Кинжал Немезиды (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 11

Впрочем, для визита в Пилос имелись и другие основания, не только дела судебные. Именно отсюда он поплывет на священный остров, тут же рукой подать. Он зазимует там, набравшись мудрости в беседах с великим жрецом Геленом. Калхас и под пыткой не признался бы, что сам затянул свой поход. Ему до смерти не хотелось возвращаться в Энгоми, где его ждала любимая жена Поликсена. Царевна была просто вылитая мать, то есть высокомерная вздорная стерва, которая мужа-простолюдина на дух не переносила. И, как обычно бывает в таких случаях, Калахас находил отдохновение в работе.

В Пилос он подниматься не стал, дабы не выглядеть просителем. Стучать в ворота, что-то объяснять стражникам, а потом ждать, когда тебя впустят — довольно унизительно для особы его ранга. А потому великий судья, ничтоже сумняшеся, повелел разбить шатры у подножия акрополя и выставить штандарт с бычьей головой. После такого с горы обычно выбегал гонец и с поклонами просил проследовать в мегарон, где уже ждал торжественный ужин. Но в этот раз все пошло не так, никто к нему не прибежал.

На следующее утро, как и всегда бывало, к ставке великого судьи потянулся народ. Некоторые тащили с собой спорных коз, что внушало немалую надежду, что и сегодня все пройдет так, как всегда. Люди бросали работу и шли к подножию царской горы. Кто-то, чтобы получить справедливость, а кто-то, чтобы просто поглазеть на невиданное зрелище. Скучно тут.

Ближе к полудню Калхас важно вышел из своей палатки, вогнав в оторопь толпу людей, окруживших его кресло. Судья не показывался простолюдинам без шлема, а потому его потусторонний вид вырвал из зрителей единодушный вздох. Кое-кто даже за сердце схватился, а одна грудастая молодка лет шестнадцати, заглянув в хрустальный глаз бога, потеряла сознание от ужаса. Обычное дело, но весьма полезное. Такое настраивало толпу на нужный лад, внушая трепет и должное почтение.

— Начнем суд! — важно встал писец и окинул взглядом толпу. — Кто первый?

— Никто! — раздался голос, наполненный гневом.

— Царь! Царь! — зашушукались люди, пугливо поглядывая на басилея Фрасимеда, который прискакал на колеснице и теперь шествовал в сторону Калхаса в окружении воинов.

— Про какому праву ты прерываешь суд, царь? — Калхас повернул к нему жуткую маску, и несколько воинов в испуге даже сделали шаг назад.

— Я сам правлю суд в своих землях! — ответил Фрасимед, зло оскалив зубы. — Ты ведь Калхас. Я хорошо помню тебя, склочный пастух.

— Да, я бился под Троей, как простой воин, царь, — спокойно ответил Калхас. — Но теперь я возвышен ванаксом Энеем и несу его справедливость. У тебя нет власти надо мной.

— Мы не подчиняемся твоему царю, — презрительно бросил Фрасимед. — Его меч стал мягок, а копье затупилось. Уходи, иначе я велю дать тебе палок.

— Нет, — коротко ответил Калхас. — Эти люди пришли за истинным правосудием, и они его получат. Ты не сможешь помешать мне.

— Уверен? — нехорошо сощурился Фрасимед.

— Уверен, — качнул жутким шлемом судья. — Только смерть остановит меня. Я человек, но боги защищают меня. Знай, что тот, кто поднимет руку на великого судью, не проживет и года.

— Я все-таки рискну, — оскалился Фрасимед и, не глядя, протянул руку в сторону стоящего рядом воина. — Дай!

— Боги покарают тебя! — только и успел крикнуть Калхас, когда копье пригвоздило его к спинке кресла, больше похожего на трон.

* * *

В то же самое время. Область Атики, земля богини Хатхор. (в настоящее время — заповедник «Долина Тимна», в тридцати километра от Эйлата. Израиль).

Серо-желтые горы, изогнувшиеся в безумном танце, заставили Тимофея схватиться за амулет и призвать богов. Он никогда не видел ничего подобного: скалы-столбы, похожие на растопыренные пальцы, скалы-арки и даже скалы в виде гигантского гриба на тонкой ножке. Причудливые изгибы камня завораживали, притягивая к себе испуганные взгляды. Они заставляли афинян, прошедших огонь и воду, испуганно оглядываться по сторонам и поминать богов. Жуткое место, неприветливое к людям. Здесь странного цвета земля: то серая, то красная, то черная, пугающая до дрожи.

