Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Кинг Стивен - Страница 46

Через пятнадцать минут подошли остальные члены его группы. Фалькон устроил в кабинете летучку, показал коллегам полученные с видеопленки отпечатки и каждого загрузил рутинной работой на весь долгий тяжелый день. У Серрано он спросил о хлороформе и хирургических инструментах; из больниц пока не было ничего нового, там всё еще проверяли свои запасы, и Серрано продолжил обследование лабораторий. Баэну Фалькон послал в «Мудансас Триана» пообщаться с рабочими и, в частности, выяснить, что они делали в субботу утром во время похорон Хименеса. Все разошлись, а Фалькон долго беседовал по телефону с судебным следователем Кальдероном, после которого позвонил еще и комиссар Лобо. Вообще-то Фалькон ненавидел долгие пустые разговоры, но сегодня и Кальдерон, и Лобо первыми стали прощаться. После этого он рьяно занялся канцелярской работой, чего прежде никогда не делал в понедельник с утра, особенно во время расследования, но, довольно быстро закончив, удалился на встречу с Консуэло Хименес.

Они начали с просмотра присутствовавших на похоронах. Сеньора Хименес назвала их всех по именам и рассказала, какое отношение они имели к ее мужу. Неизвестных в толпе приглашенных не было. Затем они восстановили события последнего дня, а потом и последней недели жизни Рауля Хименеса. Встречи, обеды, приемы, совещания со строителями, со специалистами по садовому дизайну и по системам кондиционирования. Она передала ему список компаний, с которыми они имели дело в последние шесть лет: одни процветали, другие прогорели, третьи не выдержали конкуренции. После сообщения Рамона Сальгадо плохо верилось в то, что единственными врагами Рауля Хименеса могли быть поставщики мяса, рыбы, зелени и цветов, которые потерпели убытки на обслуживании его ресторанов. Консуэло Хименес все чаще посматривала на свои дорогие наручные часы, и Фалькон решил, что пришло время выложить главный вопрос.

— А как насчет строительного комитета «Экспо — девяносто два»? — поинтересовался он. — Могу я ознакомиться с этими бумагами?

— С какими бумагами? — спросила она.

— С отчетной документацией вашего мужа.

— Она не здесь, — ответила донья Консуэло и вызвала секретаршу, — и не в квартире.

Услышав тот же вопрос, секретарша выдала хорошо отрепетированный ответ с таким видом, словно рассчитывала получить прибавку к жалованью. Сеньора Хименес стала торопить Фалькона, ссылаясь на то, что ее ждут дети. Фалькон, сидя в кресле, наблюдал, как она собрала свои вещи и встала у двери, барабаня ногтями по сумочке.

— Наша встреча была очень продуктивной, — сказал он вполне искренне, потому что ее хорошо обдуманный визит к нему прошлым вечером и ее выборочное содействие сегодня утром дали ему первый повод заподозрить, что ее решимоость под влиянием честолюбия могла перейти в жестокость.

Он приехал домой обедать. Энкарнасьон оставила ему большую кастрюлю астурианской похлебки — фасоль, chorizo,[65] morcilla.[66] Ему совсем не хотелось есть, но он надеялся, что жирная еда и два бокала вина нагонят на него сон. Фалькон прилег, мучимый сомнениями, правильно ли он ведет расследование. В животе — бульканье. В ногах — подергивание. Одним словом, фиксация еще большего возбуждения. Он молил о сне, но сон не приходил. Тогда он позвонил Рамону Сальгадо и, только не дождавшись ответа, вспомнил, что тот отбыл в Сан-Себастьян за сестрой, чтобы отвезти ее в Мадрид.

Когда он ехал на работу, ладони мерзко липли к рулю, в кишках бултыхалось непереваренное сало, а язык был шершавым, как замша. Его ум упорно отказывался сосредоточиться на одной мысли и додумать ее до конца. Отчаяние, как попавшее в блюдо прогорклое масло, отравило его всего. Он притормозил у тротуара на проспекте Республики Аргентины и позвонил своему врачу, но тот мог принять его только утром. Ему предстояло перетерпеть еще одну ночь, что его страшно испугало, хотя он понимал всю нелепость этого страха. Он вспомнил, каким он был пять дней назад, как прекрасно, уверенно он себя чувствовал. От неожиданно выступивших слез у него защипало глаза. Он прижался лбом к рулю. Что же все-таки происходит?

