Гнев Несущего бурю (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 8

— Пи! — Нефрет подняла на подругу заплаканную мордашку. — Число пи!

— Ну, знаю это число, — кивнула Феано. — А чего реветь-то?

— Оно какое-то не такое оказалось, — всхлипнула Нефрет. — Анхер так разошелся, что на господина нашего посмел голос возвысить. Кричал потом пьяный, что эту мудрость бог Тот своим жрецам заповедал. А еще что-то про квадрат со стороной в восемь девятых диаметра… Не поняла я ничего. А еще кричал, что не может такого быть, чтобы число это иное значение имело. Ибо это противно воле богов. А господин, вместо того чтобы палками его избить, только посмеялся и приказал начертить круг и измерить самому.

— И что? — продолжила гладить ее Феано.

— Анхер взял чашу из Микен, — захлюпала носом Нефрет, — а затем обмотал ниткой и измерил. После этого другую чашу взял. Потом циркулем, или как там эта рогулька называется, круги на земле чертил. Потом раз сто это повторил… Он этим неделю занимался и все на папирус записывал. И теперь… И теперь…

Нефрет снова безутешно заплакала, доверчиво прильнув к плечу подруги.

— Ну, и что теперь? — спросила Феано.

— Пьё-ё-ёт! — прорыдала Нефрет. — Прямо как тогда, когда господин его научил в столбик считать. Выпьет вина, потом хохочет как ненормальный, и без конца какую-то считалочку повторяет.

— Какую еще считалочку? — удивилась Феано.

— Чтобы нам не ошибиться, нужно правильно прочесть. 3, 14, 15, 92 и 6! — плакала египтянка. — Глупость какая-то!

— Ну, не плачь, — снова погладила ее Феано. — Пропьется и успокоится. Они, мужики, все слабаки. Чуть что, за кувшин хватаются.

— Мне повитуха велела цветами любоваться, — доверчиво обняла ее Нефрет, хлюпая тонким носиком, — и гулять по вечерам. Чтобы ребеночек здоровый был и красивый. А про то, чтобы дурацкие цифры слушать, она мне ничего не говорила. Я ведь даже не понимаю, чего он расстроился из-за этой ерунды.

— А давай по городу прогуляемся, — потащила ее на улицу Феано. — А потом пойдем к Анат. В картишки поиграем.

— И пойдем, — утерла слезы Нефрет. — Служанка за ним присмотрит. Глаза бы мои не видели пьяницу этого! Он же глупее жареного сома. Как протрезвеет, разорится у меня на подарках.

Нефрет худенькая, словно птенчик, а потому, когда она села в носилки к Феано, нубийцы лишь покосились недобро и отвернулись. Тут ведь недалеко совсем, через пару домов. Впрочем, им не повезло. Госпожа захотела посмотреть, как строится новый порт, а туда идти больше десяти стадий. Могучие мужики вздохнули и подняли носилки. Не их сегодня день…

Дом Анхера стоит у подножия акрополя, откуда по мере строительства новых улиц простых людей выселяли. Никто не смел протестовать, да и вместо старых домов вельможи, писцы и купцы получали новые жилища, много больше и роскошнее. Одна беда: крепостной стены пока нет. И это заставляло людей уходить с горы не слишком охотно, подчиняясь воле государя. Все же безопасность куда важнее, чем просторная спальня. Тяжелые времена ведь. Впрочем, контуры новых городских укреплений уже размечали, и это настраивало богатеев Энгоми на оптимистичный лад. Да и воды у берегов Кипра становились безопаснее с каждым днем.

Улица Процессий, главная в городе, идет от ворот акрополя до строящегося храма Великой матери, от него — до будущего храма Бога-Кузнеца, которого все больше и больше называют Гефестом, а оттуда — к порту. Улица длиннейшая, прямая как копье, но уже сейчас государь не позволяет там селиться абы кому, разделив воинскую знать и купцов. Тех, кто давно ему служит, он поселил поближе. А тех, кто только что прибежал в Энгоми на звон серебра, селят дальше. А то и вовсе не позволяют строиться на улице Процессий, давая клочок земли в каком-нибудь боковом переулке. И никакие взятки тут помочь не могли. Половина домов и участков уже имели своих хозяев, а за честь жить поближе к царю бились богатейшие купцы с легионными трибунами и капитанами бирем.

Улицы Энгоми застилали каменными плитами. Сотни людей, приплывших на заработки со всех концов Великого моря, осели тут навсегда. Даже те, кто шел на разбой и случайно уцелел на этом нелегком пути. Они ведь разбоем не от хорошей жизни занялись, а потому, что жрать стало нечего. Доходило до того, что корабль каких-нибудь шарданов, остановленный в водах Морского бога, осматривался капитанами бирем прямо на месте. И если не находили в трюмах рабов и окровавленных тряпок, вождю выдавалась подорожная, с которой он плыл прямо сюда. Новички шли гребцами на флот, или в корабельную стражу, или в рыбаки, а их семьи селились совсем уже на отшибе, за новой стеной. В самом Энгоми будут жить только господа офицеры, купцы и лучшие мастеровые всех мастей.

— А ты слышала? — округлила глаза Феано. — Из Вавилона десяток семей привели с караваном.

— Нет! — покачала головой Нефрет, слезы на любопытной мордашке которой уже совершенно высохли. — А нам-то что с того?

— Среди них мастер, который благовония делать умеет, — заговорщицки шепнула Феано, хотя было это совершенно напрасно. Наедине она болтала с подругой на языке Земли Возлюбленной, который здесь понимали лишь некоторые купцы.

— Благовония! — захлопала в ладоши египтянка. — Вот здорово!

— Царица наша розовые лепестки велела собрать, — продолжила Феано. — Из них масла будут делать.

— А когда? — жадно спросила Нефрет.

— Я не знаю, — сожалеюще произнесла Феано. — Я этого мастера всего один раз и видела. Но как только благовония во дворце появятся, для тебя приберегут флакончик. Правда, я не знаю, когда это будет. Этого вавилонянина вчера увезли куда-то. И никто не говорит куда. Государь знает, но у него я точно спрашивать не стану.

— Хорошо бы, — мечтательно протянула Нефрет. — У матушки были такие кувшинчики, но нам с сестрой она не позволяла их брать.

— И вы ее слушались? — понимающе усмехнулась Феано.

— Нет, конечно, — прыснула Нефрет и показала на панораму порта, куда их, наконец, донесли. — Ой! Смотри! Это еще что такое?

— Верблюды это, — уверенно ответила Феано, которая никогда «корабли пустыни» не видела, но слышала, что их привезут сюда для того, чтобы таскать медь из рудников Троодоса.

— Страсть какая! — Нефрет жадно поедала глазами неведомых зверей.

Огромных горбатых животных выводили из недр пузатого гиппогога, и теперь они недоверчиво вертели головами, презрительно морща слюнявые морды. Им тут не нравилось, но невысокий, почти черный мужичок требовательно дернул за веревочную узду, и первый из верблюдов ступил на причал. Он опять завертел башкой и издал низкий утробный рев, распугавший столпившихся портовых зевак. Но, видно, рев этот означал что-то успокаивающее, понятное остальным, и вскоре стадо на два десятка голов вывели и построили в цепочку, одного за другим. Царский писец с медным кулоном таможенника на толстой шее пересчитал их и махнул куда-то в сторону, а какой-то ханааней с лицом проныры свистнул и поманил смуглого мужичка за собой. Судя по довольной роже, он неплохо заработал, пригнав их сюда. Стадо прошло на расстоянии вытянутой руки от носилок, обдав женщин облаком такой густой вони, что впечатлительная египтянка даже носик заткнула. Она вообще стала весьма чувствительна к запахам, да и настроение ее скакало бешеным зайцем, отчего Анхер только успевал покупать ей все новые платки и бусы.

А порт шумел вокруг них, врываясь в глаза и уши свистом, многоязыким гомоном и разными ароматами. Тут пахло не только верблюдами. Из харчевни, набитой купцами и матросами, неслись запахи жареной рыбы и шашлыка. Так с легкой руки самого царя стали называть мясо на вертелах, приготовленное на углях. Умопомрачительный аромат донесся до обеих женщин, выбив тягучую слюну. Им нельзя туда. В портовый кабак только шлюхи заходят. Для приличной женщины показаться там — позор великий.

— Вкусно! — тоскливо выдохнула Нефрет. — Вот бы…

— Давай слугу пошлем, — кивнула Феано и сунула две драхмы одному из нубийцев. Тот заулыбался белыми ровными зубами и помчал к кабаку. Таков был их давний молчаливый уговор. Госпоже шашлык, и им с парнями — по пол-лепешки, в которую трактирщик заворачивал всякие объедки: кусочки козьего сыра, рыбы, оливки и даже ошметки мяса, если сильно повезет. Любимая снедь рыбаков, которых жены провожают на промысел.