Хозяйка не своей жизни. Развод, проклятье и двойняшки (СИ) - "CaseyLiss" - Страница 45

— Ты не понимаешь даже то, что пытаешься украсть, — сказала я. — И никогда не поймёшь.

— Не обольщайся, — его голос стал суше. — Я не поэт. Мне не нужно понимать, чтобы пользоваться. Раз ты привнесла сюда «другое», я это «другое» использую. А теперь — о сделке.

— Я не покупаюсь на сделки, где меня связывают и кладут на камень, — сказала я. — Смешно предлагать.

— Это не смешно, — он наклонился вперёд. — Это практично. Ты останешься жива. Ребёнок тоже. Но он уже никогда не станет магом, а ты будешь верна мне… тогда я не раскрою твоей тайны. Кстати о твоем муже… он же не знает правды? Всю. Откуда ты. Какая ты. И что ты делаешь в его постели, при его детях, в его доме. Думаешь, он примет? Думаешь, король еще долго будет молчать? Ты всё это время обманывала их. Красиво, да. Ради лучшего. Но обман есть обман.

— Ты путаешь правду с удобством, — сказала я. — Это твоя постоянная ошибка.

— О, — он улыбнулся. — Заговорила, как учительница. Тебе идёт, леди Катрин, вести школу. Только вот школу я не собираюсь оставлять. Она мне тоже нужна. Там удобно выращивать то, что мне нужно. А ты мешаешь. Всегда.

— Скажи прямо, — сказала я. — Ты боишься. Не меня — силы, которая тебе не принадлежит.

Он на секунду замолчал. В глазах мелькнул раздраженный огонь.

— Довольно, — сказал он ровно. — Разговор окончен. Ты остаёшься здесь. Я подготовлю ритуал. Магия ребёнка откроется, я заберу ее — и ты сама это почувствуешь. Кричать не советую: стены толстые, а у меня нервы сегодня хуже обычного. У тебя есть час чтобы свыкнутся с мыслью о том, что ты умрешь. Раз не хочешь играть по моим правилам. И Лайонел тебя не спасет.

— Ты недооцениваешь его, — сказала я тихо. — И переоцениваешь себя.

— Посмотрим, — он поднялся. — А пока — готовься. Я не люблю суеты. И не люблю, когда меня заставляют импровизировать.

Затем он ушел, оставив меня наедине со своими мыслями.

Тишина. Я осталась одна с лампой, кругом на стене и своим дыханием. Мысли было легко заглушить паникой. Но паника — это то, на что он ставил. Нельзя ей поддаваться.

Сначала — тело. Я переложила под себя сложенный плащ, который валялся у стены, чтобы не тянуть поясницу. Прислонилась лопатками к камню, устроила руки на животе и стала делиться своей силой напрямую, дабы поддержать плод.

Живот перестало тянуть, поэтому я наконец смогла встать.

Я обошла комнату. Доски, кое-где пружинили, под столиком — металлическая скоба в полу, старая, со следами верёвок. В щели крошки соли. У двери крепкий засов изнутри не подковырнуть. На стене полка, на ней глиняный кувшин, кружка. Вода на удивление чистая, но пахнет железом. Я сделала два маленьких глотка.

Затем закрыла глаза и попыталась позвать Лайонела… между нами была связь, как между мужем и женой, и вдруг мне удалось бы его позвать… направить.

Я сидела на холодных досках и считала удары сердца. Каждый вдох отдавался в виске, каждый выдох — в животе. Я пыталась снова и снова дотянуться до Лайонела, будто позвать его без слов. Мы были связаны. Я знала это. Должен был откликнуться… должен.

Щёлкнул засов. Я замерла.

Вошёл Кирсан. На этот раз без лишних слов: в руках у него был узкий кристалл, по граням которого ползли тонкие трещины. Он положил его в центр нарисованного круга, рядом поставил серебряную чашу, бросил туда горсть чего-то чёрного. Запах ударил в нос — горький, сухой, будто горела кора старого дерева.

— Начнём, — сказал он тихо.

Он поднял руки и повёл ими, очерчивая воздух. Линии на стене вспыхнули бледно-зелёным, затем красным. Я почувствовала, как потянуло изнутри — не сильно, но ощутимо, будто кто-то дёрнул за нить, связывающую малыша с этим миром. Я вцепилась в подол платья, стараясь не дать панике прорваться наружу.

— Чувствуешь? — его голос был низким, довольным. — Это магия твоей дочери. Такая чистая, свежая… словно родник. То, что мне нужно.

До…дочери?

Круг загудел, воздух завибрировал. Лампа на столике качнулась. Я стиснула зубы и в последний раз сосредоточилась на мыслях о Лайонеле. Найди меня. Услышь.

И в этот момент дверь распахнулась.

— Отойди от неё, — голос Лайонела был хриплым, но твёрдым.

Я повернула голову — он стоял в проёме. Бледный, осунувшийся, но с глазами, в которых горел живой свет. Его правая рука дрожала, но в левой уже вспыхивал знакомый узор магии.

— Ты едва на ногах держишься, — усмехнулся Кирсан. — И думаешь, что сможешь меня остановить?

— Я знаю, что смогу, — ответил Лайонел и шагнул вперёд.

Воздух вспыхнул, как от молнии. Их заклятия столкнулись посередине комнаты — огонь и сталь против вязкой, чёрной тени. Камни в стенах загудели, доски пола заходили ходуном. Я закрыла лицо руками, только слышала треск, удары, запах гари.

— Катрин! — вдруг раздался другой голос.

Я посмотрела в сторону знакомого тембра, в дверях стоял Кайонел. Он шагнул внутрь, мгновенно оказался рядом и поднял меня на руки.

— Пошли! — сказал он резко.

— Но Лайонел… — я попыталась вырваться.

— Он справится, — отрезал Кайонел. — Сейчас твоя задача — убраться отсюда подальше.

Он практически выволок меня в коридор, не знаю,откуда взялись силы. Сзади ещё раз взорвался воздух, стены дрогнули. Я обернулась — на миг успела увидеть, как Лайонел, опираясь на силу, удерживал Кирсана в круге, а тот рвался наружу, выкрикивая проклятия.

Мы выбежали в ночь. Оказались во дворе. Луна освещала заброшенный дом — серый, с выбитыми окнами и покосившейся крышей. В траве валялись тела — четверо, пятеро людей. Стража. Наши.

— Держись, — Кайонел крепко держал меня. — Всё уже позади.

Я споткнулась о камень, но он удержал. Мы миновали калитку, за которой ждали наши люди. Кое-кто ещё добивал раненых.

— Где мы были? — спросила я, пытаясь отдышаться.

— Заброшенный дом на краю города, — ответил Кайонел. — Старый склад. Его давно собирались снести, но руки не доходили. Видишь, как удобно оказалось для крыс.

Я глянула назад. Из окон всё ещё вырывался свет вспыхивающих заклятий. Сердце рвалось туда, но Кайонел не позволил.

— Доверься ему, — сказал он жёстко. — Он разберётся. Несмотря на рану. Несмотря ни на что.

И я кивнула, хотя внутри всё кричало иначе.

Мы уже отошли от развалин, когда дверь позади вдруг с грохотом распахнулась. Ветер вынес наружу облако пепла и гари, и в нём — он. Лайонел.

Он стоял на пороге, тяжело дыша, опираясь на косяк рукой. Плащ был разорван, рубаха в пятнах, волосы сбились на лоб. Но он был жив.

— Катрин… — только и смог вымолвить он.

Я рванулась к нему. Кайонел не удержал — я выскользнула из его рук и почти упала на мужа. Он подхватил меня, хоть и сам едва держался.

Вцепилась в его плечи, будто сама боялась, что если отпущу хоть на миг — всё окажется сном, и он снова исчезнет. Его дыхание было тяжёлым, грудь вздымалась рывками, но он был живой. Здесь. Со мной.

И тогда меня захлестнуло: неужели всё… закончилось?

Я столько ночей жила в страхе, что однажды нас настигнет тьма, что дети останутся без нас, что я не справлюсь. Столько раз ловила себя на том, что живу, как чужая, в чужом доме, в чужой жизни, пытаясь притворяться, будто это всё мне принадлежит. А ведь вначале так и было. Я пришла в этот мир как гость, как ошибка судьбы, лишняя фигура на чужой шахматной доске.

Я и думать не могла тогда, что найду в этом мире не только своё место, но и любовь. Настоящую. Ту, что прожигает, что делает сильнее. Не могла представить, что стану хозяйкой своей жизни — что перестану бояться каждый день, что начну выбирать сама.

У меня теперь есть семья. Дом, наполненный голосами. Муж, рядом с которым даже в тьме не страшно. Дети, чьё дыхание ночью — лучшее заклинание от отчаяния. И ещё одна крошечная жизнь, что бьётся под моим сердцем.

Я никогда не мечтала о таком. Но именно это оказалось самым большим чудом.

Слёзы текли по щекам, я их не сдерживала. Пусть. Пусть он видит, как много значит для меня этот миг. Пусть весь мир рушится за нашими спинами — я знаю: теперь мы справимся. Вместе.