Фалькон вылез из машины, вытер глаза и встряхнулся. Потом зашел в ближайший бар и заказал то, чего никогда прежде не пил: бренди. То, чем успокаивают нервы во всех фильмах. Бармен стал перебирать названия — «Соберано», «Фундадор», бывшие для Фалькона пустым звуком. Он попросил любого и чашечку черного кофе, чтобы перебить запах.

Одним глотком проглоченное бренди разодрало его легкие на части, и ему потребовалась пара минут, чтобы перевести дыхание. Он дотронулся до чашечки с кофе и вздрогнул, напуганный мыслью, что рука, опиравшаяся на стальную стойку, вовсе не его. Он потряс ею, посгибал пальцы, дотронулся до лица. Бармен наблюдал за ним, вытирая шеренгу стаканов.

— Повторить? — спросил он. Фалькон кивнул, удивляясь самому себе. Янтарного цвета жидкость тонкой струйкой пролилась в стакан. Как он завидовал сейчас бармену, как ему хотелось такой же твердой рукой держать бутылку над краем стакана, не боясь расплескать ее содержимое! Он залпом выпил вторую порцию бренди, обжег рот горячим кофе, шлепнул купюру на прилавок и ушел.

Сидя в машине на стоянке у полицейского управления, он немного успокоился и привел в порядок свои мысли, сильно сжав руками голову. В его кабинете горел свет. Рамирес стоял спиной к окну и что-то читал или говорил, обращаясь к тому, кто сидел за письменным столом.

Поднимаясь по лестнице, Фалькон ловил на себе неодобрительные взгляды сотрудников. Он завернул в туалет и посмотрел на себя в зеркало. Там он увидел полыхающее лицо с покрасневшими глазами и всклокоченными волосами, похожими на волны в бушующем море. Воротничок его рубашки стоял торчком, а узел галстука не был подтянут. Его «скорлупа» дала трещину. Фалькон сполоснул лицо холодной водой, и вдруг у него схватило живот. Он заперся в кабинке. Пищевое отравление. Может, все, что с ним творится, — это пищевое отравление, подумал он в отчаянии. Обед Энкарнасьон вырвался наружу.

Дверь в туалет открылась. Он услышал голос Рамиреса:

— …насколько мне известно, он ее еще и трахает.

— Кто? Старший инспектор? — недоверчиво спросил Перес.

— Ему, наверное, одиноко после его развода. Потом наступила тишина. Видимо, они заметили, что в одной кабинке кто-то есть.

Через пару минут они удалились. Фалькон вышел, вымыл руки, привел в порядок одежду и причесался.

В его кабинете были те двое. На письменном столе лежал отчет из отдела судебной экспертизы.

— Есть что-нибудь новое? — спросил он, указывая на отчет.

— Ничего ценного для нас, — ответил Рамирес.

— Что сообщил Хоакин Лопес?

— Много интересного, особенно о жене, — сказал Рамирес, не скрывая своей антипатии к сеньоре Хименес. — Похоже, сеньор Лопес продвинулся в своих переговорах гораздо дальше, чем я думал. Закончились всяческие обсуждения и оговорили сумму. Юристы уже оформляли контракт.

— И тут он встретился с Консуэло Хименес… — вставил Фалькон.

— Точно… он встретился с женой, — продолжил Рамирес, — а она ничего не знала об этой сделке.

— Полагаю, Рауль Хименес считал, что ему решать, продавать предприятие или нет, — сказал Фалькон.

— Да, именно так он и считал, и так оно и было. Но оба — и он, и Хоакин Лопес — недооценили ее силу. Они договорились вместе позавтракать, чтобы Лопес познакомился с сеньорой Хименес. Лопес был поражен тем, как ведутся дела в ресторанах. Ну там декор и вся прочая ерунда, которой занималась жена.

— Надеюсь, он не предлагал ей работу.

— Он подумывал об этом. Собственно, завтрак был затеян для того, чтобы прощупать, понравится ли ей идея по-прежнему управлять ресторанами, или она готова заниматься этим лишь в качестве жены владельца.

— И все пошло прахом?

— Она его просто выгнала. Хоакин Лопес сказал, что все решилось еще до завтрака. Рауль Хименес выглядел как побитая собака. Сеньор Лопес даже не счел нужным ему потом перезванивать… он уже точно знал, что дело не выгорело.