Хозяйка не своей жизни. Развод, проклятье и двойняшки (СИ) - "CaseyLiss" - Страница 42

— Клясться, что больше никогда не подвергну себя опасности, — сказал он хрипловато, — бессмысленно. Но я постараюсь делать это реже.

— Я тебя убью, — отозвалась я привычно. — Но позже. Когда посадим Кирсана в королевскую темницу. Надолго.

Он расхохотался — на половину вздоха, затем скривился и схватился за бок. Лекарь коротко кашлянул. Мы оба одновременно затихли. Затем он оставил нас наедине.

— Расскажешь? — спросила я, когда смогла снова слушать не только его дыхание.

— Немного. А остальное потом, — кивнул он. — На севере нашли след темной магии. С древней печатью, Кирсан всегда любил баловаться с запретными вещами. Уже позже мы узнали, что они предназначались для детей. Их привели в самый разгар нашей битвы, наемники. Они такие же, как наши… связанная магия. Не думал, что Кирсану удасться найти подобное. За последние 30 лет о подобной магии слышали лишь раз, и это — наши дети.

Он говорил ровно, но пальцы на покрывале сжимались и разжимались. Я положила ладонь на его руку. Лайонел не отдёрнул — только перевёл взгляд вниз, туда, где мои пальцы касались его кожи.

— Дальше было быстро, — продолжил он. — Прервали ритуал и пошла тьма. Возникли тени. Не сущности. Люди. Они шли уверенно, знали, куда. Наши стрелы проходили, как через мокрую ткань. Надо было ломать круг. Я хотел подрезать ребро, чтобы схлопнуть заклинание. Успел одно, второе. А затем этот осколок… Не уверен, был ли он наготове, или это защита. В то же время двое моих отвели детей в лодку. Девочка пела. Ты не представляешь, какие это были ноты — не для людей. Я даже не понял, как её голос проходит сквозь лёд.

Он на секунду замолчал, словно слушал этот голос снова и снова.

— Мы прервали ритуал, сломали круги и тени ушли. Их туда тянуло, будто кто-то дернул за верёвку. Один успел швырнуть ещё один осколок. Он пролетел мимо и впился в столб переправы. Я его потом взял. Печать сняли с гонца за день до этого, он привёз распоряжения в местный караул: готовить лагерь для «особых детей». Подпись — «канцелярия двора». Но печать — не канцелярская. Личная. Человека, которого я видел рядом с Кирсаном, когда приходил к королю просить «расширить доступ к фондам». Это неслучайное совпадение, Катрин.

— Я знаю, — сказала я. — У нас здесь — своё звено. Кристалл у нас с печатью привязки. Эдрик пришёл сам, признался, дал показания. Его держали за горло угрожая семье. Хотел, чтобы… не важно. Что странно, он поставил Эдрику срок, и он прошел, а Кирсан так и не объявился. Думаю, догадался, что мальчик придет ко мне. Он свидетель. Эдмунд и Лаира поставили следящий узор и заморозили канал связи с кристалом — как будто он живой. Мы можем оставить его «как есть», чтобы хозяин не заметил вмешательства, пока нам надо. Хотя уверена, он итак все понял.

Он чуть прикрыл глаза — не от усталости только, ещё и от облегчения.

— Ты всегда опережаешь, — шепнул он. — Я… думал, что принесу тебе ответ. А принёс только осколок. Ты же уже сложила половину картины.

— Не льсти мне, — отозвалась я. — Ты принёс не только осколок. Ты принёс ключ. Спас детей… мы поможем выжить в этом мире, как только обезопасим от Кирсана.

Затем вернулся лекарь.

— Госпожа, — сказал он, входя в комнату, — ему нужен отдых, дабы восстановить силы. И… если позволите, я скажу пару слов и вам.

— Скажете, — кивнула я. — Сейчас дайте нам немного время с детьми.

Мне не пришлось их звать. Дверь приоткрылась, и в щель просунулся прямой нос Даниэля. За ним появилась и Адриана.

— Можно? — спросил Дани.

— Только тихо, — сказала я. — И не прыгать на кровать. — Подмигнула.

— Мы не будем, — пообещала Адриана, уже обогнув меня и остановившись так близко к отцу, что её колено касалось покрывала. — Папа, ты… — она сглотнула, — ты держись. Мы скучали по тебе.

