Жатва. Том 1 (СИ) - Мичурин Артем - Страница 22

— Так вы его всё-таки убили?

— А чего, жениться на нём что ли? Убил, конечно.

— Но сожалеете? — спросил Волдо почти с надеждой.

— А ты сожалеешь, когда грибы режешь?

— Грибы?

— Ну белые, опята, грузди. Не, знаю, что тут у вас в лесах водится. Я вот люблю грибочки, классные они. Но сожалею ли, пуская их под нож...? — оставил я загадочную недосказанность, позволяя Волдо самостоятельно закончить мою глубокую метафору, однако, обычно смышлёный малый продолжал молча смотреть на меня, явно не понимая посыла. — Ну?

— Что?

— Нет, не сожалею. Это была моя работа, я этим кормился. Какие нахер сожаления?

— Но Гриша... не гриб, — не унимался юный моралист. — Он говорил с вами, он был вам симпатичен, вы до сих пор помните, как звали его ручную крысу. Я понимаю, почему вы его убили, но как вы не сожалеете об этом... Нет, не в смысле того, чтобы вернуться в тот день и поступить иначе, но хотя бы какое-то... не знаю, чувство утраты, что ли. Нет?

— Я знал его меньше суток, пацан. Он был мне симпатичен — это правда. Но отнюдь не был дорог. А знаешь, кто был мне по-настоящему дорог, ради кого я готов был башкой рискнуть?

— Такой человек существовал?

— Ага. Именно этот человек и снёс мне ту самую башку.

— За что?

— Ну, возможно, у неё и была причина. Знаешь, эти женщины, запомнят какую-нибудь хуйню, о которой ты спустя пять минут забыл, и мусолят её пока планом мести не разродятся.

— Вас убила женщина, — не сдержал Волдо мерзкую ухмылку.

— Твоё ехидство неуместно. Она много кого убила, я сам её учил.

— И всё же. Должно быть, вы не слишком-то хорошо разбираетесь в людях, раз приняли смерть от самого близкого человека.

— Прямо как твой отчим, да? — решил я ответить на обидный укол взаимностью.

— Олаф вряд ли считал меня близким человеком, — проявил Волдо похвальную выдержку. — Думаю, уйди я, он заметил бы вначале отсутствие выпивки, потом — жратвы, и уж только после этого — своего ненаглядного пасынка.

— А мать?

— Что мать?

— С ней вы были близки?

— Да, были. Я задушил её подушкой, из сострадания, поддавшись на уговоры. Нет, я не сожалею о содеянном. Но всё равно чувствую вину. Об этом вы хотели спросить? Уверен, что об этом. Не надо. Не старайтесь доказать, что между нами много общего. Это неправда. Я с вами лишь потому, что вы меня вынудили. Вы подстроили всё так, чтобы у меня не осталось выбора. И, — развёл Волдо руками, — я это принимаю. Но не пытайтесь залезть мне в душу и что-то там изменить.

Ого. Такой тирады я не ожидал.

— Ладно, понял. Я, в общем-то, и не собирался...

— Хватит, — поднялся Волдо с табуретки, неодобрительно качая головой. — Пойду... Пойду Красавчика покормлю.

— А ну стой.

— Что ещё? — замер он возле двери, недовольный моим повелительным тоном.

— Ты не слышишь?

— Не слышу чего?

Это был топот, лошадиный. Башка раскалывалась от яда, и остальные чувства притупляла боль, но и их остатков мне хватило, чтобы различить ритмичные удары восьми копыт по земле.

— Всадники. Ствол сюда! Ай, блядь! Мечи мне, живо!

Топот быстро приближался.

Борясь с тремором и дикой мигренью, я выбрался из койки и прижался к стене у двери.

— Эй, — окликнул я замешкавшегося Волдо, — брысь от окна. Под стол лезь. Если что прилетит — опрокинь его набок.

— А что может прилететь? — осведомился тот, уже сидя в своём укрытии.

— Эфка, РГО, хуй знает, магическая бомба из радуги. Если не сдержу их — беги в лес.

— А если это тот человек, о котором говорил Сезар?

— Но их двое. Он говорил про двоих?

— Нет.

Топот остановился метрах в двадцати от хижины и сменился испуганным ржанием.

— Прочь! Прочь, тварь! — донеслось снаружи, и этот голос показался мне знакомым. — Пресвятая Амиранта!!! Нет!!!

