Гнев Несущего бурю (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 11

— Бари… наверное… — пробурчал что-то непонятное писец и сделал пометку в папирусе. Теперь-то он понял, почему именно этот человек возглавил поход. От Одиссеевой Итаки до Италии было куда ближе, чем до Микен.

— Странные все-таки в Италии дома, — хмыкнул Одиссей, разглядывая россыпь круглых хижин, которые венчали конические крыши из плотно уложенного тростника. Деревушка оседлала высокий холм с отвесными склонами, а у его подножия раскинулись поля и пастбища, где мальчишки стерегли стада коров и коз. Увидев чужаков, они засвистели и замахали руками, посылая сигнал тем, кто на холме. В деревне забегали, засуетились, и вскоре навстречу высыпало с полсотни крепких парней со щитами и копьями, умело перекрывшими путь наверх. Один из них выделялся богатым доспехом и шлемом. Остальные вооружены были куда проще: щиты, копья и длинные кинжалы.

— Дерьмово они тут живут, — снова хмыкнул Одиссей, сломал пару веток с куста и замахал. Его узнали, и наконечники копий озадаченно поднялись вверх.

Диомед встретил их хмуро и неприветливо. Как будто потускнел, полинял неутомимый боец, неистовствовавший под Троей. Лицо пробороздили первые морщины, а могучие плечи опустились, как у человека, на которого навалились непосильные заботы. Он изумленно посмотрел на Одиссея, сверкавшего золотом пояса, оружия и украшений, и еще более удивленно — на его свиту, в которой несколько человек оказались вида совершенно невоинского. Тем не менее, именно они тащили здоровенные ящики, что были, судя по лицам несущих их людей, тяжести неимоверной.

— Тебя чего это сюда занесло? — удивился беглый царь Аргоса, увидев старого товарища.

— Тебя искал, — ответил Одиссей. — Разговор есть.

— Ну заходи, раз пришел. Угощу, — не меняясь в лице, произнес Диомед. Так, как будто каждый день к нему приплывали гости из ахейских земель. Приплывали без дела, поболтать.

Одиссей оказался прав. Жили тут небогато. Все угощение — лепешки, козий сыр, рыба и кислое вино. Разносолов тут не водилось, а резать скотину ради такой встречи никто не собирался. После дворца Аргоса, роскошью лишь немногим уступавшего Микенам и Пилосу, хижина из высушенного на солнце кирпича и тростниковая крыша с дырой по центру, выглядели откровенно убого.

— Ну, говори, зачем искал, — произнес Диомед, когда положенные здравицы богам были сказаны, и первый кубок выпит. Одиссей отломил кусок ячменной лепешки, размочил ее в вине и отправил в рот. Прожевав, он ответил.

— Ванакс Эней шлет тебе свой привет, Диомед. И желает здравствовать.

— Вот как? — несказанно удивился тот. — И ему желаю того же. Что это вдруг от меня царю Сифноса понадобилось?

— Царю Кипра, — усмехнулся Одиссей, — Ахайи, Трои, Угарита и островов. По пальцам пересчитать, что еще не под ним. Родос да Эвбея из крупных. Остальные головы склонили уже.

— Царь Кипра? — оторопел Диомед. — Всего Кипра? Да быть того не может!

— Всего, — развеселился Одиссей. — Я сам серебра привез из того похода как ни из одного другого. По моему поясу не видишь разве? Все цари Крита там были, и даже Идоменей заявился. Под Трою с Агамемноном не пошел, сволочь этакая, а на Кипр пошел.

— А как Эней Ахайю по себя подмял? Куда другие цари смотрят? — оторопел Диомед. — Неужели они его власть признали? Эгисф-братоубийца? Сфенел, дружок мой бывший? Фрасимед из Пилоса? Неужто они все дарданцу покорились?

— Покорились, — пожал плечами Одиссей. — И я, брат, его старшинство признаю. Он Морского бога сын. В этом даже сомнений быть не может. Великие дела он делает.

— Ладно, — Диомед переваривал непривычные вести, поглядывая на ящики. — А от меня-то ему чего надо? Я ведь изгой теперь. Ни в Аргосе не прижился, ни в родной Этолии. Ни даже здесь. Я царю давнов помог отбить нападение мессапов. Он мне за это дочь обещал и землю…

— Дал? — спросил Одиссей.

— Обманул, лжец проклятый, клятвопреступник, — в сердцах ответил Диомед. — Со мной полусотня парней. Все, кто жив остался. Мы за этого гада бились, себя не жалея. А когда он увидел, сколько моих мужей полегло, решил не платить. Как последний пастух живу теперь. Не видишь, что ли?

