски, причем не смутилась ни на миг, словно имела дело с малым ребенком. Почувствовав облегчение, Ковентри теперь забавлялся тем, что мысленно противопоставлял Джин Мьюр дородной матроне, любительнице пива, которая ухаживала за ним во время последней его болезни.

«Милая малютка, и как много умеет!» – думал Ковентри, чувствуя себя легко и свободно, словно Джин Мьюр поделилась с ним своими эмоциями.

– Ну вот, теперь вы больше похожи на себя. – Мисс Мьюр удовлетворенно кивнула и прохладной, нежной ладонью отвела темные кудри со лба Джеральда. Затем она уселась в кресло и запела, заняв руки скатыванием чистых бинтов для утренней перевязки.

Ковентри не спускал с нее взора. Надвигался вечер; комната была едва освещена последними лучами. Джин Мьюр пела, как поют птицы – без усилий, без напряжения. Она выбрала тихую колыбельную, которая действовала на слушателя подобно колдовским чарам. Посреди песни решив взглянуть, каков эффект, она подняла глаза и увидала, что Ковентри не только не задремал, но следит за ней со смесью любопытства и восхищения.

– Закрывайте глаза, мистер Ковентри, – велела мисс Мьюр, укоризненно качнув головой и чуть улыбнувшись.

Ковентри усмехнулся, однако послушался. Правда, он продолжал то и дело взглядывать из-под ресниц на хрупкую, облаченную в белое фигурку, что почти утонула в несоразмерно большом для нее кресле. Перехватив один такой взгляд, мисс Мьюр нахмурилась.

– Что за непослушание! Почему вы не спите, мистер Ковентри?

– Не могу, хочется слушать и слушать. Я, знаете ли, большой любитель соловьев.

– Раз так, я умолкаю. Попробую иной метод – он никогда меня не подводил. Извольте дать мне руку.

Заинтригованный, Ковентри протянул руку; мисс Мьюр сжала ее обеими ладонями, предварительно отгородившись портьерой, и застыла в безмолвии, будто изваяние. Ковентри сначала улыбался про себя и гадал, что произойдет скорее – вырвется ли у мисс Мьюр какое-нибудь слово или она не выдержит и шевельнется? Но вскоре ему почудилось, что нежное тепло стало исходить от ладоней мисс Мьюр в его кисть, сердце стало биться чаще, дыхание сделалось неровным, а в голове сменяли друг друга тысячи фантастических образов. Ковентри вздохнул и сонно пробормотал:

– Мне это нравится…

Даже еще не договорив, он словно провалился в мягкое облако, которое окутало его покоем. Более Ковентри ничего не помнил, ибо за состоянием покоя последовал сон, глубокий и свободный от сновидений. Когда же молодой человек проснулся, лучи дневного света били в щель между шторами, рука его лежала поверх одеяла, а белокурой чаровницы и след простыл.

Глава IV

Открытие

Несколько дней Ковентри провел в постели, что очень тяготило его, даром что близкие всеми силами старались скрасить ему заточение. Матушка над ним квохтала, Белла пела, Люсия читала вслух, Эдвард хотел посвятить ему все свое время. Не было стремления угождать «молодому хозяину» только у одного обитателя дома – точнее, у одной обитательницы. Джин Мьюр больше не приходила к Ковентри – а ведь только она умела развлечь его. Очень скоро он устал и от матушки, и от сестры с братом, и от кузины; ему хотелось чего-то новенького, он постоянно думал об очаровательной девушке, убедил себя, что его хандру развеет только мисс Мьюр. После некоторых колебаний Ковентри небрежным тоном заговорил о ней с Беллой, но почти ничего не выведал. Белла сказала, что Джин в добром здравии, однако очень занята – готовит для матушки сюрприз (наверняка прелестный). Нед и сам не видится с мисс Мьюр, на что вечно сетует, а Люсия полностью ее игнорирует. Добыть какую-то информацию удалось, подслушав разговор двух служанок, хлопотавших в соседней комнате. Джеральд узнал, что гувернантке «был нагоняй» от мисс Бьюфорт за нахождение в спальне молодого хозяина; бедняжка смиренно выслушала мисс Бьюфорт и с тех пор избегает обоих джентльменов, хотя сразу видно, что мистер Нед по ней сохнет.

Мистера Джеральда позабавили сплетни, он был рассеян, обдумывая их, чем весьма раздосадовал сестру, когда на ее фразу: «Неда вызывают в полк, представляешь?» ответил: