Проклятый Лекарь. Том 4 (СИ) - Молотов Виктор - Страница 45

И предложил ему простой и понятный договор:

— Я не трогаю вас, а вы не лезете ко мне. Мы просто коллеги. Вы — заведующий на бумаге, я — лечу пациентов. Этого достаточно для мирного сосуществования. Вам понятны условия?

Уничтожить его прямо сейчас было бы слишком… грязно. Скандал, расследование, лишнее внимание со стороны Бестужева. Нет. Гораздо эффективнее превратить его из врага в нейтрализованный, запуганный актив.

Полезного из него уже не выйдет, но по крайней-мере, он не будет мешать.

Он выглядел как человек, которому только что объяснили, что змея, которую он пытался погладить, была ядовитой. На его лице был страх от осознания масштаба своей ошибки.

— Да… да, конечно. Я просто… я думал… — забормотал он.

— Вы думали, что я слабое звено, — продолжил я, разбирая его психологический портрет, как скучный анамнез. — Выскочка-бастард, которого можно легко сломать административным ресурсом. Человек без связей, без поддержки, которого можно раздавить и не понести за это никакой ответственности.

Я усмехнулся.

— Этот пациент должен был стать вашим козырем. Рычагом давления. «Сделай, как я говорю, Пирогов, или я расскажу всем, как ты опозорился, не справившись с простейшим случаем». Примитивная, но в теории рабочая схема шантажа. Только вот незадача — опозорились вы, а не я.

— Я больше не буду, — пробормотал Рудаков. Это прозвучало не как обещание, а как лепет напуганного ребёнка, пойманного на краже варенья.

— Вот и отлично, — я перешёл на свой обычный врачебный тон. Тон, которым я отдаю распоряжения ординаторам. — Идите, займитесь пациентом. Это теперь ваша прямая обязанность.

Я остановил его уже у двери и закончил:

— И кстати, когда будете собирать анамнез, выясните источник интоксикации. Он маляр? Гончар? Живёт в старом доме со свинцовыми трубами? Это важно для профилактики. И чтобы другие не пострадали. Не забудьте внести данные в историю болезни. Я проверю.

Он молча кивнул и почти бегом скрылся в палате.

Он подчинится. Не из уважения, а из страха.

Сегодня я приобрёл нового, абсолютно подконтрольного заведующего отделением. Иногда самый эффективный способ управления — это одна-единственная, но предельно наглядная демонстрация силы.

Дверь в палату Ливенталей я открыл без стука. Тишина, нарушаемая лишь мерным шелестом страниц и тихим, ровным дыханием.

Граф сидел в высоком вольтеровском кресле у кровати дочери. На его коленях лежал томик в кожаном переплёте — Мопассан, судя по обложке.

Аглая спала, укрытая лёгким одеялом, её волосы разметались по белоснежной подушке. Идиллическая картина, если не знать, какую бурю мы пережили всего несколько часов назад.

Динамика была положительной. Граф уже не выглядел как умирающий старик. Он — патриарх, глава рода, вернувшийся к своим обязанностям. Аглая… её лицо было спокойным. Никаких признаков внутреннего кошмара.

Это был хороший знак.

— Доктор! — он не просто вскочил. Он отбросил книгу, которая с глухим стуком упала на ковёр, и бросился ко мне. В его глазах, ещё недавно тусклых, горел огонь искренней, почти религиозной благодарности. — Вы… вы чародей! Вы вернули мне дочь! Я ваш вечный должник! Любое моё состояние, любое влияние — всё к вашим услугам!

Он полез во внутренний карман сюртука и достал телефон с таким трепетом, словно это был не инструмент для перевода, а орден высшей степени. Он спросил номер моей карты.

— Вот. Как и обещал — перевод на сто тысяч рублей. За спасение Аглаи. И это только начало!

Мне на телефон пришло уведомление от банка. Ровная, аккуратная сумма с пятью нулями. Неплохое вознаграждение за одну ночь работы.

— Я лишь выполнял свою работу, ваше сиятельство, — ответил я.

А окончательный счёт мы выставим, когда вы и ваша дочь будете полностью здоровы. И поверьте, он будет не только финансовым.

— Посмотрите сами, — граф отошел от кровати. — Она приходила в себя утром, была очень слаба, но узнала меня. Сейчас спит уже третий час.