Он протянул левую руку и Дани вложил в неё свою ладонь осторожно, будто это была не рука, а редкий стеклянный сосуд. Они замолчали — и вдруг я почувствовала: воздух в комнате стал плотнее, как в бане, когда плеснешь на камни. Это было, как если бы двое невидимых носильщиков подхватили тяжёлую коробку вместе со мной. Лекарь вполголоса произнёс что-то утвердительное. Вошедший Кайонел прислонился плечом к косяку — и перестал дышать на видимое мгновение, наблюдая.

— Довольно, — шепнул лекарь минут через пару, когда по лбу Лайонела выступили крупные капли пота. — Он получил достаточно, господину стоит поспать.

Адриана судорожно улыбнулась и кивнула. Дани вытер нос рукавом — и тут же виновато посмотрел на меня.

Они ушли, Кайонел вышел в коридор, и лекарь подошел ближе ко мне.

— Теперь — с вами, леди, — сказал он. — У вас срок достаточно ощутимый, чтобы любая встряска могла отозваться не самыми лучшими последствиями. Понимаю, что советы «не нервничать» глупы, как совет «не дышать». Будем опираться на то, что можем. Травы у вас хорошие. Я оставлю смесь — вечерняя и утренняя. И, пожалуйста, не трогайте всякую гадость магическую руками. Поручите всё магам. Даже через слои кругов подобные вещи иногда цепляют незаметной паутиной. Вы — слишком тонко настроены сейчас.

— Понимаю, — ответила я. — Спасибо.

— И ещё, — он наклонился ближе, — ему нельзя злиться. Злость распаляет шрам, и метка начинает тянуть, как зуб. Держите около него то, что заземляет: запах хлеба, детские голоса, тёплая лампа. У вас это получается, — он чуть улыбнулся, — я уже заметил.

Я проводила его взглядом, и только когда дверь за ним закрылась, позволила себе прижаться лбом к плечу Лайонела, едва касаясь.

Дальше всё развернулось, как в отлаженной машине, только машина наша была не железной, а человеческой. Кайонел взял на себя первую линию — стражи, посты, пропуска: «никто не входит, не выходит без отметки». Маги Эдмунд и Лаира отложили занятия в школе и перебрались в западное крыло нашего поместья: один держал в узде магию кристалла, другой чистил следы в доме, чтобы тьма не вязалась за пороги. Кристалл лежал в сейфе, в магической шкатулке, — и всё равно казалось, что он дышит тёмной материей. Мы научились не слушать его.

Олексион курировал весь Хардшерон — город и земли вокруг — как начальник стражи: то присылал гонцов, то появлялся сам на короткий миг, отдавал распоряжения и снова исчезал к заставам и караулам. Проверял шахты, где работа кипела.

Школой заведовала также Мария; она держала на себе всё — от расписания до складов и писем родителям. Оливия вела уроки так, будто всю жизнь делала только это, а вечерами сидела в школьной библиотеке. Я знала об этом из записок Марии: «Два класса „поведения“ подряд. Дети довольны. Оливия конспектирует старые формы обращений». Иногда Мария добавляла одну строку — «живы, работаем» — и я видела её, как на ладони: строгую, собранную, уставшую. Однажды она дописала внизу крохотное признание: «Наконец присела на пять минут».

Эдрик держался скромнее. В школу пока мы решили его не возвращать, держа при себе, ради его и нашей безопасности. Ведь то, что Кирсан затих и не выполняет свои угрозы было весьма подозрительно. Вестей от семьи Эдрик не получал, и мы отправили к ним своего гонца. И дважды в день — короткий разговор со мной или с Кайонелом: что видел, кого слышал, пытался ли Кирсан с ним как-то связаться… Он больше не плакал и не оправдывался. Просто жил.

Лайонел приходил в себя, как человек, который учится заново ходить по собственному дому. Днём лекарства, растирание мазью, дыхательные упражнения, где он ругался вполголоса, потому что знал: иначе нельзя. Ночью — тишина. Иногда я ловила его взгляд, когда он думал, что я сплю: в нём была страшная смесь благодарности и вины.

Королевский лекарь — Дорен, теперь я запомнила — приходил каждый день, сам же остановиться предпочел в гостинице. А вот принесенный с севера осколок жил своей жизнью. Порой по ободку выступал иней, и Лаира, щурясь, вела поверх новый узор — словно вязала кружево из света, сдерживающего тьму. Эдмунд бубнил заклинания.

На третий день пришло письмо. Привёз его гонец с чёрным плюмажем — королевская связка. Печать простая, дворцовая; воск расплавлен ровно, как у тех, кто делал это тысячи раз.