Сейчас не так жарко, как летом, и даже довольно приятно. Но вот ночью становится холодно до того, что кровь стынет в жилах, а зубы стучат, отбивая барабанную дробь. Воины племени иври привычны к такому. Они не ворчат и жалуются. Просто идут, до глаз замотав лица платками. Ветер здесь бывает страшный. Он сечет не хуже палача и хлещет упрямо бредущих людей песчаными плетями. Тимофею даже казалось, что эта бесплодная земля не имеет конца, ведь до самого горизонта раскинулась тоскливая грязно-желтая пустошь, где живет только бессмертная акация. Это дерево ухитряется каким-то непостижимым образом вытягивать воду даже из камня, на котором растет. Редкие козлы и газели пугливо поглядывают на людей и, отбегая подальше, срывают с ее веток скудную зелень.

— Мы почти на месте! — Шамма, сын Иегошуа, показал на песок, который имел совершенно непостижимый, зеленовато-голубой цвет. — Видишь? Медь красит землю. Рудники совсем рядом. Ночуем здесь, нападем на рассвете. Дальше идти нельзя, часовые на вышках засекут.

— Почему эту землю называют землей Хатхор? — спросил его Тимофей.

— Эта демоница покровительствует тем, кто добывает медь, — пожал плечами Шамма. — Египтяне вырубили храм в скалах, и там стоит ее идол. И на западных копях он стоит тоже. Люди страны Мицраим, Черной Земли, считают, что медь дает людям она.

— Ты хорошо знаешь эти места, — с уважением посмотрел на него Тимофей.

— Я родился здесь, — с непроницаемым лицом ответил Шамма. — Я еще ребенком пас здесь стада. Я помню каждую тропу и каждый источник. Потом не стало воды и травы, и мы ушли на север. Я помню, как это было. Многие умерли тогда. И люди, и скот. Тут еще пасут баранов, но число их мало. Там, где раньше находило корм сто овец, теперь не найдет и десять. И воды нет в привычных местах. Она ушла даже из самых глубоких колодцев. Бог проклял это место, гость. Демоны пустыни захватили его.

— Это ваш бог отдал вам ту землю на севере, да? — открыв рот от любопытства, спросил Тимофей. — Вот так вот взял и отдал? Или вы ему богатые жертвы принесли?

— Жертвы наши были обильны, — убежденно ответил Шамма. — Судья Моше молился, и было дано ему откровение. Бог не оставил свой народ.

— Сколько же надо было в жертву скота принести, чтобы целую страну в подарок получить! — Тимофей завистливо вздохнул. — А далеко копи?

— Вон за той горой лагерь, — показал Шамма. — Перед рассветом пойдем, когда стража спит. Тут ведь нет никого, племена пустыни нападают на караваны, на рудник нападать незачем. Нас там не ждут.

Рассветный холод поднял Тимофея на ноги до поры. Он растолкал Главка, отчаянно завидуя тому, кто спал как младенец. Ворча и с трудом разгибая ледяные конечности, поднимались афиняне, возненавидевшие это проклятую богами землю. Уже совсем скоро Тимофей лежал на горе и вглядывался в пламенеющую рассветом даль.

— Как это возможно? — прошептал Тимофей, рассматривая огромный валун, стоящий на тонкой каменной ножке. — Бог держит его? Иначе почему он не падает? Когда я приду в Афины, мне ведь не поверит никто. Ославят лгуном.

Шамма и Тимофей расположились на вершине скалы, сливаясь с ее желтоватым камнем. Тончайшая пыль, покрывающая все вокруг, присыпала и их плащи, сделав двух воинов совершенно незаметными. Остальные стояли в семи стадиях отсюда и ждали приказа. Задумка Шаммы была крайне оригинальна и звучала примерно так: «мы налетим на этих сволочей, как ветер пустыни, всех убьем, а медь заберем себе». По какой-то непонятной причине Тимофей скептически отнесся к его идее и настоял на разведке. Он терпеть не мог нападать с наскока, а ведь тут есть на что посмотреть.

Разноцветный песок пугал Тимофея до дрожи, он никогда такого не видел. Желтый, красный, черный и тот самый, зеленовато-синий. Он покрывает здесь все до самого горизонта. Вся долина испещрена круглыми дырами. Как будто прилетела сюда огромная птица и стала клевать зерно, пробивая землю железным клювом. Сотни круглых шахт покрывали долину от края до края, насколько хватало глаз. Рядом с ними стоят убогие шатры, в которых обычно живут люди пустыни, а на высоком холме — настоящая крепость, с кирпичными стенами и башнями. Именно там трудятся мастера, надсмотрщики и писцы. Там стоят плавильные печи и сложена готовая медь в слитках. На самых высоких холмах долины стоят наблюдательные вышки, сложенные из камня, и совершенно непохоже, чтобы там спали. Более того, территорию обходит наряд из трех воинов, который весело гогочет, видимо, вспоминая что-то смешное. Это не египтяне, а наемники-шарданы.