Я подошёл к кровати. Мои движения были точными и отстранёнными.

Два пальца положил на сонную артерию. Пульс — шестьдесят восемь, ритмичный. Стетоскоп прислонил к груди. Тоны сердца ясные, шумов нет. Лёгочные поля чистые, дыхание везикулярное.

Проверка зрачкового рефлекса. Базовые показатели в норме.

Я активировал некротическое зрение.

Потоки Живы в её теле, ещё недавно напоминавшие высохшее русло реки, начали наполняться. Медленно, но уверенно. Как весенний ручей. Организм начал процесс самовосстановления. Моё вмешательство дало ему необходимый толчок. Ритуал прошёл чисто.

Физическое восстановление займёт три-четыре дня. Психологическое дольше. Но она справится. В ней есть стержень её отца. Главная задача сейчас — обеспечить ей полный покой и правильную терапию. И не подпускать к ней никого, кто мог бы нарушить хрупкое равновесие.

Вечная благодарность одного из самых влиятельных людей Империи. Полный контроль над ситуацией. Сегодняшний день определённо приносит свои дивиденды. Теперь нужно убедиться, что никто не помешает мне их получить.

— Лечение Аглаи, — я указал на капельницу, которую как раз меняла медсестра, — работает по плану. Продолжайте курс строго по схеме, которую я оставил Ярку. Никаких самовольных отмен или изменений дозировки. Сейчас её организму нужен покой и стабильность.

— А что с той… костяной кошкой? — осторожно спросил граф. — В нашем роду ещё такого не было.

Разумеется, Ярк рассказал ему абсолютно всё! Но на то и был мой расчет.

— В вашем роду много чего не было, граф. Но времена меняются. Считайте это… эксклюзивной системой безопасности, настроенной персонально на вашу дочь. Ни один наёмный убийца не ожидает встретить на своём пути одушевлённый скелет, который невозможно убить пулей. Это не проклятье. Это привилегия.

— Фамильяр из костей… — граф покачал головой, но в его взгляде я уже видел не страх, а задумчивость.

— Зато оригинально. И очень эффективно для защиты.

Я вышел из палаты, и волна чистой, концентрированной благодарности ударила в Сосуд. Не просто слова, а искреннее чувство могущественного человека, обязанного мне жизнью дочери. Ещё пять процентов.

Всего — двадцать пять. Комфортный оперативный резерв.

День потек по привычному руслу: обход, осмотры, методичный сбор урожая. Два процента с купца с подагрой за снятие болевого синдрома, три — с барышни с мигренью за точный диагноз.

Мелкие, но стабильные поступления — как налоги с подконтрольных территорий. К обеду Сосуд заполнился до тридцати процентов. Энергетическая стабильность достигнута. Можно работать спокойно, не думая о голоде.

Но затем система дала сбой.

Я нигде не мог найти Свиридова. Никто не мог дать конкретный ответ где он находится. Я даже к Сомову ходил, но тот как назло уехал на какую-то конференцию. Что ж… ему же хуже.

Надо узнать, кто под него копает, потому что крот в больнице мне не нужен.

В четыре часа дня, когда я как раз заканчивал осмотр купчихи с ожирением третьей степени, телефон завибрировал. Я достал аппарат.

Короткое сообщение:

«В „Славянском базаре“ погром. Встреча переносится. Пречистенка, 17. Жду в восемь. А. Б.»

Погром. Мягко сказано.

Скорее, поле битвы после столкновения двух небольших армий. Логично, что она не хочет ужинать среди обломков мебели и следов когтей на стенах.

Но новый адрес… Пречистенка, 17. Не помню чтобы там был ресторан.

Вечером я покинул клинику раньше обычного. Заходить в морг, чтобы подпитаться энергией смерти, не стал. Анна Бестужева — девушка с тонким обонянием. Запах формалина и тлена не лучший парфюм для встречи с ней.

— Я ем грунт? — встретил меня Костомар у двери. «Готовитесь к выходу, милорд?»

— На важную встречу. Дипломатическую, — ответил я.

— Я ем грунт! — он указал на мой лучший костюм, уже идеально выглаженный и висящий на резной вешалке. Рядом — начищенные до зеркального блеска туфли и свежий шёлковый галстук.