К тому моменту, как я, трясясь и шатаясь, выскочил на улицу, Красавчик успел стащить одного из всадников с лошади и сейчас трепал его уже бездыханное тело. Это можно было понять по рукам и ногам, болтающимся как у гуттаперчевой куклы, когда зубастое исчадие трясло башкой с крепко-накрепко сжатыми челюстями.

Тьерри Живоглот отчаянно боролся с лошадью, норовящей скинуть с себя лишний и мешающий бегству груз.

— Красавчик, брось! Уйди! — заорал я, стараясь уберечь уцелевшего связного от перелома шейных позвонков.

Расстроенный прерванным развлечением питомец разжал челюсти и нехотя удалился в чащу, что благотворно сказалось на ментальном здоровье кобылы и физическом самочувствии её седока.

— Шогун тебя подери!!! — совладал, наконец, Живоглот с перепуганной лошадью. — Откуда взялась эта тварь?!

— Что? А, ты про зверушку? Не обращай внимания, он просто играет.

— Чего?!

— Мы не ждали двоих. Сезар обещал прислать человека, а не людей. Извини за неудобства. Ты заходи, не стесняйся.

— Ох, Рамон... — спрыгнул Живоглот на землю и подошёл к почившему товарищу.

— Не беспокойся об этом. Красавчик доест. Пойдём.

Глава 13

Тьерри вошёл в хижину и неловко опустился на табурет. Деловитое постукивание пальцами по столешнице превратилось в нервную дробь:

— Я... — начал он неуверенно. — Сезар велел...

Здоровенный мужик с исполосованной шрамами рожей сглотнул и вперился в ствол, как девственник на первом свидании.

— Что велел? — максимально мягко подтолкнул я нежное создание к продолжению диалога.

— Передать это, — достал Живоглот из-за пазухи кожаный кисет и бросил мне.

— О... — заглянул я внутрь. — Всё здесь?

— Как договаривались. Без комиссии, — Тьерри, приложив заметные усилия, перевёл взгляд на меня и спросил: — Ты колдун?

Прозвучало это так, будто многоуважаемый деловой партнёр заподозрил, что я пидор, а перед этим мы успели как следует полобызаться, типа по-мужски.

— А что, тебе стояк наколдовать или геморрой заговорить?

— То существо во дворе... Оно не из этого мира. Верно?

— Как и я сам. Да не ссы. Твоему приятелю просто не повезло. Обычно Красавчик не убивает так быстро и без приказа. Новая обстановка, все на нервах... Понимаешь? — достал я из кисета душу и поглотил. — О-о... Волдо, тащи пожрать. Кажется, я умею плести макраме.

— У нас провизии в обрез, — сунул верный оруженосец мне под нос горбушку чёрствого хлеба.

— Гранд мерси.

— Так что? — не унимался Живоглот, глядя, как я пожираю не первой свежести углеводы. — Весь Шафбург гудит, пересказывая байку о том, как в поместье Ройтеров колдун устроил кровавую баню. И про демона.

— Дьявол тебя подери, — отложил я недоеденное лакомство и хлебнул вина, чувствуя, как зарубцовывается рана в бедре. — Неужели это так важно? Колдун — не колдун... Мы взрослые самостоятельные личности, вольные определять собственную жизнь. Какая тебе разница, провожу я ночи в благопристойных молитвах, или взываю к властителям преисподней?

Живоглот насупился и, уняв нервный тремор, вкрадчиво проговорил:

— Похоже, ты не понимаешь, в какой среде оказался.

— И в какой же?

— В той, где любая магия — смертный приговор. Я думал, что ты блефовал, но сегодня увидел... это собственными глазами. И теперь уже не уверен.

— Плохо для организации, да?

— Плохо — не то слово. Если нас с тобой свяжут, Сезару конец.

— Погоди, дружище. Поправь, если ошибаюсь. Сезару не конец, если его свяжут с преднамеренным и заранее спланированным убийством маркиза, но конец, если свяжут с колдуном, исполнившим этот заказ?

— В Аттерлянде от всего можно откупиться, кроме магии.

— Жаль тебя разочаровывать, но магия тут не при делах. Я не колдун и Красавчик не демон. Хоть и легко сошёл за него. Ты ведь родился в Оше, да?

— Да. И что?

— Я заметил, что коренные жители Оша как-то слишком болезненно относятся к любым проявлениям и даже упоминаниям магии. А вот Сезар, к примеру, о ней не заикался. И, зная модную нынче сказочку про колдуна на балу, предпочёл не избавиться от источника всеобщей тревоги, а прагматично о нём позаботиться. Сдаётся мне, эта самая магия сильно переоценена.