— Кровь ему пустить за такое! — возмутился Одиссей.

— Я бы пустил, — скривился Диомед. — Сплю и вижу, как его на ленты распускаю. Да нечем воевать. Мне бы сотни три вооружить, я б его в клочья разорвал.

— Три мало, — усмехнулся Одиссей. — Вооружи пять.

— Ты посмеяться решил надо мной? — побагровевший Диомед начал было привставать, но Одиссей успокаивающе поднял перед собой ладони.

— Не гневайся, брат. Ванакс Эней тебе дар прислал! Открывай, писец, а то поздно будет. Я его хорошо знаю. Если разойдется, мы его всем кораблем успокаивать будем.

— Это что, мне? — Диомед, под которым подогнулись ноги, сел назад на грубый табурет. На его лице блуждала дурацкая улыбка. — Сколько здесь?

— Пятьсот добрых наконечников для копий, — ответил Одиссей. — Древки сам вырежешь. Тут леса полно вокруг.

— Что я должен за это сделать? — осипшим голосом спросил Диомед.

— Это дар, — ответил писец Корос, который вступил в разговор. — Разве дар дают за что-то, царь? Ванакс Эней предлагает тебе свою дружбу без каких-либо условий. Ты принимаешь ее?

— Принимаю! — выпалил Диомед. — Клянусь Атаной Промахос, покровительницей воинов, что царь Эней отныне мой друг и гостеприимец.

— Тогда царь Эней предлагает тебе свою поддержку и умелых людей, — продолжил Корос. — Ты построишь здесь города и будешь править Италией. Но вот это уже не будет даром.

— Согласен, — уверенно ответил Диомед. — Я расплачусь! Этим железом я вооружу пять сотен парней из сикулов и япигов, разорю давнов и принесу богу Диво голову их царя. Но всей Италии мне не взять…

— Ты получишь серебро, на которое наймешь воинов, — произнес Корос и развернул на столе папирус. — Вот Италия. Мы с вами находимся здесь! Ты заберешь вот эти земли, — и он провел черту, отсекающую юг полуострова.

— Однако! — крякнул Диомед. — Чтобы удержать столько, тысячи воинов нужны. Люди с севера прут без остановки.

— Вот ты их и остановишь, царь Диомед, — жестко ответил Корос. — Таково условие моего государя. Ни один корабль с воинами из Италии не должен больше выйти в сторону Крита, Кипра или Египта. И за это ты получишь любые товары, любое оружие и любых мастеров.

— А чем я буду за все это платить? — никак не мог понять Диомед.

— Зерном, брат, зерном, — захохотал Одиссей. — Ты даже не представляешь, какая соха лежит у меня в трюме. Она вспашет землю на целую ладонь вглубь. Ты просто захлебнешься в пшенице и ячмене.

— Я понял теперь, почему цари Ахайи ему покорились… — растерянно прошептал Диомед.

— Признаешь ли ты себя сыном ванакса Энея, царь? — торжественно спросил Корос. — Готов ли ты принести клятву?

— Готов! — поднял кубок Диомед. — Богиней Атаной клянусь и богом Диво, что царь Эней теперь мне отец, а я ему верный сын! Знали бы вы, как я устал жить в этой дыре. И как я хочу вырезать печень одному лжецу. Вот именно с этого я и начну…

Такого веселья Одиссей пропустить не мог. Столько плыть и ни с кем не зацепиться! Сердце требовало хорошей драки, какой-никакой добычи и бабы, разжигающей своими воплями мужскую охоту. При чем тут робкие попытки писца, который верещал что-то про поход и волю царя Энея. Одиссей отмахнулся от надоедливого толстяка и вытащил из своих пожитков отцовский меч. Слишком долго скучала без дела добрая бронза.

Три сотни безземельных парней из япигов наняли за дюжину дней. А за серебро пришли воевать уже совсем серьезные парни, знать которых носила шлемы и мечи. И все эти люди готовы были биться с кем угодно, если ожидалась хорошая добыча. А уж с давнами тем более. Через их земли шла торговля с востоком(2), а это соседи считали жуткой несправедливостью.

Племя давнов занимало север Апулии. Жило оно в дне пути на север от того места, что писец обозначил как Бари. Селения их располагались на холмах и были окружены невысокими стенами из камня или деревянных кольев. Дома вождей отличались от домов подданных лишь размером. Такая же круглая хижина(3), сложенная из кирпича, покрытая тростником. Впрочем, люди попроще селились в домиках, сплетенных из лозы и обмазанных глиной. Десяток деревень разорило войско Диомеда, пока подошло к городку, выполнявшему роль столицы народа давнов. Слова такого воины не знали, но царь-клятвопреступник сидел именно здесь.